многих странах - в этой стране, в моей стране тоже - были лозунги, озна-
чавшие, что с каждым днем жизнь будет становиться лучше: в следующей пя-
тилетке, скажем, яблоки вырастут размером с дыни, а дыни - ну сам не
знаю, со что размером. Все это прекрасно, но я хочу сказать, что мы не
можем это доказать, и революции во многом зависят от веры в возможность
этого. Если вы верите в то, что история идет вниз, то вы не станете де-
лать революцию. В этом нет смысла. В ней может быть смысл достижения че-
го-то для вас лично, но в таком случае не устраивают революций. Вы може-
те стать банкиром, а можете стать грабителем банков. Это не революция, а
просто изменение в личной ситуации человека, то есть вы можете надеяться
изменить ход времени по крайней мере для себя лично. Революционеры - по
определению оптимисты. Они оптимисты в широком историческом масштабе, то
есть вы можете устроить революцию и даже можете знать, что вас могут
убить, но вы считаете, что в конце концов мир станет лучше. Это что ка-
сается революций. Это что касается мессианских устремлений, которые
действуют одинаково, и не только, скажем, в христианской стране, такой,
как Россия, которая всегда была и остается очень христианской страной,
но и ничуть не меньше в таком месте, как Китай, где мессианства никогда
не было, но Мао Цзе-Дун ввел это понятие. У него, казалось, не было
представления о том, что завтрашний день может или должен быть ярче, но
что он обязательно будет ярче, если человек будет работать, или бо-
роться, или совершенствовать себя. Написано много книг о морали, но в
них не содержится взгляда на то, что люди станут лучше. В действи-
тельности существует общий исторический взгляд на то, что в прошлом все
было намного лучше и, возможно, будет в будущем. Если у моего отца, ска-
жем, после всех расходов оставался один доллар в неделю, то существует
представление о том, что у меня останется полдоллара, а у моих детей не
будет и половины этого. Это конфуцианский взгляд, и он подразумевает,
что так происходит во всем мире, и поэтому необходимо экономить как мож-
но больше. Это не очень хорошее объяснение китайской морали, но в общем
это работает именно так. Мао Цзе-Дун испытал иностранное влияние. Он на-
чал революцию.
У революций есть определенные свойства, и одно из них, обладающее оп-
ределенной важностью во многих местах, - это взгляд на историю. Взгляд
на историю, как я уже сказал, - это очень общий взгляд. С другой сторо-
ны, революция - это движение в определенную сторону. Это движение заклю-
чается в том, что вы пытаетесь что-то сдвинуть с места силой, силой ус-
корить ход истории. Вы не работаете вместе с историей, а подталкиваете
ее, чтобы ее ход ускорился. Революция может потерпеть поражение, то есть
вы терпите неудачу, вам не удается победить существующий режим, сущест-
вующий порядок. Возьмем, например, попытку революции в этой стране в
1905 году. Она провалилась. Судя по всему, царь или его окружение были
еще достаточно сильны, поэтому революция провалилась. Были революции во
многих странах - на западе, на востоке, некоторые из них произошли сов-
сем недавно - но они провалились. Иногда революционеры были казнены,
иногда им позволили эмигрировать, писать книги мемуаров, а это еще хуже.
Я не знаю, кто был счастливее: Троцкий или Керенский. Никто не пытался
убить Керенского, но я не уверен, что это его радовало. Он попытался
сделать что-то, у него не получилось, и тогда ему было позволено посе-
литься, где он хотел, и писать книги. Итак, одна из возможностей - рево-
люция терпит поражение. Но есть и другая. Что происходит, если революция
побеждает? Если революция побеждает, то она умирает почти так же, как
умирает, когда ее убивают. Она умирает, потому что в определенном смысле
цель достигнута. А когда цель достигнута, уже нет смысла продолжать. По-
этому в определенном смысле попытка создания утопии приводит к тому, что
это или не получается, или, если утопия достигнута, революционеры уже не
нужны.
Итак, во многих смыслах революции умирают, достигнув своей цели, поч-
ти по определению. Или же, и это врожденное свойство революций, револю-
ция может сделать нечто другое, а именно: революция может продолжаться и
совершить другую революцию, чтобы продолжать существовать. В этом смысле
революция, будучи динамичным движением, предполагает изменение скорости.
Это не что-то, происходящее на определенной скорости, а изменение ско-
рости, и поэтому революцию необходимо постоянно поддерживать. Это озна-
чает, что нужна вторая революция. Об этом много думали, но если вы пос-
мотрите на историю этой страны, то в определенном смысле конфликт между
Троцким и, полагаю, в то время это был не только Сталин, но и Бухарин, и
другие, - этот конфликт заключался в том, надо ли распространять револю-
цию за пределы страны, продолжать ее или нет. В этом смысле Троцкий, бу-
дучи революционером, знал, что революция, если прекратить идти дальше и
делать новые революции, умрет. Троцкий был убит позднее в Мексике, но
когда было решено, что революция не будет продолжаться за пределами гра-
ниц России, это означало, что она уже мертва, потому что в ней уже не
было революционного компонента. Итак, если революция хочет продолжаться,
то ей необходимо завоевывать новые страны. Она завоевывает новые страны
не потому, что сама по себе является империалистической, а потому, что
революция хочет продолжаться как живой организм, она должна продол-
жаться, распространяться и расти. Дело в том, что, будучи динамичной си-
лой, она не может оставаться стабильной, и поэтому она склонна к расп-
ространению.
