-- Дон Симон...
Он оглянулся -- демон и убийца, спасший жизнь Эшеру.
-- Спасибо...
-- Вы у меня на службе, -- сказал вампир -- бесстрастный ответ
аристократа, для которого долг столь же свят, как и права. -- И мы еще не
ликвидировали убийцу... Я, кстати, до сих пор не убежден полностью, --
продолжил он, аккуратно убирая в сумку чашку, флягу и ложку, -- что убийца
не сам Гриппен. Здесь я полагаюсь на вашу версию, что вампиризм -- чисто
медицинская патология. За триста пятьдесят лет изменения могли накопиться в
таком количестве...
-- Тогда они должны были накопиться и у вас.
-- Необязательно. -- Он обернулся, указав плавным жестом на свои
бледно-пепельные волосы. -- Хотя в юности я был белокурым, но волосы у меня
были гораздо темнее, чем сейчас, а глаза и вовсе темными. Такая бледность
глаз и волос для нас не совсем обычна. Может быть, это как раз то, что
называется мутацией вируса, если, конечно, вирусы имеют к этому отношение.
Старейший вампир, которого я знал, мой мастер Райс, тоже был бледным в
отличие от своих птенцов... Так вот, с возрастом изменения могли накопиться,
а коль скоро Кальвар покинул Париж по тем же самым причинам, которые
восстановили против него Гриппена в Лондоне...
-- Нет. -- Эшер откинулся на подушку, настолько обессилевший от своих
попыток выпрямить спину, что сейчас ему хотелось только спать. -- Вы не
читали газеты? У меня в кармане... -- Он засомневался. -- А, нет, я ее
оставил в катакомбах. Перепечатка из лондонской "Тайме". Гриппену
потребовались бы сутки, чтобы сюда добраться, а за день до того, как на меня
напали, в Лондоне вампиром было в одну ночь убито девять человек. Полиция
сбита с толку тем, что тела жертв обескровлены, но...
-- Девять?!
Впервые Эшер видел дона Симона ошеломленным. Или, может быть, он просто
научился тоньше различать проявления чувств Исидро?
-- Я не думаю, что это дело рук какого-нибудь известного нам
лондонского вампира. Гриппен, конечно, зверь, но он бы не уцелел в течение
трехсот пятидесяти лет, совершай он такие безумства. Теперь я знаю, что
Гриппен и Хлоя здесь ни при чем, да и на Фарренов это не слишком похоже.
Такое впечатление, что некий вампир, долго сдерживавший свои желания, дал
себе наконец волю.
-- На эту роль Гриппен как раз вполне подходит, -- пробормотал дон
Симон. -- Но девять жертв...
-- Во всяком случае, это означает, -- сказал Эшер, -- что мы имеем дело
с неизвестным нам вампиром.
Исидро кивнул.
-- Да, -- сказал он. -- И такое впечатление, что с сумасшедшим. Эшер
вздохнул.
-- Моя няня говаривала: "День ото дня дела идут все лучше и лучше". Мне
было бы спокойнее думать, что она права. -- Он уронил голову на подушку,
набитую соломой, и вновь провалился в сон.
Глава 15
ВОСЕМЬ ЧЕЛОВЕК ПОГИБЛИ ПРИ ПОЖАРЕ ТОВАРНОГО СКЛАДА!
ПОДОЗРЕВАЕТСЯ, ЧТО ДЕЛО НЕЧИСТО
(Из "Манчестер герольд")
Огонь опустошил товарный склад, принадлежащий Мойлу и компании, на
Ливерпуль-стрит прошлой ночью, унеся жизни восьмерых бродяг, надеявшихся
найти на складе убежище от холода. Тем не менее полиция сообщила, что
обнаруженные в прилегающей к складу аллее пятна крови наводят на мысль о
том, что дело здесь нечисто, хотя все тела были слишком жестоко обожжены,
чтобы дать повод к конкретным подозрениям. Все восемь тел были найдены в
глубине склада, близко к тому месту, откуда начался пожар. Нет никаких
свидетельств, что бродяги пытались погасить пламя, и полиция уверена, что
все они были мертвы еще до возникновения пожара. Огонь уже разгорелся, когда
его увидел ночной сторож Лоуренс Бевингтон, уверяющий, что не заметил во
время предыдущего обхода ни дыма, ни суматохи на складе.
