мыслью, что он виноват гораздо больше, чем бедняга Антоний, убивавший лишь
для того, чтобы продлить свое существование.
Перед ступенями алтаря, усыпанными костяными обломками, Эшер
остановился, вслушиваясь в жуткую тишину. Черепа у стен печально глядели на
него издали пустыми глазницами.
Его шепот скользнул среди костей и сгинул во мраке: -- Frater
Antonius... Ответом было лишь шелестящее эхо. -- In nomine Patris,
Antonius...
Может быть, он спал вовсе не здесь. Эшер присел на каменную ступеньку,
поставив фонарь рядом. Огляделся, прикидывая с отчаянием, сколько времени
ему придется потратить, чтобы найти место ночлега Антония. Если, конечно,
старый вампир вообще имел обыкновение спать днем. Эшер поплотнее закутался в
пальто, положил подбородок на высоко поднятые колени и стал ждать.
В абсолютной тишине тихо свистела раскаленная жесть фонаря. Эшер
вслушивался напряженно, но различал лишь писк и возню крыс среди груд
костей. В неподвижном состоянии было гораздо холоднее, и он потер руки возле
пышущего жаром фонаря, жалея, что не захватил перчатки. Красные крысиные
глазки сверкнули на краю лужицы смутного света и вновь пропали. Исидро
говорил, что вампиры способны приманивать животных не хуже, чем людей.
Когда, интересно, у брата Антония наступает время обеда?
Затем пришла убийственная мысль: а не приманил ли брат Антоний его
самого? Могут ли вампиры зачаровывать жертву, не поглядев ей при этом в
глаза? По своей ли воле он пришел сюда? "Я бы мог вызвать ее откуда угодно,
-- сказал когда-то Исидро, нежно освобождая от шарфа шею бедной женщины. --
И поверьте мне, Джеймс: она бы заняла денег и приехала".
Эшер, правда, не чувствовал той дремоты, с которой он боролся когда-то
в купе вагона, но это могло свидетельствовать и о великом искусстве брата
Антония.
"После долгого поста жажда крови доводит до безумия..."
Он вспомнил газетный заголовок и содрогнулся.
Керосин в жестяном резервуаре выгорел уже почти полностью. Эшер
представил, как ему придется пробираться назад в полной темноте, и проклял
себя за то, что не догадался подбирать по дороге брошенные туристами свечные
огарки. Он выпрямился, напряженно всматриваясь во мрак.
-- Антоний, -- шепотом произнес он по-латыни. -- Я пришел поговорить с
тобой. Я знаю, что ты там.
Ответа не было. Пустые глазницы черепов; сотни поколений парижан, чьи
аккуратно рассортированные кости ждали здесь трубного гласа.
Чувствуя, что ведет себя глупо, Эшер снова заговорил в пустую темноту.
По крайней мере, если Исидро и Забияка Джо Дэвис сказали правду, Антоний
услышит его с любого расстояния.
-- Мое имя -- Джеймс Эшер. Я ищу вместе с доном Симоном Исидро
лондонского вампира-убийцу. Мы думаем, что он может охотиться днем точно так
же как и ночью. Он убивает людей и вампиров, для него не существует даже тех
законов, которым повинуетесь вы. Ты поможешь нам?
Ничего не шевельнулось во мраке, эхо умолкло, упала мягкая, как пыль,
тишина.
-- Антоний, мы нуждаемся в твоей помощи, люди и вампиры. Он, должно
быть, твой ровесник или даже старше. Только ты способен выследить его. Ты
поможешь нам?
Напевные рифмы закружились в его сознании, завораживая, как детская
считалочка:
...Прошептал -- и эхо снова
возвратило это слово,
это имя, что на свете
для меня святей всего,
-- и не более того.
"Эдгар По..." -- подумал он, понимая до конца, что это такое -- стоять
перед лицом бездонной черноты, не совсем пустой и не совсем мертвой.
"И не более того... и не более того..."
Он достал из кармана газету и развернул ее на ступени алтаря, сложив
так, чтобы бросалась в глаза статья об убийствах. Поднял почти пустой
фонарь; тени шевельнулись, и черепа словно бы оскалились насмешливо.
