2 kleine Streichorchesler, KontrabaBund Dingenl(1977)
14 Oktober 1989, Konzerthaus, GroRer Saal Lena Hoel. Sopran Gerd Carlsson,
Sopran Boel Adier, All Slefan Dahlberg. Tenof Paul Esswood, Counlertenor Lucia
Negro. Klaviei Sinfonietta Stockholm Akademischef Kammerchor Uppsala L!g. Okko
Kamu
Requiem fur Soli, gem Chor und Instrumentalensemble (19751 Sinfonie Nr. 4 fur
Soli. gem. Chor und Kammerorchesler (1984)
Программа фестиваля Шнитке в Стокгольме (1989 г.)
ключений к тому, что всегда существовало, существует и будет продолжать
существовать независимо от нашего существования. И это - очень большая надежда и
для искусства, и для человечества.
- Это то, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не ты сам пишешь музыку, но
что твоей рукой как бы кто-то водит?
А.Ш. Конечно, эта сила, вне нас находящаяся, подключена ко всем нам и в разное
время по-разному проявляется. Мы все время с ней, не осознавая этого, связаны.
Все же попытки определить задачу, стоящую перед художником по отношению к жизни
и людям (должно ли быть понимание того, что он делает, или это не так важно,
влияет ли наличие или отсутствие понимания),- все попытки определить это - они
не окончательны. Окончательного ответа не может быть. Мы знаем художников (я
говорю о художниках не только рисующих), не ставших известными, но тем не менее
состоявшихся. И мы знаем людей состоявшихся, имевших успех и тем не менее не
потерявших себя. Возьмем Гете - он имел и богатство, и успех, и известность. И
тем не менее это его не испортило. Но бывает, когда зависимость от успеха
ежесекундно губит художника. Примеры есть всему. Можно лишь наметить круг, но
нельзя найти ответа на все времена. И хорошо, что этот ответ не найден. Славу
Богу, потому что таким образом сохраняется искусство.
Когда говорят о таланте, чаще всего имеют в виду талант, так сказать, в исходном
виде (то есть физиологическую одаренность человека). Но нужен еще и талант
управления своим талантом (интеллектуальная одаренность). Обычно предполагают,
что это-то и есть техника - умение управлять своим талантом. Но умение управлять
и талант управлять - разные вещи. Вряд ли техника подскажет человеку: что писать
и к а к писать. Техника лишь поможет осуществить принятое решение - но само
решение прежде всего определяется талантом (не контролируемой человеком
способностью бессознательно делать правильный выбор). Об этом таланте управления
своим талантом писал Т. Манн в романе Избранник. В книге утверждается мысль о
том, что победу приносит не только количество сил, но и степень их
концентрированности. Герой романа в начале своего рыцарского пути побеждал более
сильных соперников именно благодаря способности вкладывать в каждый свой удар
всю свою силу.
"...Гневный бог ручья был вдвое сильней и больше его, но в поединке ему не
удавалось быть таким собранным в каждое мгновение..."
"Он выжимал из своей хрупкости больше, чем другие из своей мощи -именно тем
способом, каким он в мыслях побеждал бога ручья, точнее говоря: потому что он,
иначе чем остальные, умел в поединке в каждое мгновение собрать все свое "Я" и
боролся не только изо всех своих сил, но из иных тоже..."
Вероятно, так же обстоит дело и с музыкальным талантом - и здесь дело решается
не только способностью слышать фальшивую ноту четвертого пульта альтов в громком
тутти или
Беседы с Альфредом Шнитке 112
восстанавливать давно услышанные симфонии по слуховой памяти, а прежде всего
готовностью к крайнему напряжению, приводящему к умножению сил, к "превышению
самого себя". Конечно, самого себя не обгонишь, природные способности ставят
непреодолимую преграду. Но как много значит догнать самого себя! В каждом
человеке таятся огромные силы, но многие умирают, так и не узнав этого. Лишь
немногим дано трудом и талантом самовоспитания стать достойными себя.
