Помреж прокрутил события вчерашнего дня: получалось его искали, чтоб
оправдаться? Но то, что Фердуева пребывала не в себе, Васька видел
собственными глазами, что скрутило ее до выплеска желчи, тоже видел,
сам держал хозяйку на руках, платок извел любимый, с монограммой-вен-
зелем в уголке, подарок Лильки Нос, вытащила сучонка платок из кармана
иноземельного вздыхателя.
Лысый расценил молчание Помрежа, как недоверие, а может скрытую угро-
зу.
- Ваши могут подумать, что мы того. а мы ничего, поговорили и только.
Что, поговорить нельзя?
Помреж едва не расхохотался, еще вздумал отходить-скрываться по кори-
дорам, еще умолял щекастого дружка-пиворазливалу помочь - пара-то ры-
жий да лысый вполне серьезная - а разрешилось все пшиком, тьфу! Тут уж
Помреж овладел событиями полностью, решил поманежить лысого безответ-
ностью.
Девки с нарастающим разочарованием следили за мужиками, надежда на
драку таяла, обидно, не каждый день выпадает, к тому же настроились.
Лысый тронул Помрежа за вырез свитера, заботливо поправил ворот руба-
хи, тихо зашевелил розовыми валиками потрескавших посредине губ:
- Понял? Ничего такого., а то ваши сдуру полезут в бутылку. Нам это ни
к чему.
- А "Белград"? - нашелся Васька, пусть, гад, принесет извинения по
полной программе.
Лысый закатил зенки: чего они, сговорились? Фердуева про "Белград",
этот туда же. Лысый допускал, что не в курсе, что его не посвятили в
предночную баталию у ресторана. Лысого призвали исчерпать вчерашнее
недоразумение, потому что Мишка Шурф после разговора с Помрежем и дру-
гими двумя-тремя из Фердуевских соединений, отзвонил северным и пре-
достерег: по впечатлению Васьки Помрежа к Фердуевой вчера применили
физическое воздействие, непонятно, какое, да и зачем? Достаточно было
видеть, что творилось с хозяйкой у кирпичной стены.
Помреж наконец возликовал без оглядки: чего страхов напустил, чего из-
водил себя три часа кряду? Нервы в распыл! Не учуешь где и растерял,
накачал себя ужасами да видениями кровавых побоищ под завязку - тож
случалось, но редко - деньгами большинство проблем разрешалось, до
крови, хоть кто, старались не доводить. Из зала выбрался рыжий, приб-
лизился к дружку. Лысый рапортовал:
- Порядок. Сговорились. Так совпало, что мадам дурно стало, что ж те-
перь серьезным, деловым людям воду мутить да зубы друг дружке пересчи-
тывать?
Помреж потупился, наконец, немногословным учителем-придирой глянул на
костоломов.
- Значитца так. Касательно вчерашнего некоторая ясность возникла, хотя
еще обговорю детали с хозяйкой. А "Белград" на вас висит, козлы, как
сопля на краю урны.
Лысый и рыжий имели четкие инструкции - в столкновение не вступать,
стерпели и козлов и соплю, развернулись и зашагали в зал.
Девицы бросились к Помрежу, повисли с обеих сторон: мужик! Чего гово-
рить, один так отчесал двоих громил, будто продавщица гастрономии уни-
женно выпрашивающего еще один батон синезеленой колбаски.
Помреж вывел девок к машине, усадил, прикинув, на кой черт теперь-то
они сдались, но растревоженная душа, возбуждение, подогретое страхом,
не терпели одиночества: пусть, покуражусь для снятия напряга и вышвыр-
ну, а может еще чего учиню, народец подготовленный, верхне-нижнее об-
разование.
Ехал медленно, казалось в зеркальце заднего вида машина одна и та же,
то высунет нос, то скроется в потоке, то объявится вновь. Васька раз-
мягчался от вливания в уши щебетания девиц, тепло разливалось по телу,
будто с мороза стакашик водерсона опрокинул.
Только подъехали к дому, как сзади, почти ткнув тяжелый от пива помре-
жевский багажник, замерла машина - та самая. Помреж вцепился в руль и
пожалел, что стекла не бронированные, а в ящике для перчаток не воняет
смазкой наган.
