службу у меня и ищи ее, а если нет, то имей сострадание к ней и оставь ее в
покое.
Она на некоторое время замолчала, ее серые глаза обвели комнату с
порванными гобеленами и разбросанными богатыми украшениями. Со двора
все еще доносились крики и стоны, ее взгляд суетливо забегал. Она опять
взглянула на него.-- Я сделала то, что была вынуждена сделать,-- сказала она
отсутствующим мертвым голосом.-- Я привела сюда обитателей Бэрроу и
болотников Шиюна потому, что мне необходимо было достичь этой земли,
чтобы выжить. Больше меня с ними ничто не связывает. Я не хочу руководить
ими, я просто пришла вместе с ними и буду здесь только до тех пор, пока можно
будет двигаться дальше. Несмотря ни на что, всех их я оставлю у себя за
спиной.
Он слушал, и что-то внутри у него сжалось -- не от слов, но от тона,
которым они были произнесены. Она лгала. О всем своим сердцем надеялся, что
понял ее или наоборот не понял совсем. Подняться сейчас, выйти за дверь и
оставить ее, сделать что-нибудь, чтобы доказать, что он не принадлежит ей --
он не знал, смелость это или трусость.
-- Я останусь,-- сказал он.
Она посмотрела на него, ничего не говоря. В нем рос страх -- такой
странный и тревожный был у нее взгляд. У нее под глазами появились какие-то
тени. Он понял, что она не спала и не отдыхала все последние дни, не имея
товарища, охранявшего ее сон среди чужаков, не имея того, кто смог бы
заполнить пустоту и молчание, окружающее ее.
-- Я попрошу поискать ее,-- сказала она наконец.-- Может быть, ее
найдут, если ты сможешь дать достаточно ясные указания.
Он услышал надменность в ее голосе, зная, что за этим скрывается, весь
дрожа поклонился, до камней очага и опять сел.
-- Тебе сейчас просто необходимо поспать,-- сказала она.-- Хотя бы час,
а потом я тебя разбужу и отдохну сама.
Он осмотрелся вокруг, посмотрел в открытый проход в следующую
комнату, где слуги сновали туда-сюда, унося бывших владельцев. Где-то горел
свет, открывались и закрывались двери, шуршали одежды. Теплая постель --
долгожданная роскошь, о которой он и не мечтал.
"Это отличается,-- подумал он,-- от того, что этой ночью будут иметь
другие". Джиран, если она все еще жива, Китан, лишенный власти, Рох,
пробирающийся в темноте сквозь бурю и наводнение и видящий свой
собственный ночной ужас с Моргейн в виде главного действующего лица. Рох с
Абараисом имел шансы победить их.
Сейчас Моргейн смотрела на него с обычным выражением лица,
немного усталым, хорошо ему знакомым.
-- Лучше сначала отдохни ты,-- сказал он.-- А я посижу у огня и
присмотрю за слугами.
Она поблагодарила его взглядом из-под полуопущенных ресниц и
мотнула головой: -- Иди спать, я позволяю. Твоя совесть будет чиста.
Он едва не упал, встав на затекшие ноги, и прислонился к каминной
полке, смотря на нее извиняющимся взглядом. Ее глаза, встревоженные и
задумчивые, благословляли его. Вейни почтительно и благодарно склонил
голову. Ночные кошмары окружали его, ужас всего того, что происходило в
этой крепости. Останови это,-- хотелось взмолиться ему,-- прикажи им
прекратить этот ад, ты ведь можешь и не делаешь.
Однажды она вела за собой армию. Это было еще до его рождения.
Десять тысяч человек следовали за ней -- и пропали, канули в неизвестность,
кланы и королевства исчезли, династии погибли, а Эндар-Карш погрузился на
сотни лет в нищету и разруху.
По ее прихоти клан Яйла исчез до последнего человека, поглощенный
Вратами; та же судьба постигла многих других из Карша, исчезла часть кланов
Нхи и Маай. Жуткое подозрение закралось к нему в душу.
Он оглянулся на нее, на одинокую фигурку перед огнем, и открыл рот,
чтобы сказать ей о своих страхах и подозрениях и услышать в ответ, что они не
имеют под собой никакой почвы.
