Эвелин закричала. Он влепил ей пощечину, потом вторую, третью... Удары по
лицу оглушили ее, но все же она услышала звук разрываемой ткани. Потом
почувствовала, как сильные руки чуть приподняли ее, для того, чтобы содрать
платье. Воля Эвелин была парализована, ей казалось, что она смотрит на себя,
на все, что с нею сейчас происходит, откуда-то сверху... Она старалась
крикнуть еще раз, позвать на помощь, но теперь, открыв рот, не сумела издать
ни единого звука.
Руки Абулшера высвободили из порванного платья ее грудь, схватили обе груди,
потом отпустили. Во власти сильных пальцев оказался один из сосков, пальцы
перекатывали и дергали его. Вслед за пальцами к нежному бутону прикоснулись
его губы, они нетерпеливо искали кончик груди, а найдя, впились в него. Затем
розовый сосок ощутил прикосновение зубов.
Оторвавшись от Эвелин, тхалец поднялся и, широко раздвинув ей ноги, встал
между ними на колени и снова наклонился. Эвелин увидела его зеленые глаза
совсем близко, ей почудилось, что в них одна за другой вспыхивают искорки.
Она вновь попыталась закричать, теперь ей это удалось, но на рот тут же легла
смуглая ладонь. Пальцы сжали губы, но сейчас же силой открыли их, в рот ей
втолкнулся упругий и влажный язык. Язык мужчины жадно обшарил ее рот, потом
вдвинулся еще дальше, почти к самой глотке. Эвелин почувствовала, что
задыхается...
Она не видела, как его сильный, принявший полную длину, орган выпутался из
тесной одежды. Только ощущала, как он нетерпеливо и напряженно трется о
бархатистую кожу внутренней поверхности бедер. Тонкие пальцы, как щупальца,
пробежали по месту, где от треугольника золотистых волос начинается заветная
складка, вцепились в сжатые лепестки и разомкнули их... Секунду или две один
из пальцев кружил, скользя по едва влажной поверхности. И неожиданно палец
сменила торпеда концентрированной мужской силы, ринувшая вперед и вглубь
Эвелин. Ничто не смогло сдержать это движение, устремленное в средоточие
женского существа...
Эвелин содрогалась от мощных и жестоких ударов, которые наносил ей по самому
сокровенному месту вздувшийся, переполненный прилившей кровью и желанием
орган. Чтобы вытолкнуть из себя оружие пытки, девушка извивалась всем телом,
билась ногами о землю, напрягала живот. Но чем больше она сопротивлялась, тем
сильнее терлись ее соски о грудь тхальца, тем крепче к его ногам прижимались
ее бедра, тем более неукротимой становилась страсть самца. Движения его языка
во рту распростертой на земле Эвелин следовали в едином ритме с таранящими
ударами. Эвелин казалось, что с каждым толчком разрывающий ее член проникает
все глубже, а проникнув, делается все больше... Руки Абулшера лежали на
грудях Эвелин, без остановки массируя их, потом одна рука сдвинулась на
живот, нашла заросль в паху и ухватила несколько волосков. Теперь каждое
движение члена вглубь сопровождалось рывком его руки, выдергивавшей
золотистую прядь. Другая рука забралась под ягодицы, защемила их, подобно
клешне, чтобы толкать ее тело навстречу органу, расправлявшемуся с остатками
девственности... Но этого тхальцу было мало, каждый рывок он начал дополнять
укусами языка Эвелин, зажатого меж его зубов. Она почувствовала соленый вкус
крови... Движения Абулшера ускорились, он тяжело задышал... Вдруг тело его
напряглось в последний раз и мгновенно обмякло... В этот момент Эвелин
показалось, что прорвалась какая-то плотина, и в нее хлынул поток --
бесконечный, как Млечный путь на ночном небе, он впрыскивал в нее мириады
искрящихся звездочек...
ГЛАВА ВТОРАЯ
Было только семь утра, а солнце сияло высоко в небе. Но сад только начал
прогреваться его лучами, там все еще было напоено свежестью. И высокие
раскидистые деревья, и приземистые кусты, и раскрывшиеся после ночного сна
чашечки цветов словно торопились надышаться утренним воздухом, чтобы потом
погрузиться в полуденный тропический зной. Воздух был совершенно прозрачен,
на горизонте четко просматривались далекие вершины Гиндукуша, на их снеговых
шапках, как всегда по утрам, лежали розовые блики.