"Конечно, не заметил, -- подумала Лидия. -- Будь я на месте убийцы, я
бы не стала стаскивать трупы и поджигать склад, не убедившись, что сторож
уснул".
Дрогнувшей рукой она отложила газету.
Манчестер. Безликие массы фабричных рабочих, слуг, угольщиков... Она
взглянула на исписанный до половины листок, лежащий поверх журнала
"Сравнительный фольклор", и в который раз спросила себя, сколько ей еще
ждать.
Она обещала Джеймсу ничего не предпринимать до его возвращения и не
подвергать себя опасности. Она понимала, что, начав действовать
самостоятельно, она оказалась бы в положении ребенка, заблудившегося в
болотах и не умеющего отличить надежной кочки от предательского зеленого
бугорка, прикрывающего гибельную трясину. Понимала она и то, что вампиры
затаились где-то совсем рядом. Со страхом Лидия вспомнила гортанный голос,
зовущий ее во сне, и ужас сгущающейся темноты в холодном туманном дворе, где
она пыталась выследить вампира. Чтение не приносило облегчения и лишь
усиливало страх.
Сколько ей еще ждать? В последнем письме Джеймс сообщал, что намерен
нанести визит парижским вампирам под сомнительной защитой дона Симона
Исидро. Тщетно она запрещала себе связывать это известие с последующим
долгим молчанием. Сердце подсказывало ей, что им не было никакого смысла
сохранить жизнь Джеймсу. Кроме того, у друзей Кальвара могли быть секреты,
оберегаемые не только от людей, но и от других вампиров.
"Подожду еще один день, -- решила она, пытаясь унять отчаяние. -- Через
Оксфорд письма идут медленно... могла быть задержка..."
Она вновь взглянула на список, который начала составлять прошлой ночью,
и на лежащую рядом газету. Обезумевший вампир уничтожил за последние трое
суток семнадцать человек.
Непослушными пальцами она сняла и отложила очки, потом уронила лицо в
ладони и заплакала.
Проснувшись, Эшер почувствовал себя немного получше, хотя изнеможение и
угнетенное состояние духа все еще давали себя знать. Сны его были отравлены
сознанием какой-то страшной ошибки, хотя он еще не мог понять, в чем она
заключалась. Ему снилось, что он ищет что-то в доме ван дер Плаца в Претории
-- ищет торопливо, потому что вот-вот должно вернуться семейство, искренне
привязанное к своему гостю -- симпатичному и чудаковатому баварскому
профессору, увлеченному одной своей лингвистикой.
Но он забыл, за чем он охотится. Он помнит только, что это жизненно
необходимо, причем не только для Англии, ведущей войну с непокорными
колониями, но и для его собственной безопасности, а также безопасности
близкого ему человека. Он предполагает, что это должны быть какие-то
заметки, скорее всего список его собственных статей, до которых ему
необходимо добраться первым... Страх и торопливость нарастают, потому что,
во-первых, ван дер Плацы хотя и буры, но связаны с германской разведкой в
Претории и немедленно выдадут его, если узнают, кто он такой. А во-вторых,
он точно знает, что в одном из шкафов, дверцы которых он открывает и
закрывает в спешке, окажется Жан, его друг -- семнадцатилетний сын хозяина,
со снесенной выстрелом половиной лица...
-- Я убил его, -- выговорил он, открыв глаза.
Холодные хрупкие пальцы коснулись его лица. На фоне низкого смутного
потолка он различал это истощенное белое лицо, плывущее в облачке бледных
волос, пылающие странным пламенем нечеловеческие глаза. Фразу он выговорил
на английском, и тихий шепчущий голос по-английски ответил ему:
-- Убил ты этого отрока во гневе или ради выгоды? Он знал, что брат
Антоний может читать его сновидения, хотя до конца уверен в этом не был.
-- Мне не оставалось ничего другого, -- так же тихо проговорил Эшер. --
Он мог понять, кто я такой. Хотя нет... -- Рот его горько скривился. -- Я
убил его по политическим соображениям... чтобы сохранить собранную
информацию, с которой мне надо было вернуться в Англию. Я боялся... -- Он
помедлил, подбирая слово, потому что термин "подорваться" мог быть незнаком
старому монаху. -- Я боялся, что меня изобличат как шпиона.