Но здесь были слуги, которые наверняка будут подслушивать и везде
повторять услышанное. Он не отважился заговорить, повернулся и вышел в
другую комнату.
Здесь была мягкость пухового матраца, уют гладких тканей, чистота во
всем.
"Скоро она поднимет меня,-- подумал он лишь на секунду. Не так
много осталось до утра". Он спал полностью одетым, в чистой одежде,
которую нашел в шкафу и которая принадлежала бывшему лорду, такому же
высокому, как и он, поскольку подходила по длине рукавов и ширине плеч.
Удобная и мягкая одежда ласкала тело, наконец-то можно отдохнуть, расчесав
волосы и побрившись в теплом месте, опрысканном заботливой служанкой или
убитой леди-кваджл какими-то снадобьями.
Он отвлекся от этих мыслей и приказал себе не вспоминать о том, где
находится и что происходит снаружи. Он был в безопасности. Моргейн
наблюдала за его сном, также как и он будет наблюдать за ее. Он отмел прочь
все мысли, полностью доверившись ситуации, и убедил себя в том, что никто не
имеет права украсть у него заслуженный отдых.
Время от времени негромкие его беспокоили звуки. На мгновение скрип
наружной двери встревожил его, пока он не услышал мягкий голос Моргейн,
спокойно говорящей с кем-то. Затем дверь опять закрылась, и он увидел мягкий
свет в ее комнате. Он знал, что скоро она позовет его на дежурство. Он опять
погрузил себя в несколько оставшихся минут, предназначенных для
драгоценного сна. Он услышал всплески воды в ванной комнате, освещенной
одной простой лампой и отблесками камина из соседней комнаты.
Благодарный за предоставленное ему время и удовлетворенный тем, что она
тоже будет иметь возможность отдохнуть, он с наслаждением опять закрыл
глаза.
Шорох одежды разбудил его, и пред ним явилась женщина-кваджл в
белом халате, бледная как призрак. Он не сразу узнал ее, и его сердце забилось
в панике, предчувствуя убийство и смерть. Это была Моргейн. Она откинула
покрывало с другой стороны огромной кровати, и он с некоторым стыдом
приготовился покинуть свое место.
-- Продолжай спать,-- шепнула она, успокаивая его,-- слуги снаружи
охраняют нас, и дверь заперта изнутри. Пока есть такая возможность, нет
нужды бодрствовать кому-то из нас.
В руке у нее был Подменыш, который всегда лежал рядом с ней во
время сна. Она положила его, эту страшную и опасную вещь, сверху на
покрывало и словно пропасть разделила их. Вейни лежал очень тихо, чувствуя,
как матрац подался под ним, когда она улеглась рядом и укрылась
покрывалом.
В то же время вместе с мягким шумом ее дыхания он почувствовал вес
Подменыша, лежащего между ними.
Он больше не хотел спать, сердце его учащенно стучало. Его тревожило
то, что он не сразу узнал ее. "Заиндевевшие волосы,-- так пелось о ней в
одной старой балладе,-- и иней этот весьма обжигает". Было мило с ее
стороны, что она не послала его к очагу, заботиться о таких мелочах было так
на нее не похоже. Возможно, она сама не могла бы спать спокойно, если бы
отослала его на холодные камни. Возможно, это было компенсацией за те
грубые слова, которые она сказала ему недавно.
Но все равно это было не похоже на их походные привалы, когда они
делили вместе один плащ и тепло костра -- два товарища, всегда готовые к
внезапному нападению из темноты.
Он прислушивался к ее дыханию, старался предчувствовать каждое
движение с ее стороны, пытаясь отвлечься от других мыслей на ее счет. Он
мысленно взмолился, волнуясь, правильно ли она поймет его, если он удалится
к очагу. Такая женщина, как она, может и не придать значения этому жесту.
"А может быть,-- думал он, чувствуя себя несчастным,-- она хочет,
чтобы он преодолел этот барьер, и специально испытывает его".
Моргейн спросила его тогда, почему он пошел за ней. Твое
милосердие, ответил он ей, гораздо более великодушно, чем у моих
родственников. Это замечание словно хлестнуло ее. Он и теперь не понял, что
ее так рассердило.
