оркестра, я его все равно не слышу". Скажи уж: денег жалко. Чего рассу-
соливать-то? Я же вас знаю, что ты, что Кланька твоя - два сапога пара.
Снегу зимой не выпросишь.
Рассказчик помолчал на это... Игранул скулами. Заговорил негромко, с
напором:
- Легко тебе живется, Иван. Развалилась баня, ты недолго думая пошел
к соседу мыться. Я бы сроду ни к кому не пошел, пока свою бы не почи-
нил... И ты же ходишь прославляешь людей по деревне: этот жадный, тот
жадный, Какой же я жадный: ты пришел ко мне в баню, я тебе ни слова не
говорю: иди мойся. И я же жадный! Привыкли люди на чужбинку жить...
Иван достал пачку "Памира". Закурил. Усмехнулся своим мыслям, покачал
головой:
- Вот видишь, из тебя и полезло, Баню пожалел...
- Не баню пожалел, а... свою надо починить. Что же вы, так и будете
по чужим баням ходить?
- Ты же знаешь, мне не на че пока тесу купить,
- Да у тебя сроду не на че! У тебя сроду денег нет. Как же у дру-
гих-то есть? Потому что берегут ее, копейку-то. А у тебя чуть завелось
лишка, ты их скорей торописся загнать куда-нибудь. Баян сыну купил!..
Хэх!
- А что тут плохого? Пускай играет.
- Видишь, ты хочешь перед людями выщелкнуться, а я, жадный, должен
для тебя баню топить, На баян он нашел денег, а на тес - нету.
- Мда-а,,. Тьфу! Не нужна мне твоя баня, гори она синим огнем! - Иван
поднялся.- Я только хочу тебе сказать, куркуль: вырастут твои дети, они
тебе спасибо не скажут, Я проживу в бедности, но своих детей выучу, вы-
веду в люди... Понял?
"Куркуль" не пошевелился, только кивнул головой, как бы давая знать,
что он понял, принял, так сказать, к сведению.
- Петька твой начал уж потихоньку выходить в люди. Сперва пока в ого-
роды.
- Как это?
- Морковка у меня в огороде хорошая - ему глянется...
- Врешь ведь? - не поверил Иван.
- А спроси у него. Еще спроси: как ему та хворостина? Глянется, нет?
И скажи: в другой раз не хворостину, а бич конский возьму...- Сидящий
снизу нехорошо, зло глянул на стоящего,- А то вы, я смотрю, добрые-то за
чужой счет в основном. А чужая кобыла, знаешь, лягается. Так и передай
своему баянисту,
Иван, изумленный силой взгляда, каким одарил его хозяин бани и огоро-
да, некоторое время молчал.
- Да-а,- сказал он,- такой правда за две морковки изувечит.
- Свою надо иметь. Мои на баяне не усеют, зато в чужой огород не по-
лезут.
- А ты сам в детстве не лазил?
- Нет. Меня отец на баяне не учил, а за воровство руки выламывал.
- Ну и зверье же!
- Зверье не зверье, а парнишке скажи: бич возьму. Так уделаю, что ле-
жать будет. Жалуйтесь потом...
- Тьфу! - Иван повернулся и пошел домой. Изрядно отшагал уже, обер-
нулся и сказал громко: - Вот тебе-то я ее не буду копать! И помянуть не
приду...
Хозяин бани и огорода смотрел на соседа спокойными презрительными
глазами. Видно, думал, как покрепче сказать: Сказал:
- Придешь. Там же выпить дадут... как же ты не придешь. Только позва-
ли бы - придешь.
- Нет, не приду! - серьезно, с угрозой сказал Иван.
- А чего ты решил, что я помираю? Я еще тебя переживу. Переживу, Ва-
ня, не горюй.
- Куркуль.
- Иди музыку слушай. Вальс "Почему деньги не ведутся".- Хозяин бани и
огорода засмеялся. Бросил окурок, поднялся и пошел к себе в ограду.
Василий Шукшин. Космос, нервная система и шмат сала
Старик Наум Евстигнеич хворал с похмелья. Лежал на печке, стонал. Раз
в месяц - с пенсии - Евстигнеич аккуратно напивался и после этого три
дня лежал в лежку. Матерился в бога.
- Как черти копытьями толкут, в господа мать. Кончаюсь...
За столом, обложенным учебниками, сидел восьмиклассник Юрка, кварти-
рант Евстигнеича, учил уроки.
- Кончаюсь, Юрка, в крестителя, в бога душу мать!..
- Не надо было напиваться.