"Каков эвфемизм", -- подумал он, сожалея о том, сколь многое теряется
при переводе мыслей и чувств в слова. Да, он боялся быть изобличенным перед
этими людьми как шпион, воспользовавшийся их доверием, как мог
воспользоваться для бегства краденым велосипедом, чтобы оставить его потом
ржаветь на обочине.
-- У меня давно уже нет права отпустить тебе твои грехи. -- Хрупкие
ледяные пальцы погладили руку Эшера; всматривающиеся в его лицо зеленые
глаза были безумны и полны боли, но Эшер не боялся, что вампир не устоит
перед соблазном крови. Затем шепот возник снова: -- Я, обличавший алчных
священников, продажных священников, священников, берущих взятки и
оправдывающих грехи своих господ, -- как я могу надеяться, что Бог
прислушается к словам священника-убийцы, священника-вампира! Хотя Святой
Августин говорит, что солдату позволяется убивать в бою, и грех этот может
быть ему прощен.
-- Я не был солдатом, -- тихо сказал Эшер. -- В бою один стреляет в
другого, но и тот стреляет в ответ. Он просто пытается сохранить собственную
жизнь.
-- Сохранить собственную жизнь, -- усталым эхом отозвался вампир.
Похожее на череп лицо его не изменилось, лишь дрогнули веки зеленых запавших
глаз. -- Сколь многим пришлось умереть, чтобы сохранить мою жизнь -- мое
бессмертие? Я не должен был делать этого выбора, но я его сделал. Я сделал
его, когда вампир, отведав моей крови, поднес свое кровоточащее запястье к
моим губам и приказал пить его кровь, приказал войти в его разум, в котором
тьма горела, как пламя. Я выбрал вечную жизнь и выбираю ее с тех пор
еженощно.
Изнеможение давило Эшера, как свинцовое одеяло; временами ему казалось,
что сон продолжается.
-- А другие причины -- были?
-- Нет. -- Холодные пальцы маленького монаха лежали на руке Эшера
неподвижно. Свеча отбрасывала огромную чудовищную тень на низкий потолок;
свет мерцал на острых, как иглы, клыках. -- Просто я любил жизнь. Я был
грешен этим изначально, еще когда жил с миноритами, маленькими братьями
Святого Франциска. Я щадил себя, я любил свое тело, которое должен был
презирать, любил маленькие удобства жизни -- все, против чего предостерегал
наш Учитель. Мне говорили, что, спасая тело, губишь душу. Так оно и вышло...
Может быть, я просто не хотел предстать пред Богом, отягощенный этими
грехами. Не помню... А теперь я отягощен убийствами, которые даже не могу
сосчитать. В кипящее озеро крови, которое видел в Аду Данте Итальянец, меня
следует погрузить целиком, до последнего волоска на темени. Вот участь,
достойная того, кто пил горячую кровь из жил, чтобы продлить свое
существование! Но мне даже этого не суждено!
Горестно шепчущий голос последовал за Эшером во сны. На этот раз ему
привиделся каменистый берег дымящегося бурлящего озера под черным небом.
Запах крови останавливал дыхание, клокотание оглушало. Взглянув вниз, он
увидел запекшиеся оставленные отливом лужицы, заставляющие вспомнить
анатомичку, где практиковались студенты-медики. Все они были в этом озере:
Гриппен, Гиацинта, Элиза, Антея Фаррен -- обнаженные, корчащиеся, кричащие
от боли... По берегу адского озера в кремовом вечернем костюме шла Лидия с
колбочкой в руке; волосы ее вились, отброшенные за спину; стекла очков
запотевали от жара, когда она наклонялась, чтобы взять на пробу кровь из
кипящего Флегетона. Эшер пытался позвать ее, но она уходила все дальше,
разглядывая колбочку на просвет, и была поглощена лишь этим. Он хотел бежать
за ней, но тут же обнаружил, что не может сдвинуться с места; его ноги,
казалось, пустили корни в застывшей лаве. Оглянувшись, он понял, что