Фердуева грызла себя, что не врубила глазок, опять же, по увещеванию
дверщика: талдычил, что дырка лишняя в двери все одно, что на капроне,
угроза неприступности. Поверила Нина Пантелеевна, теперь колотилась,
да что проку? Стала сдвигать задвижки, надеясь, что три толстые цепи
одна над другой, почти якорные, выдержат, в случае чего, рывок с лест-
ничной клетки.
Наташка Дрын! Стоит, таращится, дуреха.
Фердуева сбросила цепочки, отчитала Наташку за молчание, завсекцией
уверяла, что не слышала ни звука и что у нее толстая шапка, а в подъ-
езде тявкала псина и вроде лифт тащился, сминая скрежетом членораз-
дельную речь.
Фердуеву раздражало, когда Наташка начинала бухтеть, к тому же цвету-
щая рожа Дрынихи издевательски напоминала о предстоящих хлопотах в
части борьбы с нечистой работой мастера-дверщика, и пышущая здоровьем
Наташка ярила еще и тем, что нет и нет ее неделями, а в самый неподхо-
дящий момент заявляется и сияет румяными щечками с холода ли, от ес-
тества - не разберешь.
Фердуева поведала Наташке о своих бабьих бедах, а завершив признание,
пожалела: и дернула нечистая за язык: ну поохала Наташка, попричитала,
покрякала про участь нелегкую, женскую, прошлась вскользь по мужикам,
даже Пачкуна - разлюбезного дона Агильяра - краем задела, ну и что? А
глазенки сверкают, радуется, что не с ней, что свободна и чиста, а вот
Фердуевой предстоит муторное, занимающее время, отвлекающее от дел и
гулянок.
Наташка Дрын, прихлебывая чай, вовсе другим терзалась: три года с Пач-
куном или около того и ни разу, ни разу. подозрительно, хорошо если
дон Агильяр пуст по производительной части, а если Наташка не плодо-
носна, тогда что?
Повторили еще по чашке и только тогда Фердуева напомнила себе: чего
Наташка притащилась? Не с визитом же вежливости, раз ничего не продает
и не покупает.
Наташка явилась подстраховаться: Фердуева имела неограниченное влияние
на Светку Приманку, могла поднажать, прикрикнуть, чтоб у Приманки и в
мыслях не торкнулось водить за нос Наташку в банную субботу. Дурасни-
ков, если не встретит Светку, не заграбастает младые телеса, решит,
что и завсекцией, и Пачкун вытянули его для обработки, для устроения
собственных делишек, а вовсе не желая рукотворно способствовать мужс-
кому счастью Дурасникова. Дрыниха канючила про неуправляемость Светки,
про вечные опоздания, приключения, объяснения, необязательность, сма-
хивающие на откровенное наплевательство.
Фердуева не перебивала: суббота. баня. попариться.- может, тогда не
понадобится чистка? Жар, случается, отрывает плод от места, к тому же,
Светка должна Фердуевой, Мишка Шурф замаялся выбивать, слышно только
одно - вот-вот! Завтра! Еще денек-другой! Фердуеву роль ожидательницы
не грела. Выходило и ей отправиться в субботу на дачу к Почуваеву, по-
париться, снять напряжение недели, попытаться свести на нет усилия
мастера-дверщика по продолжению рода Фердуевой, а заодно и выбить
деньгу из Приманки, есть резоны.
Фердуева поинтересовалась, возьмут ли ее, томно опустив глаза. Попро-
бовали бы отказать! Наташка всплеснула руками. Все рады-радешеньки ви-
деть нашу красавицу на субботнем празднике. Нет проблем! Нет проблем!
Сыпала Наташка излюбленным пачкуновским. Фердуева потянулась к телефо-
ну, вызвонила Светке, не застала, с досадой швырнула трубку.
- Бабки не отдает! - Фердуева подкрепила неудовольствие ругательством.
- Тебе? - изумилась Дрыниха, и потрясение ее, глубина его и неподдель-
ность, свидетельствовали, что не отдавать Фердуевой вовремя не только
глупо, но и опасно для здоровья.
Помусолили о разном. Наташка сетовала на трудности торговой жизни, все
орут, ненавидят, никто в толк не берет, что за так ничего не обломит-
ся, преж, чем урвать пайку сверхнормативную, намнут бока до синюшнос-
ти. Объявляешься в "двадцатке" ни свет ни заря, выбираешься затемно.
Никакой личной жизни! Наташка плакалась, и сияющий вид ее, и пышущие
алым щеки опровергали стенания завсекцией.
