потому что он говорил правильно, а с матерью мы говорили "на равных". Бабушка,
которая нас воспитывала, вообще не знала русского языка.
- Бабушка с чьей стороны?
А.Ш. С маминой. Бабушка по линии отца знала немецкий, они с дедом говорили
по-немецки. Но это был гораздо более правильный, интеллигентный немецкий язык,
хотя они и не были немцами. Они ведь - из-под Риги,
_____________
* Интервью, данное Альфреду Аппелю// Вопросы литературы.-1988. -No 10. -С. 163.
Беседы с Альфредом Шнитке 13
из Либавы. Прибалтийские евреи из ремесленных кругов, они стали интеллигентами
по образу жизни. Говорили на немецком, а не на еврейском. Ведь идиш - это язык
не всех евреев. В частности, прибалтийские евреи были больше "направлены" в
немецкую сторону.
- А как они оказались в Поволжье?
А.Ш. В начале века, не знаю, по каким причинам, родители отца выехали из Либавы
в Германию, жили в Берлине и во Франкфурте-на-Майне. А после революции, в 1926
году, приехали в Москву.
- Зачем?
А.Ш. Так как Либава и Рига стали к тому времени частями самостоятельного
государства, они вернулись в ту Россию, которая была им тогда доступна
(по-моему, все это время, включая первую мировую войну, они оставались
гражданами России). Дедушка был коммунист. Тогда это был как бы внутренне
"обязательный" коммунизм по убеждению: мой отец тоже очень рано вступил в
партию. Это ведь была совсем другая жизнь и другое понимание коммунизма. Они
были атеистами, хотя все в детстве были крещены или обрезаны - то есть формально
приобщены к какой-то вере. Но практически ни мои родители, ни их родители ни во
что не верили. И это -история, которая, в общем, уже закончилась. Потому что
неверящее человечество - закончилось.
Мои немецкие предки по материнской линии выехали из Германии двести лет назад.
Они были крестьянами, как и большинство немцев, приехавших в Россию во времена
Екатерины II. Другое дело - те немцы, которые жили в Немецкой слободе до Петра I
или беспрерывно приезжали при Петре и жили в Петербурге и Москве. Мои-то предки
жили в деревнях.
- В деревнях на Волге?
А.Ш. В разных местах. Были какие-то деревни в Крыму, на Украине, в Поволжье,
около Оренбурга, на Кавказе. У тех, кто жил в Поволжье, была какая-то постоянная
связь с Германией; они посылали туда детей учиться на священников, врачей или
учителей. Учителя, священники и врачи, научившись в Германии, возвращались
обратно. Но во всем остальном они были от Германии оторваны. Они говорили на
странном немецком языке -это был тот немецкий, который они когда-то привезли с
собой, с добавлением слов и понятий, возникших позднее, в том числе и русских.
- Когда познакомились твои родители? И не было ли для них болезненным, что они
поженились, будучи евреем и немкой?
А.Ш. В 1932 году, в Энгельсе. Отец приехал туда в 1930 году. Вообще, ты говоришь
как человек, родившийся в послевоенное время. Дело в том, что для родившегося в
довоенное время национальный вопрос как бы не существовал. В книгах и фильмах,
возникших в то время, ты с легкостью встречал каких-нибудь Авербахов,
действующих совершенно равноправно с Ивановыми. Все это казалось как бы навсегда
решенным. Но это
Беседы с Альфредом Шнитке 14
"навсегда" было только до 1941 года. Потом все воскресло.
- И никого из твоих родственников не коснулись репрессии?
А.Ш. Родственников по материнской линии практически почти не коснулись (за
исключением тети Паулины, у которой посадили мужа), они были не из
интеллигентских кругов. А отца - в какой-то степени - да. Отец не был арестован,
не сидел, не преследовался. Но - как многие, которые приехали в Энгельс (в
частности, и те, кто приехал с Запада, спасаясь от фашистов), он подозревался.
Был на грани ареста. Было время, когда отец и мать остались без работы.
- Какого года рождения был твой отец? Он был переводчиком?
