Переулок был узкий, и мы держались правой стороны. В густом тумане
встречалось много прохожих. Во всех лавках, мимо которых мы проходили, были
освещены окна. Мы загляделись на пирамиду сыра в одном окне. Перед оружейной
лавкой я остановился.
- Зайдем на минутку. Мне нужно кое-что купить.
- А что?
- Пистолет.
Мы вошли, и я отстегнул свой пояс и вместе с пустой кобурой положил его
на прилавок. За прилавком стояли две женщины. Они показали мне несколько
пистолетов.
- Мне нужно, чтоб он пришелся по размеру, - сказал я, открывая кобуру.
Кобура была серая, кожаная, я купил ее по случаю, чтобы носить в городе.
- А это хорошие пистолеты? - спросила Кэтрин.
- Все они примерно одинаковы. Можно испытать вот этот? - спросил я у
женщины.
- Здесь у нас теперь негде стрелять, - сказала она. - Но он очень
хороший. Вы не пожалеете.
Я спустил курок и оттянул затвор. Пружина была довольно тугая, но
действовала исправно. Я прицелился и снова спустил курок.
- Он не новый, - сказала женщина. - Он принадлежал одному офицеру,
первоклассному стрелку.
- А куплен был у вас?
- Да.
- Как он попал к вам опять?
- Через вестового этого офицера.
- Может быть, и мой у вас, - сказал я. - Сколько?
- Пятьдесят лир. Это очень дешево.
- Хорошо. Дайте мне еще две запасных обоймы и коробку патронов.
Она достала обоймы и патроны из-под прилавка. [134]
- Может быть, вам нужна сабля? - спросила женщина. - У меня есть
подержанные сабли, очень дешево.
- Я еду на фронт.
- А, ну тогда вам не нужна сабля, - сказала она. Я заплатил за патроны и
пистолет, зарядил обойму и вставил ее на место, вложил пистолет в пустую
кобуру, набил патронами обе запасные обоймы и спрятал их в кожаные кармашки
кобуры, потом надел пояс и застегнул его. Тяжесть пистолета оттягивала пояс.
Все-таки, подумал я, оружие форменного образца лучше. Всегда можно достать
патроны.
- Теперь мы в полном вооружении, - сказал я. - Это единственное, что мне
нужно было сделать до отъезда. Кто-то взял мой старый, когда меня отправляли
в госпиталь.
- Только бы он был хороший, - сказала Кэтрин.
- Может быть, вам еще что-нибудь угодно? - спросила женщина.
- Как будто нет.
- Пистолет со шнуром, - сказала она.
- Да, я заметил.
Женщине хотелось продать еще что-нибудь.
- Может, вам нужен свисток?
- Как будто нет.
Женщина сказала "до свидания", и мы вышли на улицу. Кэтрин посмотрела в
окно. Женщина выглянула и поклонилась нам.
- Что это за зеркальце в деревянной оправе?
- Это чтобы приманивать птиц. С таким зеркальцем выходят в поле,
жаворонки летят на блеск, тут их и убивают.
- Изобретательный народ итальянцы, - сказала Кэтрин. - У вас, в Америке,
жаворонков не стреляют, милый, правда?
- Разве что случайно.
Мы пересекли улицу и пошли по другой стороне.
- Мне теперь лучше, - сказала Кэтрин. - Мне было очень скверно, когда мы
вышли.
- Нам всегда хорошо, когда мы вместе.
- Мы всегда будем вместе.
- Да, если не считать, что сегодня в полночь я уезжаю. [135]
- Не думай об этом, милый.
Мы шли по улице. В тумане огни были желтыми.
- Ты не устал? - спросила Кэтрин.
- А ты?
- Нет. Приятно бродить так.
- Но только не нужно очень долго.
- Хорошо.
Мы дошли до угла и свернули в переулок, где не было фонарей. Я
остановился и поцеловал Кэтрин. Целуя ее, я чувствовал ее руку на своем
плече. Она натянула на себя мой плащ так, что мы оба были укрыты им. Мы
стояли на тротуаре у высокой стены.
- Пойдем куда-нибудь, - сказал я.
- Хорошо, - сказала Кэтрин. Мы шли по переулку, пока не дошли до более
широкой улицы, выходившей на канал. На другой стороне были кирпичные дома.
Впереди, в конце улицы, я увидел трамвай, который въезжал на мост.
- У моста мы найдем экипаж, - сказал я. Мы стояли на мосту в тумане,
дожидаясь экипажа. Мимо прошло несколько трамваев, набитых людьми, которые
торопились домой. Потом проехал экипаж, но в нем кто-то сидел. Стал
накрапывать дождь.