Эвелин выглянула в окно своей комнаты. Утренний сад показался ей богато
расшитым ковром из-за безукоризненной формы его цветников и гармоничного
сочетания красок. По ее телу пробежала дрожь -- все, что произошло вчера,
пронеслось в ее сознании... Голова закружилась, пришлось снова лечь.
В дверь постучали, вошел Фаиз, который сказал, что Абулшер ждет ее с
оседланными лошадьми. У Эвелин тревожно заныло сердце... Зачем он пришел?
Ведь она вовсе не просила готовить лошадей на сегодня. Вчера в лесу она долго
лежала на земле, всхлипывая время от времени. Абулшер ушел, но вскоре
вернулся с каким-то старым плащом. Он поднял девушку, накинул на плечи плащ,
подвел к лошади... А что было потом, как они ехали к дому, как она
встретилась с родителями, как сидела с ними за обедом -- все это не оставило
в памяти Эвелин почти никаких следов. Сейчас вспоминать не было сил... Ее
охватила такая слабость, что не хотелось открывать глаза.
Да, но он пришел. Надо что-то делать. Эвелин села на кровати, обхватив руками
колени. Ничего, пусть он подождет пока она соберется с силами. Эвелин встала
и прошлась по комнате. Волнение ее возрастало. Как ей встретить его? Что
сказать? И вообще как ей поступить? Нужно ли рассказать все родителям?
Эвелин снова села. И стала думать об этом загадочном человеке. Она вспоминала
таинственные зеленые глаза, длинные изящные пальцы, тонкую линию рта...
Постепенно зрело решение. Поколебавшись еще секунду, она встряхнула головой
-- как это делает, выходя из воды, собака, и зашагала к выходу. Навстречу
ему...
Она сразу увидела его, еще издали. Он сидел у калитки в заборе, сложенном из
красного кирпича. Поводья двух лошадей покоились в его ладонях. На нем была
военная форма, на голове -- традиционная чалма. Он быстро встал и почтительно
поздоровался.
-- Салам, мисс-сахиб. Хорошо ли вы спали?
Была ли в этом приветствии скрытая усмешка или ирония? Нет, пожалуй, нет.
Эвелин ответила лишь взглядом. Безмолвно она позволила Абулшеру помочь ей
взобраться на лошадь. И они тронулись в путь, как и прежде она поехала
впереди, он чуть поодаль.
Они долго ехали молча, оставляя слева и справа за собой поля желтой пшеницы и
еще зеленой кукурузы. Несколько раз навстречу им попадались крестьяне,
медленно двигавшиеся на телегах, запряженных буйволами. На их худые
изможденные лица набегала слабая улыбка. Попался им навстречу и взвод
солдат-сипаев, возвращавшихся с учений. Лошади время от времени поднимали
головы и презрительно фыркали при виде нищенских повозок. Когда же им
повстречался караван верблюдов, они замедлили шаг, чтобы уступить дорогу
величественным животным.
Эвелин подумала, что она благодарна Абулшеру за его молчание. Она отпустила
поводья, разрешив Вулкану идти, куда ему вздумается. На нее снисходил покой
отдохнувших за ночь деревьев, на душе стало легко и даже немного весело.
Погрузившись в размышления, Эвелин не заметила, что солнечный свет померк,
его заслоняли сейчас густые кроны деревьев. Без всякой команды лошади
свернули с дороги, словно им захотелось уединения. Эвелин собралась было
натянуть поводья, чтобы вернуться на оживленное шоссе, но передумала...
Они двигались по едва заметной тропе, постепенно поднимавшейся в гору.
Деревьев на пути было все меньше, зато появились красновато-коричневые скалы.
Там, где скалы подвергались разрушительному действию ветра, они превратились
в живописные руины. Среди них высились нерукотворные каменные изваяния, в
некоторых угадывались человеческие фигуры. Эвелин подумала, что ночью эти
фигуры выглядят как памятники на богатом кладбище.
Вскоре причудливые скалы исчезли, тропа затерялась в густой траве. Они
выехали в долину, со всех сторон окруженную цепью невысоких гор. Не было
никаких признаков того, что поблизости живут люди.