-- Я должен идти, -- сказал он в темноту. -- Я вернусь завтрашней ночью
и послезавтрашней тоже, пока не поговорю с тобой. Девять людей и четыре
вампира уже убиты, и теперь ты знаешь, что жертв будет еще больше. Нам нужна
твоя помощь.
Тьма смыкалась за ним, как занавес, когда он шел по коридорам. Может
быть, за ним и наблюдали, но он этого не знал.
Глава 14
Как можно вообще уничтожить вампира, неуязвимого для солнечного света?
А также, предположительно, для серебра, чеснока и прочего... Эшер много бы
отдал, чтобы потолковать сейчас об этом с Лидией. Если Антоний им не
поможет...
Может быть, мутация с течением времени открывает иные уязвимые точки --
чувствительность к холоду, например? Дон Симон, помнится, упоминал, что
холод особенно нестерпим именно для древних вампиров. Однако что делать с
такого рода информацией, окажись она даже правдой, Эшер не знал. Разве что
попробовать заманить убийцу в огромный холодильник. Он криво усмехнулся,
представив, как вдвоем с Исидро, оба одетые на эскимосский манер, они
вгоняют в сердце неуловимого вампира большую сосульку и, отрезав голову,
набивают ему рот снежками.
Если предположение Лидии о том, что вампиризм -- всего-навсего болезнь
крови, справедливо, то достаточно найти некую сыворотку, способную бороться
с этой заразой. "Самое время обратиться к фольклору", -- с усмешкой подумал
он. Скажем, экстракт чего-то такого, содержащегося в чесноке, впрыснутый с
помощью шприца непосредственно в вену вампира...
"А кто будет впрыскивать? Ты?"
Да и потом, вампиризм -- это далеко не просто болезнь. Вместе с
возрастающими возможностями меняется и психика. Так, может быть, уязвимая
точка именно здесь?
Идя по темной пустой улице в направлении огней бульвара, он содрогнулся
при мысли о тех страшных возможностях, которых со временем может достичь
вампир, как пешка, прошедшая до последней горизонтали и ставшая ферзем...
В темноте пустой улицы далеко впереди возникла из тумана человеческая
фигура. Смутное лицо маячило бледным пятнышком, обрамленное черной массой
распущенных волос. Маленькие нежные руки потянулись к нему, и Эшер похолодел
от ужаса. Конечно, следовало покинуть катакомбы, не дожидаясь темноты!
Она двинулась к нему все с той же ленивой, замедленной грацией, с какой
пересекала гостиную Элизы, словно влекомая слабым сквозняком. Однако он
знал: стоит ему на секунду отвести глаза -- и она мгновенно окажется рядом.
Ее тихий, вкрадчивый шепот был внятен и отчетлив, несмотря на разделявшее их
расстояние:
-- Ну что ты, Джеймс, зачем бежать? Я же только хочу поговорить с
тобой...
Несмотря на замедленную плавность движений, она приближалась
поразительно быстро, он уже различал ее смеющиеся порочные глаза. Чувствуя
себя обнаженным, он попятился, по-прежнему не сводя с нее глаз...
Холодные каменные руки схватили его сзади, завернули локти за спину и,
жестоко зажав рот, запрокинули ему голову. Смрад старой крови ударил в
ноздри; еще кто-то схватил его поперек туловища, и Эшера поволокли в глубь
темной аллеи. Он бился, как форель на крючке, но понимал уже, что обречен.
Они толпились вокруг него, их белые лица плыли во мраке совсем рядом.
Он бил их ногами, но ботинок каждый раз уходил в пустоту, и он слышал нежный
журчащий смех. Он почувствовал, как кто-то разрывает ему ворот, хотел
крикнуть: "Нет!", но зажимающая рот ледяная ладонь отогнула голову еще
сильнее, чуть не сломав позвонки. В разорванный воротник хлынул ночной
воздух -- такой же холодный, как эти руки...
Режущая боль, затем волна слабости. Колени его подогнулись, и он
наконец был отпущен. Эшеру показалось, что он узнает хрипловатый смех
Гиацинты. Маленькие женские руки надорвали рукав, и Эшер почувствовал, как
она прокусывает ему вену. Мрак пульсировал в его мозгу; потом возникло
смутное видение светлых холодных язычков пламени, колеблющихся в ужасающей
бездне; на секунду ему почудилось, что он уже видел эти бледные лица -- то
ли когда стрелял в Жана ван дер Плаца в Претории, то ли когда играл с Лидией
в крокет на лугу, принадлежащем ее отцу.
