цветы, они сыпались со зловещим звуком с неба, сея повсюду семена
разрушения.
- Вставай, Хайме! Скорее!
Страх в голосе отца испугал мальчика сильнее, чем жуткий рев
бомбежки.
Цитаделью басков была Герника, и генерал Франко решил преподать им
урок: "Уничтожьте ее".
Наводивший ужас нацистский легион "Кондор" и с полдюжины итальянских
самолетов предприняли массированную атаку, они были беспощадны. Жители
города пытались бегством спастись от смертоносного дождя, обрушившегося на
них с небес, но от него не было спасения.
Хайме с матерью, отцом и двумя старшими сестрами бежали вместе со
всеми.
- В церковь, - крикнул отец Хайме. - Церковь они не будут бомбить.
Он был прав. Все знали, что церковь поддерживала каудильо и сквозь
пальцы смотрела на жестокость по отношению к его противникам.
С трудом пробиваясь сквозь толпу бегущих в панике людей, семья Миро
устремилась к церкви.
Мальчик судорожно вцепился в руку отца, стараясь не слышать жуткого
грохота вокруг. Он помнил то время, когда отец не боялся и не спасался
бегством.
- Папа, будет война? - спросил он как-то отца.
- Нет, Хайме. Все это газетная болтовня. Мы лишь просим у
правительства предоставить нам чуть больше независимости. Баски и
каталонцы имеют право на свой язык, свой флаг и свои праздники. Мы все
одна нация. И испанцы никогда не будут воевать с испанцами.
Хайме был слишком молод и не понимал, что на карту было поставлено
нечто большее, чем спор с басками и каталонцами. Это был глубокий
идеологический конфликт между республиканским правительством и
националистами правого крыла, и из искры разногласий быстро разгорелся
огромный пожар войны, вовлекший в нее с десяток иностранных государств.
Когда превосходившие силы Франко разгромили республиканцев и у власти
в Испании утвердились националисты, Франко сосредоточил свое внимание на
непокоренных басках: "Их надо наказать".
Продолжала литься кровь. Группа баскских лидеров сформировала ЕТА,
движение за свободное государство басков, и отцу Хайме было предложено
вступить в эту организацию.
- Нет. Я против этого. Мы должны получить то, что принадлежит нам по
праву, мирным путем. Войной мы ничего не добьемся.
Но ястребы войны оказались сильнее голубей мира, и ЕТА быстро
превратилась в грозную силу.
У Хайме были друзья, чьи отцы принимали участие в ЕТА, и они
рассказывали об их героических подвигах.
- Мой отец и его друзья взорвали штаб гражданской гвардии, -
рассказывал один из приятелей Хайме.
Или:
- Ты слышал об ограблении банка в Барселоне? Это мой отец. Теперь они
смогут купить оружие, чтобы драться с фашистами.
А отец Хайме говорил:
- Насилие бессмысленно, нужно идти путем переговоров.
- Наши взорвали в Мадриде один из их заводов. Почему твой отец не с
нами? Он что, трус?
- Не слушай своих приятелей, Хайме, - говорил ему отец. - То, что они
делают, - преступление.
- Франко приказал казнить без суда и следствия нескольких басков. Мы
начинаем всеобщую забастовку. Твой отец присоединится к нам?
- Папа?...
- Мы все испанцы, Хайме. Мы не должны допустить, чтобы нас
разъединяли.
И мальчик терзался сомнениями. "Неужели друзья правы? Мой отец трус?"
Хайме верил отцу.
И вот - Армагеддон. Мир рушился вокруг него. Улицы Герники были
заполнены толпами кричащих людей, пытавшихся спастись от падавших бомб.
Повсюду взрывались здания, монументы и тротуары, разлетаясь осколками
бетона и брызгами крови.
Хайме, его мать, отец и сестры добежали до большой церкви -
единственного уцелевшего здания на площади. С десяток людей барабанили в
дверь.
- Впустите нас! Во имя Христа, откройте!
- Что происходит? - крикнул отец Хайме.
- Священники заперлись в церкви. Они нас не пускают.
- Давайте выломаем дверь!
- Нет!