Фердуева не удосужилась предположить, что посвятила Наташку в задол-
женность Приманки неосторожно. Распрощались дружелюбно. Перспективы на
субботу прояснились. Фердуева понимала, что Наташка явилась по науще-
нию Пачкуна, и лишний раз поразилась напору начмага, его умению прома-
зывать свои дела, проталкивать, обеспечивать их неизменную успешность.
Филипп-правоохранитель ценил обеды с Фердуевой вне пределов городского
центра, так, чтоб лишний глаз не узрел, лишнее ухо не услышало любез-
ную пару сотрапезников.
Обычно Филипп готовил их нечастые встречи по давно отработанной схеме:
около трех обед в ресторане Речного вокзала с обилием блюд, в коих Фи-
липп знал толк; после всего, через дорогу от вокзала - квартира чело-
века Филиппа, предоставляющего убежище на три-четыре часа для услад
начальника.
Обычно Филипп подхватывал Фердуеву в заранее обусловленном месте и так
как добирались чаще на госмашине, помалкивал - береженого и Бог бере-
жет - хотя проверке водителей уделял первостепенное внимание.
Чаще встречу предлагал Филипп, на этот раз вызвалась Фердуева: после
истории с "Белградом", после налета толкачей от северных, после ряда
неудач тактического свойства, Нина Пантелеевна сочла разумным перете-
реть события последних недель с башковитым Филиппом. К тому же началь-
ная беременность освобождала от опасений в объятиях Филиппа. Коротко-
ногий и цепкий защитник привлекал Фердуеву особенно уродством и звери-
ной повадкой: о чувствах смешно говорить, однако неприязни кавалер не
вызывал, скорее уважение за напор и чрезмерное нахальство, кое и при-
дается природой таким уродцам косорылым да свиноподобным для компенса-
ции недостатка внешних данных.
Принимали Филиппа по-царски. Расположились за столиком на двоих и Фи-
липп, смеясь рассказывал о кручинах Дурасникова, об играх хитрющего
Пачкуна, об исполкомовских сплетнях. Попытки Фердуевой исподволь выве-
дать нужное о других, прикрывающих сторожевое дело, Филипп разоблачал
мигом и сразу пресекал, показывая, что сведения точные, облегчающие
конкретные шаги, высвечивающие темень непростых путей денег стоят,
что, впрочем, Фердуева и без него знала преотлично.
Филипп весело поведал, что умышленные убийства помелели вдвое, не то,
что в средине хмельных семидесятых, тяжкие телесные тоже двинулись к
снижению, а вот корыстные цветут и пахнут, растут, будто и поливают
их, и удобряют, никак не остановишь. Фердуева смекнула, что Филипп ус-
покаивает, мол, корыстные у нас с тобой так замазаны - не подкопаешь-
ся, а дырявить людей сейчас охотников меньше и меньше, все жить хочут,
гулять по буфету. Фердуева в цифирь не верила, цифры где-то там, в не-
бесах, бесплатно парят, а живые люди, известные ей лично, пропадают и.
с концами или отыскиваются да в таком состоянии, что хоронить подчас
нечего.
Отобедали знатно, от кофия - кофий не уважаю! - Филипп отказался.
- Мы что торопимся? - Фердуева не лишила себя удовольствия сбить спесь
с кавалера.
- Голубка моя, упаси Господь! - проворковал Филипп, и отсвет люстр по-
лыхнул огнем в остатках его красной шевелюры.
Чудовище да и только! Фердуева накрыла рукой с длинными пальцами лапи-
щу правоохранителя.
Кто б мог подумать, что такими балуюсь? Филипп с превосходством глянул
на разодетых юнцов-спекулянтов, гуляющих через два стола. Сопляки, де-
вок поят, кормят, платят девкам, а Филиппу еще причитается наличностью
от такой женщины. Дела.
В квартире подчиненного Филипп привычно ринулся к холодильнику, переб-
рал содержимое, ишь, как хочет повышения, в лепешку расшибается, отме-
тим рвение да не так быстро, как рассчитываешь, малец, надо еще пово-
дить на лесе, подергать, чтоб знал место, чтоб не вознесся до срока,
когда еще обрастешь такими людьми, как дружки Филиппа.
Стелила Фердуева, припоминая лагерные деньки, сапоги, портянки, белье
убогое: разделась под приглядом Филиппа, не исключая, что для не пер-
вой молодости правоохранителя ее раздевание может трепетнее, чем пос-
ледующие кувыркания.