Конечно, что Моцарт гениален, было ясно с первого взгляда. Но подозревал ли
кто-нибудь о великом даровании молодого Вагнера - неизвестно. Молодому
Чайковскому никто не мог гарантировать его будущности, а Стравинского (по
воспоминаниям М. Ф. Гнесина) Римский-Корсаков подозревал в том, что у него
плохой слух. По-видимому, талант зреет по своим законам, которых никто не знает.
Поэтому так поразителен бывает его восход (как будто внезапный) - создается
иллюзия полного преображения человека, такого, казалось бы, знакомого и
изученного.
1969 г. Из статьи Эдисон Денисов
Беседы с Альфредом Шнитке 113
Я думаю, что исключать что-либо, в том числе и компромисс, для художника было бы
неправильным. И вместе с тем нет ничего губительнее, чем компромисс. Жизнь
ставит перед художником сложную задачу и дает ему только шанс, но не рецепт
верного решения. Поэтому я не позволил бы себе примкнуть к строгим блюстителям
правды, которые исключают самую возможность компромисса. И вместе с тем я не с
теми, кто каждодневно работает на этот очень актуальный, но никогда не точный
компромисс. Между этими двумя крайними сферами и находится правда. Она
вибрирует, она никогда не прикована кристаллически к чему-то.
Все те вопросы, которые жизнь перед художником ставит, всегда содержат в себе
шанс и для правды, и для лжи. Распространение лжи исключает возможность
ежесекундного возникновения правды. Но вдруг появляются люди - как это
происходит сейчас, - которые вопреки ошибочному формулированию правды уцелели.
Почему-то количественное распространение лжи их не погубило. Это как бы
исключительные фигуры. Но это подтверждает вечную способность правды уцелеть и
опять утвердиться. Окончательного решения никто, в том числе и художник, дать не
может. Но шанс найти правильный ответ в каждом конкретном случае - сохраняется
во всех ситуациях. Существует, конечно, способность лжи выглядеть как правда,
изображать правду. Но это очень быстро распознается. Что-то в самом произведении
искусства свидетельствует о правде или неправде, независимо от усилий лгущих.
Поэтому в конечном итоге эта правда всегда проявится. Другое дело: как долго ее
ждать.
- Мне приходилось слышать мнения, что внемузыкальный слой твоей музыки на Западе
не воспринимается. Символический подтекст не так понятен там, как здесь.
Некоторые считают, что твоя музыка вообще по-настоящему может восприниматься
только в России.
А.Ш. Трудно сказать... Мои редкие попытки рассказывать о "программах" сочинений,
например, Четвертой симфонии - действительно не приводили к цели. Но исполнение
Четвертой симфонии в Париже для меня было очень важным,- потому что в самом
инструментальном звучании было как раз то, что нужно, несмотря на то, что о
программе там говорилось очень немного. И дирижер - Лука Пфафф ("пфафф", кстати,
значит "поп") - был очень хорош.
- Когда ты говоришь о "вызове силам", ты имеешь в виду иррациональные силы? И ты
делаешь это сознательно?
А.Ш. Иррациональным - да. Но не знаю, сознательно ли. Чем больше ты будешь об
этом говорить, тем менее результативным будет итог. Я расскажу тебе о своем
соприкосновении с Ицзином*. Я начал листать его и находить ответы. Первый ответ
был очень неблагоприятным. Раздраженный этим, я задал сам себе вопрос второй
раз. Получил еще более небла-
_______________
* Ицзин (Книга перемен) - наиболее авторитетная книга канонической и философской
китайской литературы (1-я пол. I тыс. до н. э.), использовавшаяся в гадательной
практике. Состоит из 64 графических символов (гексаграмм) и их различных
толкований.
Беседы с Альфредом Шнитке 114
гоприятный ответ. И, находясь в отчаянии, я решил, как бы рискуя всем,
запрашивать до тех пор, пока не придет благоприятный ответ. Но этого мне не
удалось добиться. Потому что на каждый следующий вопрос приходил еще более
неблагоприятный ответ - хотя Ицзин содержит всевозможные ответы на разные
вопросы. Но мне приходили т о л ь к о отрицательные. И я понял, что я имею дело
со сферой, всякая попытка углубиться в которую влечет с собой умножение
опасностей на каждом шагу. При переходе к следующему шагу ты имеешь дело уже не
с десятью, а с сотней опасностей. И я остановился, удовлетворившись теми
неисчислимыми несчастьями, которые мне сулила эта книга, но избежав еще более
невыносимых несчастий, которые безусловно принесли бы следующие обращения к ней.