Хайме с удивлением посмотрел на отца.
- Мы не будет вламываться в Божий храм, - сказал отец. - Он защитит
нас, где бы мы ни были.
Когда они увидели появившийся из-за угла отряд фалангистов, открывший
по ним пулеметный огонь, было слишком поздно. Безоружные мужчины, женщины
и дети падали на площади, сраженные пулеметными очередями. Смертельно
раненый отец Хайме схватил сына и прижал его к земле, укрывая своим телом
от смертоносного града пуль.
После атаки землю окутала зловещая тишина. Как по волшебству стих
грохот орудий, топот бегущих ног и крики. Открыв глаза, Хайме еще долго
лежал, чувствуя на себе тяжесть тела отца, заботливо укрывшего его от
смерти. Отец, мать и его сестры были мертвы, как и сотни других людей. И
над их телами возвышались запертые двери церкви.
Той же ночью Хайме выбрался из города и, добравшись через два дня до
Бильбао, вступил в ЕТА.
Принимавший его офицер взглянул на него и сказал:
- Ты слишком молод, чтобы вступать в наши ряды, сынок. Тебе бы в
школу.
- Вы и будете моей школой, - тихо сказал Хайме. - Вы научите меня
драться, чтобы я мог отомстить за смерть своих близких.
Он никогда не сомневался в правильности своего выбора. Он сражался за
себя и за свою семью, его подвиги стали легендарными.
Хайме продумывал и совершал отчаянные налеты на заводы и банки,
казнил тиранов. Когда кто-то из его людей попадал в плен, он осуществлял
дерзкие вылазки, чтобы их спасти.
Услышав о том, что для подавления баскского движения формируется ГОЕ,
он с улыбкой сказал: "Хорошо. Значит, нас заметили".
Он никогда не задавался вопросом, ради чего идет на риск. Было ли это
связано с не раз услышанным в детстве: "Твой отец трус", или же он пытался
что-то доказать себе и другим. Он просто вновь и вновь подтверждал свою
храбрость и не боялся рисковать жизнью ради того, во что верил.
Теперь из-за того, что один из его людей проявил в разговоре
некоторую неосторожность, на Хайме свалилась эта монахиня. "Есть какая-то
ирония в том, что ее церковь теперь на нашей стороне. Но она опоздала,
разве что ей удастся устроить второе пришествие и воскресить моих мать,
отца, сестер", - с горечью думал он.
Они шли по ночному лесу, пестревшему вокруг бледными пятнами лунного
света. Они держались подальше от городов и крупных дорог, постоянно
настороже, готовые к малейшей опасности. Хайме не обращал на Миган
никакого внимания. Они шли вместе с Феликсом и делились воспоминаниями о
своих приключениях. Миган с интересом прислушивалась к их разговору. Ей
никогда не доводилось встречать таких людей, как Хайме Миро. В нем
чувствовалась твердая уверенность в своих силах.
"Если кто и поможет мне добраться до Мендавии, - думала Миган, - так
это он".
Временами Хайме было жалко эту сестру и он даже испытывал невольное
восхищение тем, как она держалась во время этого нелегкого путешествия. И
он думал о том, как приходится остальным с их подопечными от Господа.
У него, по крайней мере, есть Ампаро Хирон, и по ночам ему было с ней
очень хорошо.
"Она так же предана нашему делу, как и я, - думал Хайме. - И у нее
даже больше оснований ненавидеть правительство".
Все родные и близкие Ампаро погибли от рук националистов. Она была
крайне независима и очень темпераментна.
На рассвете они подошли к Саламанке, расположенной на берегах реки
Тормес.
- Здесь в университете учатся студенты со всей Испании, - объяснил
Миган Феликс. - Это, пожалуй, лучший университет в стране.
Хайме не слушал, он сосредоточенно обдумывал, что им делать дальше.
"Где бы я устроил засаду на месте преследователей?"
Он повернулся к Феликсу.
- Мы обойдем Саламанку. Сразу за городом есть parador. Там и
остановимся.
Это был маленький постоялый двор, находившийся в стороне от
туристских маршрутов. Каменные ступени вели в холл, где стоял деревянный
рыцарь в латах.