- Молодой ишо рассуждать про это.
Пауза. Юрка поскрипывает пером.
Старику охота поговорить - все малость полегче.
- А чо же мне делать, если не напиться? Должен я хоть раз в месяц от-
метиться...
- Зачем?
- Што я не человек, што ли?
- Хм... Рассуждения, как при крепостном праве.- Юрка откинулся на
спинку венского стула, насмешливо посмотрел на хозяина.- Это тогда счи-
талось, что человек должен обязательно пить.
- А ты откуда знаешь про крепостное время-то? - Старик смотрит сверху
страдальчески и с любопытством. Юрка иногда удивляет его своими познани-
ями, и он хоть и не сдается, но слушать парнишку любит,- Откуда ты зна-
ешь-то? Тебе всего-то от горшка два вершка.
- Проходили,
- Учителя, што ли, рассказывали?
- Но.
- А они откуда знают? Там у вас ни одного старика нету.
- В книгах.
- В книгах... А они случайно не знают, отчего человек с похмелья хво-
рает?
- Травление организма: сивушное масло.
- Где масло? В водке?
- Но.
Евстигнеичу хоть тошно, но он невольно усмехается:
- Доучились.
- Хочешь, я тебе формулу покажу? Сейчас я тебе наглядно докажу...-
Юрка взял было учебник химии, но старик застонал, обхватил руками голо-
ву.
- О-о... опять накатило! Все, конец...
- Ну, похмелись тогда, чего так мучиться-то?
Старик никак не реагирует на это предложение. Он бы похмелился, но
жалко денег, Он вообще скряга отменный. Живет справно, пенсия неплохая,
сыновья и дочь помогают из города. В погребе у него чего только нет -
сало еще прошлогоднее, соленые огурцы, капуста, арбузы, грузди... Кадки,
кадушки, туески, бочонки - целый склад, В кладовке полтора куля доброй
муки, окорок висит пуда на полтора. В огороде - яма картошки, тоже еще
прошлогодней, он скармливает ее боровам, уткам и курицам. Когда он не
хворает, он встает до света и весь день, до темноты, возится по хо-
зяйству. Часто спускается в погреб, сядет на приступку и подолгу задум-
чиво сидит. "Черти драные. Тут ли счас не жить" - думает он и вылезает
на свет белый. Это он о сыновьях и дочери. Он ненавидит их за то, что
они уехали в город.
У Юрки другое положение. Живет он в соседней деревне, где нет десяти-
летки. Отца нет. А у матери кроме него еще трое. Отец утонул на лесосп-
лаве. Те трое ребятишек моложе Юрки. Мать бьется из последних сил, хо-
чет, чтоб Юрка окончил десятилетку. Юрка тоже хочет окончить десятилет-
ку. Больше того, он мечтает потом поступить в институт. В медицинский.
Старик вроде не замечает Юркиной бедности, берет с него пять рублей в
месяц. А варят - старик себе отдельно, Юрка себе. Иногда, к концу меся-
ца, у Юрки кончаются продукты. Старик долго косится на Юрку, когда тот
всухомятку ест хлеб. Потом спрашивает:
- Все вышло?
- Ага.
- Я дам... апосля привезешь.
- Давай.
Старик отвешивает на безмене килограмм-два пшена, и Юрка варит себе
кашу. По утрам беседуют у печки.
- Все же охота доучиться?
- Охота. Хирургом буду.
- Сколько ишо?
- Восемь. Потому что в медицинском - шесть, а не пять, как в ос-
тальных.
- Ноги вытянешь, пока дойдешь до хирурга-то. Откуда она, мать, де-
нег-то возьмет сэстоль?
- На стипендию. Учатся ребята... У нас из деревни двое так учатся.
Старик молчит, глядя на огонь. Видно, вспомнил своих детей.
- Чо эт вас так шибко в город-то тянет?
- Учиться... "Что тянет". А хирургом можно потом и в деревне рабо-
тать. Мне даже больше глянется в деревне.
- Што, они много шибко получают, што ль?
- Кто? Хирурги?
- Но.
- Наоборот, им мало плотят. Меньше всех. Сейчас прибавили, правда, но
все равно...
- Дак на кой же шут тогда жилы из себя тянуть столько лет? Иди на шо-
фера выучись да работай. Они вон по скольку зашибают! Да ишо приворовы-
вают: где лесишко кому подкинет, где сена привезет совхозного - деньги.
И матери бы помог. У ей вить ишо трое на руках.