Внутренний голос шептал Эвелин, что надо ехать дальше, что нельзя
останавливаться. Но вдруг ее талию обвила сильная рука. Ей показалось, что
все ее тело пронизывают невидимые лучи, исходящие от приблизившегося к ней
человека. И тут она поняла, что пребывать в потоке этих лучей будет отныне
смыслом ее жизни...
Абулшер без труда подхватил девушку и пересадил на свою лошадь. Теперь
Эвелин сидела на передней луке его седла, лицом к лицу с тхальцем.
Проворные тонкие пальцы скользнули к пуговицам ее жакета. Она не
осмелилась противиться... Он расстегнул жакет, потом кофточку, чтобы
освободить девичью грудь...
Груди вырвались из скрывавшей их темницы подобно двум белым голубям,
выпущенным на волю из клетки. Абулшер наклонил голову к одной из них,
приподнял грудь рукой, как бы взвешивая ее, и взял мягкий бледно-розовый
сосок в рот. Его язык сделал несколько кругов, и кончик груди тотчас
отреагировал, начал твердеть, выдавая зарождавшееся желание... Эвелин закрыла
глаза и, откинувшись назад, подставила грудь под ласкающие прикосновения рук,
пальцы которых то не спеша водили по чуть голубевшим венам на упругих
склонах, то вращали набухшие почки сосков, принявших вид удлиненных пунцовых
ягод. От переполнявшего ее наслаждения Эвелин застонала. Где-то в районе
поясницы появилась дрожь, как будто натянулись и заколебались струны,
возбуждающие сплетения нервов... Чтобы заглушить опьяняющее возбуждение, надо
было попытаться соскочить с лошади, но единственное, что удалось ей сделать
-- пошевелить бедрами. В это время рука Абулшера потянулась к краю длинной
юбки и подняла его высоко над коленями. Взгляд тхальца остановился на розовом
шелке штанишек.
-- Зачем вы, европейские женщины, носите это здесь?
Странно, но прозвучавшие слова успокоили Эвелин, прогнали страх и
неуверенность. Больше того, теперь она испытывала нежность к этому
человеку. Она поцеловала его в щеку и положила голову на его плечо. Но
он оттолкнул ее и достал из ножен длинный нож. Одной рукой он оттянул
шелк трусов Эвелин на себя, а другая рука точно рассчитанным движением
отсекла и отбросила кусок ткани. Обнажился почти весь лобок --
выпуклый, пушистый, обильно покрытый золотистыми волосами. Однако он
вроде бы и не привлек внимания тхальца, который молниеносно извлек из
прорези в брюках вздыбленный половой член. Эвелин поразила его длина,
которая могла бы соперничать с длиной полицейской дубинки.
-- Возьми его в рот! -- негромко скомандовал Абулшер.
Эвелин застыла, она вновь испугалась, ее страшил вид колыхающегося перед
глазами, напряженного органа. Абулшер схватил ее за волосы на затылке и
сильно пригнул голову. От неожиданности Эвелин вскрикнула и раскрыла рот, и
тут же упругий мужской орган оказался у нее во рту. С удивлением она
обнаружила, что не ощущает ни брезгливости, ни неприязни. Напротив, она
готова была торжествовать, сознавая свою власть над мужской силой. Ведь
сейчас, если она захочет, то может своими зубами сделать ему очень больно. А
может даже перекусить его! Но нет, нет, она не будет делать ни то, ни другое.
Робко она провела языком по самой верхушке органа... Кончик языка нащупал
желобок с углублением. Орган дернулся, даже подпрыгнул. Значит, ему приятно!
Вал нового возбуждения обрушился на Эвелин, ее сводила с ума сама мысль о
том, что она может подчинить себе это, такое страшное на первый взгляд,
орудие. Исступленно она принялась сосать, покусывая, обхваченный губами
член, сдавливать его основание рукой, дергать растущие вокруг курчавые черные
волоски. Низко склонившись над стоявшим вертикально мужским членом, она
вцепилась в него своим ртом, как собака в лакомую кость...
А руки Абулшера, гладя Эвелин по спине, дошли до тяжелых полушарий ягодиц и
чуть раздвинули их. С силой, но вместе с тем мягко, округлая девичья попочка
была приподнята над седлом -- чтобы дать дорогу жадным пальцам, искавшим
потаенный вход. Она задрожала, почувствовав, как грубоватые подушечки пальцев
ласкают глубокий колодец, ведущий к самому центру ее существа, и как ее тело,
отвечая ласковым прикосновениям, излучает флюиды страсти...