- Подождите здесь, - сказал Хайме женщинам, когда они подошли ко
входу.
Он кивнул Феликсу Карпио, и они скрылись за дверью.
- Куда они? - спросила Миган.
Ампаро Хирон одарила ее презрительным взглядом.
- Наверное, твоего Бога искать.
- Надеюсь, они найдут его, - в тон ей ответила Миган.
Через десять минут мужчины вернулись.
- Все чисто, - сказал Хайме Ампаро. - Вы с сестрой будете в одной
комнате, мы с Феликсом - в другой.
Он протянул ей ключ.
Ампаро недовольно возразила:
- Querido, я хочу остаться с тобой, а не...
- Делай, что я тебе говорю. Смотри за ней.
Ампаро повернулась к Миган.
- Bueno. Пойдем, сестра.
Миган последовала за Ампаро в гостиницу и поднялась вверх по
лестнице.
Они подошли к одной из дюжины комнат, расположенных в ряд вдоль
серого обшарпанного коридора. Ампаро открыла дверь, и женщины вошли.
Комната была тесной и убогой, с деревянным полом и оштукатуренными
стенами. Из мебели были только кровать, маленькая кушетка, разбитая
тумбочка да два стула.
- Как здесь здорово, - воскликнула Миган, обведя глазами комнату.
Приняв это за насмешку, Ампаро гневно повернулась.
- Кто ты, черт побери, такая, чтобы еще выказывать недовольство...
- Здесь так просторно, - продолжала Миган.
Посмотрев на нее, Ампаро рассмеялась. Конечно, эта комната покажется
просторной после тех келий, в которых жили сестры.
Ампаро начала раздеваться. Миган не могла удержаться, чтобы не
смотреть на нее. Она впервые видела Ампаро при дневном свете. Женщина была
красива земной красотой. У нее были рыжие волосы, белая кожа, полная грудь
и тонкая талия, ее бедра покачивались в такт ее движениям.
Поймав на себе ее взгляд, Ампаро сказала:
- Скажи-ка мне, сестра, почему люди уходят в монастырь?
На этот вопрос было просто ответить.
- Что может быть прекраснее, чем посвятить себя красоте Господней?
- А я-то по простоте душевной чего только не думала!
Ампаро подошла к кровати и села.
- Ты можешь лечь на кушетку. Судя по тому, что я слышала о
монастырях, Бог не хочет, чтобы вам было слишком удобно.
- Не беспокойтесь, - улыбнулась Миган. - Мое удобство - во мне.
В комнате в дальнем конце коридора Хайме Миро растянулся на кровати.
Феликс Карпио пытался устроиться на маленькой кушетке. Мужчины не
раздевались. Хайме положил пистолет под подушку. Пистолет Феликса лежал на
маленьком обшарпанном столике возле кушетки.
- Как по-твоему, зачем они это делают? - размышлял вслух Феликс.
- Что делают?
- Заточают себя на всю жизнь в монастырь, как в тюрьму.
Хайме Миро пожал плечами.
- Спроси нашу сестру. Как бы я, черт побери, хотел, чтобы мы шли без
нее. Не нравится мне все это.
- Хайме, Господь отблагодарит нас за это доброе дело.
- Ты действительно в это веришь? Не смеши меня.
Феликс не стал продолжать эту тему. Было бестактно говорить с Хайме о
католической церкви. Они оба молчали, каждый погрузившись в свои
собственные мысли.
"Господь передал сестер в наши руки. Мы должны благополучно довести
их до монастыря", - думал Феликс Карпио.
Хайме думал об Ампаро. Ему жутко хотелось ее. "Проклятая монахиня".
Он уже начал натягивать на себя простыню, как вдруг вспомнил, что ему надо
бы сделать еще кое-что.
Сидевший внизу в маленьком темном холле коридорный тихо ждал, когда
новые постояльцы наверняка улягутся спать. С колотящимся сердцем он поднял
трубку и набрал номер.
- Полицейское управление, - лениво ответил голос в трубке.
- Флориан, - зашептал своему племяннику коридорный. - У меня здесь