Он был человеком. А она? Он не был уверен в этом. Он боялся бога, а
она не была богобоязненной. Логика была не применима в рассуждениях
относительно нее. Все аргументы Роха разбивались, когда он находился рядом с
ней, и он точно знал, что привело его на эту сторону Врат, несмотря на то, что
до сих пор боялся смотреть в ее чуждые серые глаза и боялся лжи с ее стороны,
и этот страх превращался в какое-то другое чувство, и потому он боялся сам
себя и боялся ее, своей госпожи, убийцы десятков тысяч людей, ее, которая на
вид была кваджлом.
Он совершенно запутался, пытаясь размышлять так, и у него было
только одно средство -- знание того, что он житель Карша и нхи и что она
проклята в его земле. Половина из того, что люди говорили о ней, было ложью,
но то, что он видел собственными глазами, ужасало и не поддавалось никакой
логике.
Наконец он понял, что речь идет не о логике и не о добродетели,
которые мешают ему разобраться во всем, а о том, что если хоть однажды он
попытается преодолеть холод между ними, Моргейн перестанет доверять ему.
"Илин,-- сказала она однажды, довольно грубо,-- ты должен знать свое
место". "Илин,-- добавила она сегодня ночью,-- делай то, что я тебе
приказываю".
Гордость мучила его. Он не мог позволить такого отношения к себе. Он
начал соображать, какую ошибку допустил в их отношениях, если она
относится к нему как к человеку, а он пытается быть одновременно и
человеком, и слугой. В нем жил какой-то компаньон старше, чем он, очень
требовательный и злой, и это давило на его сознание.
Если она действительно хорошо относится к нему, но не хочет ставить в
неудобное положение, держа его на расстоянии, то ее желание приблизить его к
себе теперь свидетельствует о необычайной доброте и расположении к нему.
И все-таки он с тревогой думал, ради чьего спокойствия она положила
меч между ними -- ради своего или ради его?
Глава 12
Что-то упало, громко ударившись о пол.
Вейни проснулся, протянул руку и понял, что место рядом, где должна
была лежать Моргейн, пусто и холодно. Белый дневной свет разливался по
соседней комнате.
Спрыгнув с кровати и открыв дверь, он увидел Моргейн в привычном
черном одеянии, стоявшую возле открытой внешней двери. Книги были
разбросаны по полу, ящики выдвинуты, кругом был беспорядок. Слуги вносили
еду, над тарелками поднимался пар и аппетитный запах, золотые чашки
блестели на длинном столе.
А за внешней дверью, рядом с Моргейн, стояли совершенно другие
стражники, другой крови, более высокие и стройные, совершенно не похожие
на болотников. Она спокойно отдавала им приказания и получала отчеты.
Вейни взъерошил волосы, все тело его болело, а ноги были покрыты
ранами.
Он вернулся в спальню, нашел в шкафу свежую рубашку и пару узких
сапог, затем сел на кровать, пытаясь засунуть в них ноги, и стал
прислушиваться к голосам Моргейн и людей в соседней комнате. Он не
понимал, что там происходит. Расстояние было значительное, а произношение
ему незнакомо.
Ему казалось нетактичным явиться сейчас к ней и вмешаться в ее дела.
Он подождал до тех пор, пока Моргейн не распрощалась с ними и пока слуги
не удалились, закончив завтрак. Только тогда он поднялся и отважился
выглянуть в ее комнату.
-- Садись,-- предложила Моргейн, указывая на место за столом и с
задумчивым выражением пожала плечами.-- Вот уже полдень, а дождь льет не
прекращая, все кругом затопило и нет возможности выбраться.
Предполагается, что к вечеру ненастье утихнет. Так говорят шию.
Вейни подвинул предложенное ему кресло, но когда стал садиться,
заметил пятно на ковре и замер. Она взглянула на него, и он отодвинул кресло,
обошел вокруг стола и сел на противоположной стороне, не глядя вниз,
пытаясь забыть кошмары прошлой ночи.
Моргейн сидела молча. Он наложил себе еду в золотую тарелке после
нее и отпил горячий, незнакомый на вкус напиток, который согрел его больное
горло. Он ел, не проронив ни слова, находя ужасно неудобным делить стол с
Моргейн -- еще более неудобным, чем делить с ней постель. И ему казалось
ненормальным сидеть за столом в ее присутствии. Это было возможно в другой