Женские руки обвили его, и, открыв глаза, он увидел оскаленную Элизу,
за плечом которой стоял Гриппен; кровь была на его грубых усмехающихся
губах. Все они были тут -- Хлоя, Серж, темноволосый мальчуган и другие, --
нежными прерывистыми голосами умолявшие уступить им место. Он снова
попытался шепнуть: "Нет...", но у него не хватило на это дыхания. Алая мгла
поглотила его и стала черной.
-- Простите, дорогая. -- Миссис Шелтон вышла из узкой двери под
лестницей, вытирая руки о фартук, и Лидия вскинула глаза от небольшой кипы
писем на столике в холле. -- Боюсь, что для вас ничего нет.
В ответ на такую заботливость Лидия лишь улыбнулась через силу и,
неловко сунув книжную сумку под мышку, пошла вверх по лестнице, свободной
рукой вытаскивая шпильку, скрепляющую шляпу с волосами. Миссис Шелдон
поднялась с ней до половины пролета и обеспокоено взяла за руку.
-- Вам тяжело, дорогая, -- участливо сказала хозяйка. -- Какой-нибудь
молодой человек?
Лидия кивнула. Хозяйка отпустила ее, и Лидия двинулась дальше. "Я
задушу его, -- думала она. -- Он же написал, что вернется скоро!" Возможные
причины -- одна страшнее другой -- лезли в голову. Лидия отбросила их прочь,
оставив одну-единственную мысль: "Я должна как-то с ним связаться... Я
должна рассказать ему..."
Предназначенная для уборщицы записка по-прежнему висела на двери,
приколотая чертежной булавкой с синей головкой: "БЕСПОРЯДОК -- РАБОЧИЙ.
ПРОСЬБА НЕ УБИРАТЬ". Лидия всю свою жизнь боролась с многими женщинами -- от
няни до Элен -- за неприкосновенность своего рабочего места. Однако Долли --
уборщица, нанятая миссис Шелдон, -- явно больше уважала собственную лень,
нежели любовь к порядку. Судя по всему, уборщица даже не переступала порог
комнаты.
Лидия бросила сумку на пол рядом со стопкой журналов, сняла шляпу и
зажгла свет. Хотя она знала, что, окажись Джеймс в Лондоне, он бы
обязательно дал ей знать об этом, но все же прошла в спальню и, припав к
стеклу, всмотрелась в глубь грязного переулка.
Колоннада Принца Уэльского, 6. Обе половины портьеры задернуты. Света в
окне не было.
"Черт тебя побери, Джейми, -- подумала она, вернувшись в комнату и
чувствуя, как сжимается сердце. -- Прах тебя побери, прах тебя побери,
напиши мне! Возвращайся. Я должна сказать тебе об этом".
Она прислонилась к косяку в проеме между двумя комнатами, забыв о
головной боли, мучившей ее вот уже с трех часов, и о том, что она с самого
завтрака фактически ничего не ела. Взгляд ее был слепо устремлен на
конторку, заваленную журналами, выписками и книгами: "Источники психических
возможностей" Питеркина, "Химия мозга и седьмое чувство" Фрейборга,
"Патологические изменения" Мэйзона. Сверху лежала записка Джеймса, где он
извинялся за необходимость ехать вместе с Исидро в Париж. Здесь же было и
его парижское письмо, сообщавшее, что добрались они благополучно и
собираются нанести визит вампирам.
Корсет показался ей вдруг ужасающе тесным. Она прекрасно понимало, что,
опасаясь дневного вампира, Джеймс не мог зайти к ней попрощаться. Сердиться
на него было бесполезно, как, впрочем, и на нынешнее положение вещей; в
конце концов, ситуация могла стать куда отчаяннее. Одному богу известно,
почему ой не может ей сейчас написать. Если она начнет визжать и пинать
стены, то это не принесет пользы ни ему, ни ей, ни уборщице миссис Шелдон.
"Но я же знаю ответ, -- подумала она, и стальная пружина понимания,
страха и опасности свилась в ее груди еще туже. -- Я знаю, как мы можем