Это - магическая вещь.
Кстати,- это из совсем другой области. Я глубоко пожалел, что в прошлый раз я
тебе показал эскизы Пер Гюнта. Твои вопросы... -'второй или третий раз в жизни я
испытывал разочарование при попытке контакта с человеком, знающим меня много
лет,- на этой почве. Я это разочарование испытал, когда я показал какие-то
эскизы Лубоцкому в свое время; и я его испытывал много раз, показывая эскизы
Ирине. Я удостоверился в случае с тобой в прошлый раз, что повторяется та же
история. Есть какая-
Беседы с Альфредом Шнитке 115
то иррациональная сфера, которая приоткрыта для моего восприятия. Но она еще не
оформилась в тот материализованный вид нотных знаков, который передаст то, что я
вижу, чувствую и ощущаю,- тебе. Для того, чтобы это возникло, это должно
оформиться. Ты видишь две строчки, на которых карандашом написана хроматическая
гамма, и ты, конечно, не можешь представить себе этот огромный незримый
сопровождающий слой, о котором я ничего не могу сказать тебе, кроме того, что он
есть. А пытаясь обрисовать его, я попадаю в положение, когда у меня нет слов. Но
он - есть!
Я понял, что я сделал ошибку, показав тебе эскизы,- потому что два или три дня
мне пришлось это в себе изживать. И я тебе не буду больше показывать эскизов.
- А что же такое возникло, что надо было изживать? Некое упрощение?
А.Ш. Ну, понимаешь, твои вопросы по поводу хроматических гамм как бы низвели все
из этой области, где все это находится - вниз: ну, что там,-хроматические гаммы.
Оно внезапно обрушивается в сферу грубой - потому что видной - схематической
реальности. А оно еще не может жить в этой сфере - оно еще существует в другой.
Я тебе говорю об этом сейчас для того, чтобы избежать в будущем разговоров о
том, что я делаю.
Я никогда ничего не показываю Рождественскому - он получает готовую партитуру.
Сейчас я сижу за партитурой Концерта для фортепиано в четыре руки. И он звонил,
хотел получить наброски с моими разметками, сказал, что будет писать партитуру.
Но я отказался - я напишу ее сам. Иначе не может быть.
- Если уж заговорили об иррациональном - ты как-то обещал рассказать о школе
антропософов, в которой ты был.
А.Ш. С антропософами у меня контакты уже много лет. В Лейпциге, например,
Хельмут, который работает в издательстве Петерс,- антропософ. Через него я имел
контакты с ними. Был раза два в церкви, которую они арендуют, и на ежегодном
собрании, куда приезжают антропософы из разных стран, в том числе из Швейцарии,
из Дорнаха, где их центр. Меня привлекает к ним многое, а многое и отталкивает.
Привлекает то, что это -люди, лишенные политического оттенка. Я не знаю, каковы
масоны - не имел с ними контакта. Но они могут принадлежать к разным партиям и
при этом быть масонами. Нечто в этом роде есть и у антропософов: их занятия
различны, но они все антропософы.
Потом было общение с ними в Вене и потом, здесь в Москве, с Николаем
Коноваленко, участником труппы Штутгартские эвритмисты.
Хорошо то, что антропософы избегают всякой синтетики,- и одежда, и магазины
специальные. Это не носит характера духовного запрета. Так же, как запрет на
мясо тоже не был блажью евреев,- это была зараженная свинина, ее просто нельзя
было есть. Но все запреты облекались в Ветхом завете в форму религиозную, хотя
имели мотивировку реальную. И вот так же у Штейнера,- все имело реальную
мотивировку. В частности, магазины
Беседы с Альфредош Шнитке 116
штейнеровские во многих городах Германии - продуктовые магазины. Избегают всякой
синтетики (в удобрениях, например), в одежде. Все антропософы, которых я знаю,-
необычайно разнообразные, не однобокие по своей культуре. Ты можешь с ним
поговорить о хозяйстве, о музыке, о литературе - о чем хочешь. Ничего плохого я