Юрка молчит некоторое время. Упоминание о матери и младших братьях
больно отзывается в сердце. Конечно, трудно матери... Накипает раздраже-
ние против старика.
- Проживем,- резко говорит он.- Никому до этого не касается,
- Знамо дело,- соглашается старик.- Сбили вас с толку этим ученьем -
вот и мотаетесь по белому свету, как...- Он не подберет подходящего сло-
ва - как кто.- Жили раньше без всякого ученья - ничего, бог миловал: без
хлебушка не сидели.
- У вас только одно на уме: раньше!
- А то... ирапланов понаделали-дерьма-то.
- А тебе больше глянется на телеге?
- А чем плохо на телеге? Я если поехал, так знаю: худо-бедно - доеду.
А ты навернесся с этого свово ираплана - костей не соберут.
И так подолгу они беседуют каждое утро, пока Юрка не уйдет в школу.
Старику необходимо выговориться - он потом целый день молчит; Юрка же,
хоть и раздражает его занудливое ворчание старика, испытывает удовлетво-
рение оттого, что вступается за Новое - за аэропланы, учение, город,
книги, кино...
Странно, но старик в бога тоже не верит.
- Делать нечего - и начинают заполошничать, кликуши,- говорит он про
верующих.- Робить надо, вот и благодать настанет.
Но работать - это значит только для себя, на своей пашне, на своем
огороде. Как раньше. В колхозе он давно не работает, хотя старики в его
годы еще колупаются помаленьку - кто на пасеке, кто объездным на полях,
кто в сторожах.
- У тебя какой-то кулацкий уклон, дед,- сказал однажды Юрка в серд-
цах. Старик долго молчал на это. Потом сказал непонятно:
- Ставай, пролятый заклеменный!.. - И высморкался смачно сперва из
одной ноздри, потом из другой. Вытер нос подолом рубахи и заключил: - Ты
ба, наверно, комиссаром у их был. Тогда молодые были комиссарами.
Юрке это польстило.
- Не пролятый, а - проклятьем,- поправил он.
- Насчет уклона-то... смотри не вякни где. А то придут, огород уре-
жут. У меня там сотки четыре лишка есть.
- Нужно мне.
Частенько возвращались к теме о боге,
- Чего у вас говорят про его?
- Про кого?
- Про бога-то,
- Да ничего не говорят - нету его.
- А почему тогда столько людей молятся?
- А почему ты то и дело поминаешь его? Ты же не веришь.
- Сравнил! Я - матерюсь.
- Все равно - в бога.
Старик в затруднении.
- Я, што ли, один так лаюсь? Раз его все споминают, стало быть, и мне
можно.
- Глупо. А в таком возрасте вообще стыдно.
- Отлегло малость, в креста мать,- говорит старик.- Прямо в голове
все помутнело.
Юрка не хочет больше разговаривать - надо выучить уроки.
- Про кого счас проходишь?
- Астрономию,- коротко и суховато отвечает Юрка, давая тем самым по-
нять, что разговаривать не намерен.
- Это про што?
- Космос. Куда наши космонавты летают.
- Гагарин-то?
- Не один Гагарин... Много уж.
- А чего они туда летают? Зачем?
- Привет! - воскликнул Юрка и опять откинулся на спинку стула.- Ну,
ты даешь. А что они, будут лучше на печке лежать?
- Што ты привязался с этой печкой? - обиделся старик.- Доживи до моих
годов, тогда вякай.
- Я же не в обиду тебе говорю. Но спрашивать: зачем люди в космос ле-
тают? - это я тебе скажу...
- Ну и растолкуй. Для чего же тебя учат? Штоб ты на стариков злился?
- Ну во-первых: освоение космоса-это... надо. Придет время, люди ся-
дут на Луну. А еще придет время - долетят до Венеры. А на Венере, может,
тоже люди живут. Разве не интересно доглядеть на них?..
- Они такие же, как мы?
- Этого я точно не знаю. Может, маленько пострашней, потому что там
атмосфера не такая - больше давит.
- Ишо драться кинутся,
- За что?
- Ну, скажут: зачем прилетели? - Старик заинтересован рассказом.Неп-
рошеный гость хуже татарина.
- Не кинутся. Они тоже обрадуются. Еще неизвестно, кто из нас умнее -
может, они. Тогда мы у них будем учиться. А потом, когда техника ра-
зовьется, дальше полетим...- Юрку самого захватила такая перспектива че-
ловечества. Он встал и начал ходить по избе.- Мы же еще не знаем,
сколько таких планет, похожих на Землю! А их, может, миллионы! И везде