По-другому обстояло дело с тем, что, возможно, разрушило Китай, кото-
рый попытался создать Мао Цзе-Дун. Культурная революция казалась неверо-
ятным сумасшествием, то есть: ты получил страну с таким огромным коли-
чеством проблем (Китай - огромная страна с огромным количеством проб-
лем), так почему бы тебе не держаться за старую страну? Но дело в том,
что, будучи революционером, если вы хотите существовать, вам надо про-
должать революцию. Способ Троцкого - распространять революцию за пределы
страны; способ Мао Цзе-Дуна - распространять ее внутри страны, то есть
совершать революцию внутри революции. Теоретически, если бы эта револю-
ция была успешной, то она бы, возможно, привела к третьей революции, ре-
волюции против нее. Ведь если вы революционер, то вы постоянный револю-
ционер; это происходит не потому, что в революции содержится разруши-
тельная сила, а потому что революция динамична и, будучи динамичной, она
постоянно нуждается в продолжении. Если же она не продолжается, то она
мертва.
Видите ли, есть одна вещь: то, что называют успешной революцией. Мно-
го-много лет назад произошла революция в Мексике. Это была революция
против фашизма, против сильно коррумпированной системы, против правления
латифундистов, церкви, я бы сказал, прекрасная левая революция. Сегодня
же партия, совершившая эту революцию, является правящей партией, и она
уже правит, я думаю, лет 65. Она прекрасно называется: Институционно-ре-
волюционная партия. Это прекрасное название, ибо как партия может быть
одновременно институционной и революционной? Она либо институционная,
что является вещью в себе, либо революционная. Кстати, когда эта револю-
ционная партия стала институционной, то Мексика во многом стала такой,
какой была до революции: в нее вернулся капитализм, вернулась церковь,
коррупция никуда и не девалась, потому что ни одна революция не знает,
как убить коррупцию; итак, партия стала институционной, с той лишь раз-
ницей, что вместо одной группы людей к власти пришла несколько другая
группа.
Само понятие "революция" предполагает, что если попытаться остановить
революцию, то революции больше нет. Появляется другой правящий класс и,
возможно, другая система правления, другая форма существования, но это
конец революции, и революции больше нет. Это вызывает огромное разочаро-
вание среди тех, кто были настоящими революционерами, и они хотят про-
должать революцию. Конечно, я не буду, по крайней мере сейчас и здесь,
защищать Сталина. У меня нет причин делать это. Уже неоднократно расска-
зано о том, что сталинские репрессии были направлены против старых чле-
нов Коммунистической партии. Если произвести общий подсчет, то видно,
что в результате этих репрессий те, кто непосредственно участвовал в ре-
волюции 1917 года, в большинстве своем или умерли, или были убиты, или
были отправлены в Сибирь. Я знаю человека, который был в Сибири, и он
обвиняет Сталина во всем плохом, что произошло со времени его рождения
до наших дней, но, опять же, в определенном смысле это была историческая
необходимость. Если нужен был истэблишмент, то нужно было убить револю-
ционеров, потому что революционеры не могут оставаться спокойными. Дело
не в том, что они плохие или ненавидят того или иного правителя, но если
они революционеры, то есть люди, которые верят в то, что необходимо под-
талкивать события для улучшения мира, то это означает, что они продолжа-
ют их подталкивать. Если они перестают это делать после того, как им
объявили, что революция достигла своей высшей точки (а иногда действи-
тельно можно достичь очень высокой точки в чем угодно), - то революция
мертва.
Приведу другой пример. Сионизм в своей основе был революционным дви-
жением. Это была революция против ситуации, состояния и положения евреев
в изгнании. Сионизм стремился произвести основную перемену в судьбе ев-
реев. Его целью, которая была ясна с самого начала, было создание ев-
рейского государства. Сионизм по определению умер, когда было создано
государство. Каждому, кто наблюдает сложившуюся картину, видно, что сио-
низм - это лишь воспоминание, как институционно-революционная партия, и
не потому, что он потерпел поражение в том смысле, что не достиг своей
цели, но он потерпел поражение потому, что достиг своей цели. Кстати -
что очень странно, если говорить об израильской политике, - человек,
возглавлявший революцию тогда, когда она одерживала победы, то есть
Бен-Гурион, был глубоко разочарован ситуацией, сложившейся в сионистском
движении, и он стремился переопределить сионизм в более насильственной
форме, не в том смысле, чтобы убивать людей, но намного в более крайней
форме, потому что, опять же, он чувствовал то же самое: революционное
движение умерло, как только достигло своей цели.
Итак, если движение хочет продолжаться, то оно должно создавать
что-то новое. Оно должно создавать более высокую цель, другую цель, если
оно хочет продолжаться. Таким образом, в определенном смысле и революция
и революционеры мертвы, - как в случае победы, так и в случае поражения.
Они не могут оставаться в живых ни в каком случае.
Это одна часть вопроса. Есть и другая часть, которая также связана с
революциями. Она не настолько глубока, чтобы служить частью определения
революции, но, судя по всему, является частью истории революций. Я бы
сказал так: каждая революция имеет довольно хорошее представление о том,
что неправильно в настоящем или в прошлом. Каждая революция начинается с
уродливой картины существующего положения. Это ясно. Нельзя стать рево-
люционером, если вы довольны сегодняшним положением. Если все нормально,
то зачем вы начинаете революцию? Таким образом, революция - это то, что
начинают, если сегодняшнее положение плохое. Итак, у вас есть представ-
ление о том, насколько плох сегодняшний день, есть прекрасные описания
будущего и огромная вера. Вы даже вырабатываете какую-то стратегию и
тактику того, как изменить сегодняшнее положение. Некоторые из планов
очень хорошо разработаны. Не только Мао Цзе-Дун, - разные люди в разных
местах писали книги о том, как сделать хорошую революцию. Это происходи-