- Пойдем пешком или сядем в трамвай? - сказала Кэтрин.
- Сейчас найдем экипаж, - сказал я. - Здесь их много.
- Вот как раз подъезжает, - сказала она.
Кучер остановил лошадь и опустил металлический значок у своего счетчика.
Верх был поднят, и на плаще у кучера были капли дождя. Его лакированный
цилиндр блестел от воды. Мы уселись вместе на заднем сиденье, от поднятого
верха там было темно.
- Куда ты велел ему ехать?
- К вокзалу. Напротив вокзала есть отель, туда мы и зайдем.
- А в отель разве можно так? Без багажа.
- Можно, - сказал я.
Мы долго ехали к вокзалу переулками под дождем.
- А обедать мы не будем? - спросила Кэтрин. - Я что-то уже проголодалась.
- Мы пообедаем у себя в номере. [136]
- Мне не во что переодеться. У меня нет даже ночной сорочки.
- А мы купим, - сказал я и окликнул кучера: -
Поезжайте по Виа-Манцони.
Он кивнул и на следующем углу свернул налево. На Виа-Манцони Кэтрин стала
искать магазин.
- Вот здесь, - сказала она. Я остановил кучера, и Кэтрин слезла, перешла
тротуар и скрылась внутри. Я сидел, откинувшись, в экипаже и ждал ее. Шел
дождь, и я чувствовал запах мокрой улицы и дымящихся боков лошади под
дождем. Кэтрин вышла со свертком, села, и мы поехали дальше.
- Я ужасная транжирка, милый, - сказала она, - но сорочка такая красивая.
У отеля я попросил Кэтрин подождать в экипаже, а сам вошел и переговорил
с управляющим. Номеров было сколько угодно. Я вернулся к экипажу, заплатил
кучеру, и мы с Кэтрин вместе вошли в отель. Мальчик с блестящими пуговицами
понес сверток, Управляющий поклоном пригласил нас в лифт. Кругом было много
красного плюша и бронзы. Управляющий поднялся вместе с нами.
- Monsieur и madame угодно обедать у себя в номере?
- Да. Пришлите, пожалуйста, карточку, - сказал я.
- Угодно что-нибудь по особому заказу? Дичь или суфле?
Лифт миновал три этажа, позвякивая у каждого, потом звякнул и
остановился.
- Какая у вас есть дичь?
- Можно приготовить фазана или вальдшнепа.
- Вальдшнепа, - сказал я. Мы пошли по коридору. Ковер был потертый.
Справа и слева было много дверей. Управляющий остановился, отпер одну из
дверей и распахнул ее.
- Вот, прошу вас. Прелестная комната. Мальчик с блестящими пуговицами
положил сверток на стол посреди комнаты. Управляющий раздвинул оконные
портьеры.
- Туманно сегодня, - сказал он. Комната была обставлена красной плюшевой
мебелью. Было много [137] зеркал, два кресла и широкая кровать с атласным
одеялом. Вторая дверь вела в ванную.
- Я сейчас пришлю карточку, - сказал управляющий. Он поклонился и вышел.
Я подошел к окну и посмотрел на улицу, потом потянул за шнур, и толстые
плюшевые портьеры сдвинулись. Кэтрин сидела на постели и смотрела на
хрустальный подсвечник. Она сняла шляпу, и ее волосы блестели при свете. Она
увидела себя в одном из зеркал и поднесла руки к волосам. Я увидел ее в трех
других зеркалах. Она казалась невеселой. Она сбросила свой плащ на постель.
- Что с тобой, дорогая?
- Я никогда еще не чувствовала себя девкой, - сказала она. Я подошел к
окну и раздвинул портьеры и посмотрел на улицу. Я не думал, что так будет.
- Ты не девка.
- Я знаю, милый. Но неприятно чувствовать, будто это так. - Голос ее был
сухой и тусклый.
- Это самый лучший отель, где мы могли устроиться, - сказал я.
Я смотрел в окно. На другой стороне площади светились огни вокзала. Мимо
ехали экипажи, и мне были видны деревья в парке. Огни отеля отражались в
мокрой мостовой. "О, черт, - думал я, - неужели сейчас время спорить?"
- Иди сюда, - сказала Кэтрин. Сухость исчезла из ее голоса. - Иди сюда. Я
уже пай-девочка.
Я повернулся к постели. Кэтрин улыбалась.