А.Ш. Отец был четырнадцатого года рождения. А мать десятого. У отца никакого
образования не было. В возрасте шестнадцати лет он уехал из Москвы в Энгельс, не
окончив десятого класса школы. Он решил поехать в республику немцев Поволжья,
работать в немецкой газете. Когда началась война, он хотел идти на фронт. Его
дважды возвращали. Вроде забирали в армию, а потом присылали обратно, как бы не
доверяя. И он работал политруком в каком-то ремесленном училище, пока все-таки
не добился, Беседы с Альфредом Шнитке 16
чтобы его взяли в армию и отправили на фронт. Это было в 1943 году.
Уже после войны он закончил десятый класс экстерном, некоторое время учился в
Институте иностранных языков, но диплома так и не получил. Сразу же после войны,
в Вене, он работал журналистом. Потом в Москве - переводчиком, в немецкой
редакции журнала Новое время. Писал также статьи - политического характера,
путевые заметки. Кое-что опубликовано и в ГДР. Но в основном он все-таки был
переводчиком. Он умер в 1975 году.
- У матери тоже не было какой-то определенной специальности?
А.Ш. Нет, она училась в Энгельсе в педагогическом институте на историческом
факультете, но не смогла закончить, потому что в какой-то момент у нее
обнаружилось нервное истощение, и пришлось учебу прервать. Это было перед
войной. А потом уже не стало ни этого института, ни исторического факультета.
Больше она не училась. Она преподавала немецкий язык в школах во время и после
войны. Работала в газете Neues Leben, которая выходила на немецком языке в
Москве, в отделе писем. Только наше поколение - я, моя сестра и брат - учились
нормально. Бабушка,
Беседы с Альфредом Шнитке 17
которая всю жизнь работала в издательстве иностранной литературы (теперь
Прогресс) и редактировала все учебники немецкого языка, которые здесь выходили,
в течение лет тридцати,-она тоже не имела никакого законченного образования. Дед
лет под пятьдесят где-то закончил экстерном технический вуз, он был инженером
(это дед по линии отца). Так что это немножко в крови...
- Твой брат - Виктор Шнитке - известен как переводчик и писатель, поэт. Я читал
его стихи и рассказы, опубликованные здесь. Он -профессиональный переводчик? Я
помню, что книга лекций и писем Веберна, изданная в СССР под редакцией Михаила
Друскина и Альфреда Шнитке, была переведена Виктором Шнитке. Наконец, не так
давно появились твои Три стихотворения Виктора Шнитке. Помнится, ты говорил о
том, что мечтаешь, чтобы эти миниатюры спел Петер Шрайер или, во всяком случае,
немецкий певец, врожденно чувствующий язык...
Беседы с Альфредом Шнитке 18
А.Ш. Да, кроме немецкого, брат прекрасно знает английский язык, работает
переводчиком-журналистом.
- А сестра?
А.Ш. Сестра моложе брата. Она закончила Институт иностранных языков, много лет
работала в школе, преподавала немецкий язык. Потом - в той же газете, что и
мама.
В 1941 году нас должны были выселить из Энгельса, как выселяли всех немцев,
потому что отец родился в Германии. Но он сумел доказать, что он еврей, хотя и
родился в Германии. Нас оставили - в том числе мать и бабушку, которые были
немки. Мы остались в Энгельсе, а все немцы выехали. Вообще, выезд немцев - это
была страшная история.
- Куда их выселяли?
А.Ш. Всех выселили примерно за 4-5 дней в августе 1941 года. Как обычно, это
была очередная сталинская хитрость. Вроде бы никто немцев не выселял, все было
нормально и хорошо. И даже какие-то демонстративные шаги были в защиту этих
немцев.
Моя мать работала в Энгельсе корректором немецкой газеты. Газету она видела
последней. Как-то вечером она подписала номер к печати,
Беседы с Альфредом Шнитке 20
поздно вернулась домой (выпуск газеты - дело позднее) и легла спать. А утром к
ней пришла бабушка и сказала: "Вот, я тебе всегда говорила!" Оказалось, что в
газете - Указ о высылке немцев. "Как, - сказала мама, -не может быть, я же
подписала газету". И тут же вспомнила, что редактор еще оставалась в редакции.
Значит, в этот последний момент, уже после окончания корректуры, туда вставили
Указ. Таким образом, она узнала, что уволена - это был последний номер газеты.
Немцев высылали за Урал. Большая часть моих родственников была выслана в Сибирь
и живет там до сих пор.