Я подошел и сел на постель рядом с ней и поцеловал ее.
- Ты моя пай-девочка.
- Конечно, твоя, - сказала она.
После обеда нам стало легче, а потом сделалось совсем хорошо, и вскоре мы
почувствовали, что эта комната наш дом. Раньше моя комната в госпитале была
нашим домом, и точно так же этот номер отеля стал нашим домом.
Кэтрин села, накинув на плечи мой френч. Мы сильно проголодались, а обед
был хороший, и мы выпили бутылку капри и бутылку сент-эстефа. Большую часть
выпил я, но и Кэтрин выпила немного, и ей стало совсем хорошо. Нам подали
вальдшнепа с [138] картофелем, суфле, пюре из каштанов, салат и сабайон на
сладкое.
- Хорошая комната, - сказала Кэтрин. - Чудесная комната. Как жаль, что мы
раньше не догадались здесь поселиться.
- Смешная комната. Но славная.
- Замечательная вещь разврат, - сказала Кэтрин. - Люди, которые им
занимаются, по-видимому, делают это со вкусом. Этот красный плюш просто
бесподобен. Именно то, что надо. А зеркала, разве не прелесть?
- Ты милая.
- Не знаю, каково проснуться в такой комнате наутро. Но вообще это
прекрасная комната. Я налил еще стакан сент-эстефа.
- Мне бы хотелось согрешить по-настоящему, - сказала Кэтрин. - Все, что
мы делаем, так невинно и просто. Я не верю, что мы делаем что-то дурное.
- Ты изумительная.
- Только я голодна. Я ужасно голодна.
- Ты простая, ты замечательная.
- Я простая. Никто не понимал этого до тебя.
- Как-то, когда мы только что познакомились, я целый день думал о том,
как мы с тобой поедем вместе в отель "Кавур" и как все будет.
- Это было нахальство с твоей стороны. Но ведь это не "Кавур", правда?
- Нет. Туда бы нас не пустили.
- Когда-нибудь пустят. Но вот видишь, милый, в этом разница между нами. Я
никогда ни о чем не думала.
- Совсем никогда?
- Ну, немножко, - сказала она.
- Ах ты, милая!
Я налил еще стакан вина.
- Я совсем простая, - сказала Кэтрин.
- Сначала я думал иначе. Мне показалось, что ты сумасшедшая.
- Я и была немножко сумасшедшая. Но не как-нибудь по-особенному
сумасшедшая. Я тебя не смутила тогда, милый?
- Изумительная вещь вино, - сказал я. - Забываешь все плохое. [139]
- Чудесная вещь, - сказала Кэтрин. - Но у моего отца от него сделалась
очень сильная подагра.
- У тебя есть отец?
- Да, - сказала Кэтрин. - У него подагра. Но тебе совсем не нужно будет с
ним встречаться. А у тебя разве нет отца?
- Нет, - сказал я. - У меня отчим.
- А он мне понравится?
- Тебе не нужно будет с ним встречаться.
- Нам с тобой так хорошо, - сказала Кэтрин. - Меня больше ничего не
интересует. Я такая счастливая жена.
Пришел официант и убрал посуду. Немного погодя мы притихли, и было
слышно, как идет дождь. Внизу, на площади, прогудел автомобиль.
Но слышу мчащих все быстрей
Крылатых времени коней, -
сказал я.
- Я знаю эти стихи, - сказала Кэтрин. - Это Марвелл. Только ведь это о
девушке, которая не хотела жить с мужчиной.
Голова у меня была очень ясная и свежая, и мне хотелось говорить о
житейском.
- Где ты будешь рожать?
- Не знаю. В самом лучшем месте.
- Как ты все устроишь?
- Самым лучшим образом. Не беспокойся, милый. До окончания войны у нас
может быть еще много детей.
- Нам скоро пора.
- Я знаю. Если хочешь, считай, что уже пора.
- Нет.
- Тогда не нервничай, милый. Ты был совсем хороший все время, а теперь ты
начинаешь нервничать.
- Не буду. Ты мне будешь часто писать?
- Каждый день. Ваши письма просматривают?
- Там так плохо знают английский язык, что это не имеет значения.
- Я буду писать очень путано, - сказала Кэтрин.
- Но не слишком уж путано.
- Нет, только чуть-чуть путано. [140]
- Пожалуй, нужно идти.
- Хорошо, милый.
- Мне не хочется уходить из нашего милого домика.
- И мне тоже.
- Но нужно идти.
- Хорошо. Мы ведь никогда еще долго не жили дома.