- И кто же там живет?
А.Ш. Двое дядей и две тети. Одна тетя живет в Аягузе, это в Казахстане. Другая -
в Сибири*. Дяди живут в Оренбургской и Кемеровской областях.
- Кто они по профессии?
А.Ш. Они все живут в селах. Один из них, тот, который в Оренбурге, был школьный
учитель, сейчас на пенсии, а другой - закончил сельскохозяйственный институт,
был агрономом. Тетя в Аягузе была учительницей немецкого языка, а другая тетя не
имеет высшего образования, она проработала в совхозе сорок лет.
- Все они учились уже на выселках?
А.Ш. Нет, они успели получить образование до того.
- Ты все время подчеркиваешь, что ты - еврей.
А.Ш. Нет, я не подчеркиваю. Это для меня очень сложный и больной вопрос, который
меня всю жизнь мучил.
Я начал чувствовать себя евреем с начала войны. Вернее, как только началась
война, я себя сразу почувствовал одновременно и евреем, и немцем. Антисемитизм
возродился у нас с началом войны. Я не помню, чтобы меня раньше обзывали евреем
на улице. Впервые это случилось осенью 1941 года. Странная, иррациональная вещь!
Реальность поместила меня, не имеющего ни капли русской крови, но говорящего и
мыслящего по-русски, жить здесь. Половина моей крови по-настоящему и не проросла
во мне. Я не знаю еврейского языка. И я, испытав в связи с моей физиономией и
рядом других признаков все неудобства, связанные с этим, никаких преимуществ не
ощутил.
Причины антисемитизма в России разнообразны. Тут есть древние причины - ну,
чужой, да еще еврей, да еще распявший Христа, да еще устроивший революцию...
Ведь революцию-то "провернул" Троцкий! Именно он был здесь с самого начала
революции.
Один мой коллега, с которым я вместе учился, обосновывая свой антисемитизм
(как-то у меня был с ним многочасовой разговор на эту тему), ссылался на
протоколы сионских мудрецов, о которых я, честно говоря, и до сих пор имею самое
смутное представление. Во всяком
________________
* Тетя Лиза умерла в 1969 году. (Примечание А. Шнитке.)
Беседы с Альфредом Шнитке 22
случае, это что-то такое, на что все антисемиты ссылались и ссылаются, их
главный козырь. Я читал, что это - фальшивка, появившаяся где-то на рубеже
прошлого и нашего века. Такая черносотенная фальшивка, которая тут же и была
изобличена как фальшивка. И тем не менее этим до сих пор козыряют как
доказанным. Протокол сионских мудрецов якобы изобличает евреев в заговоре против
человечества.
Война - как бы вопреки прямой логике - разбудила всего, что народ подсознательно
из себя изгонял, в частности, антисемитизм. А для меня война определила ощущение
двойной неугодности: я был неугоден как еврей, и я же был неугоден как немец.
Причем я не ощутил больших неудобств оттого, что я имел немецкую фамилию и мог
считаться немцем,-чем оттого, что я был евреем. Война шла с немцами, но
почему-то не приводила к дикой антинемецкости! Вот это - иррационально!
Я стал ощущать двойную чужеродность - как полунемец и как полуеврей. Внешне это
выражалось в том, что я - жид, каждый мальчишка на улице видел, что я - жид. Но
я бывал и немцем в этих уличных ситуациях. Когда война закончилась, я в общем-то
немцем вроде бы перестал быть, но евреем продолжал оставаться. И это не прошло,
а сильно развилось, несмотря на отсутствие официального антисемитизма.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, это было в 1950 году, надо было получать
паспорт. Я сам должен был решать, кем мне назваться. И тогда, помню, мама была
обижена, что я назвался не немцем, а евреем. Но я не мог поступить иначе.
Назваться немцем, чтобы "отмыться" от своего еврейства, я считал позором. И с
тех пор я числюсь евреем - по отцу.
Странная вещь, но я испытываю чувство половинного контакта и половинного
неконтакта с евреями. Потому что я многое понимаю, но многого не принимаю. В
частности, среди того, чего я не принимаю в евреях, - легкость в контактах,
легкость одного, второго, третьего, четвертого поворота, восприятия. Легкость
восприятия новой идеи, мгновенное понимание всякой новой мысли, внимание ко
