поставил в нужное время и в нужном месте.- Маша сама вдруг поразилась
своим словам. - Погодите, чья бы это не была идея, но его поставил живой
человек. - Она осеклась, заметив дрожащие руки Виктора.
- Почему вы так смотрите на меня?
- У вас руки дрожат.
- Ничуть, - Виктор попытался скрыть дрожь сжимая пальцы, - - С чего
мне дрожать, идут обычные строительные работы, даже движение в одну сто-
рону перекрыли.
- Вы-то откуда знаете?
- Я вижу, вы мне не доверяете и, следовательно, как выражается поп,
остается только плотник.
Виктор встал и, будто преодолевая себя, пошел прочь.
* * *
Зря она задала ему последний вопрос, - думала Мария, глядя на удаляю-
щуюся фигуру Виктора. Да этот ангел - не просто товарищ, - теперь она
вспомнила рассуждения научного руководителя о роли предвестника в Новом
Завете и последовала за почти исчезнувшей фигуркой. Вскоре фигурка стала
разрастаться буквально на глазах. Красавец мог все знать, и про ее зас-
тарелую девственность (она живо представила, как Виктор прячется где-то
в темном углу своей квартиры и подслушивает их со Змеем разговоры), и
про Метрополиум Мюзиум - просто от Змея, а уж про последнее свидание -
так безусловно! После второго поворота стало очевидно, что Виктор должен
пройти мимо грейдера. Так вот он, ключик потерянный. Здесь, повинуясь
какому то внешнему толчку, Маша остановилась, и Виктор, сделав еще нес-
колько шагов, остановился напротив грейдера. Потом, оглядевшись вокруг,
полез вверх.
- Дха, - словно осенний лист с материнской ветки, слетел с губ Марии
удивленный вздох. Она не ожидала такой прыти. Более всего ее поразил
професионализм, с каким тот влезал на грейдер, ловко прыгая по сту-
пенькам - с одной лестницы на другую, а потом уж - на порог.
Прежде чем скрыться в кабине, Виктор еще раз оглянулся и, заметив
слежку, махнул ей рукой, приглашая последовать за ним.
Господи, что же это такое? Вокруг была еще Москва, но какая-то при-
тихшая и опустошенная - кажется наступил обед, ну точно обед - и дорож-
ные строители ушли... Виктор еще настойчивее приглашал ее последовать за
ним, он даже спустился обратно и, стоя на последней ступеньке, протяги-
вал к ней красивую ладонь. Маша тоже, будто вступая в тайный заговор,
осмотрелась. Потом смутилась, постояла в нерешительности, и , наконец,
двинулась вперед.
Прохладная сухая рука несколько успокоила ее, и у нее даже не закру-
жилсь голова, когда она оглянулась вниз, перепрыгивая с лестницы на
лестницу. Она все-таки не представляла истинные размеры чудовища, и если
бы не твердая поддержка Виктора, было бы невозможно вынести стремительно
уходящих вниз московских кварталов. В какой-то момент появились облезлые
московские крыши, утыканные крестами антен, и среди них она отметила
крышу родного дома. Все казалось игрушечным, и какое-то давнее воспоми-
нание мягко толкнуло ее в грудь. Она теперь глядела на город глазами пи-
онерки, путешествующей по светлым залам Выставки Достижений Народного
Хозяйства. Как сладко было рассматривать изяшные макеты великих элект-
ростнаций с крошечными человечками и машинами. Эти кругленькие, крытые
блестящим лаком, тепловозики, ведущие за собой аккуратные вагончики,
чем-то напоминающие песочные пироженые с розовой глазурью, казались нас-
тоящим светлым миром победившей мечты.
- Продолжим? - с приподнятым настроением бросил Виктор, по-хозяйски
располагаясь в кабине.
Сейчас он изменился. Его лицо стало сосредоточенным и оттого - еще
более прекрасным. Легкая проседь на висках, будто посеребренное воронье
крыло, сверкала на солнце. Он включил зажигание, и машина задрожала над
далекой столицей.
- Да... с такой махиной мы горы свернем! - ангельским голосом уже
кричал Виктор, - Помните, Мария? Ибо истинно говорю вам: если вы будете
иметь веру хоть с горчичное зерно и скажете горе сей:"Поднимись и вверг-
нись гора в море", и сойдет гора в море.
- Значит, это вы? - почти не сомневаясь, спросила Мария.
- Да, Маша, я - ангел, я - свободно парящий над собственной жизнью
ангел, но - не Змея, а Господа Бога. Да, я - его слуга, посыльный, а сам
он грядет через чрево твое, дабы свершить страшный суд.
- А что же делать мне?
- Смириться и ждать.
- Но как же моя любовь, ведь я люблю Верзяева!
- Да о чем вы, Мария! Опомнитесь! Наступает час битвы, и зло будет
повергнуто, а доброта и святость, наконец, обретут бессмертие. Так, неу-
жели, вы выберете Верзяева?
- Верзяева уже выбрал грейдер.
- Грейдер - это же символ, смотрите, что делает вера с человеком.
Земля внизу тоже вздрогнула и потихоньку подалась назад,
- Но почему я? - спросила Мария, глядя на уплывающую под нож трижды
переименованную улицу Горького. Она оглянулась назад, и на месте оранже-
вого храма, обнаружила серую ровную поверхность.
- Почему Бог избрал меня - простую, бестолковую женщину?
- Из тысяч! - радостно поддержал сомнения Марии ангел.
- Да, из тысяч и миллионов ничем не примечательных женшин. Ведь та,
первая, была особенной.
- Ой-ли?! - Виктор потянул на себя правый рычаг, и они, проплыв над
домом Пашкова и восстановленным Храмом Христа, легли на прямой курс
вдоль широкого проспекта, упиравшегося в горы имени Ленина.
- А знаете, Мария Ардалионовна, какая дорога ведет к Храму?
- Комсомольский проспект, - сообразила Маша.
- Верно, - Виктор снова рассмеялся. - Вот вы говорите, Маша, тысячи,
миллионы обычных, бестолковых людей. А она, мол, была растакая-этакая, и
всяких чудес и знамений, при ней - масса. Да позвольте ж, спросить, ка-
кого чуда вам еще требуется? Каких знамений, если мы с вами и так парим
над третьим Римом? Чего еще желать? А понял! Желаете ту самую гору под-
винуть. Сейчас, сейчас, газку подбавим, даром что грейдер, да и какой
грейдер, смотри - лезвие, будто туполевское крыло.
Виктор лихо вдавил педаль газа, и огромная, высвеченная осенним огнем
гора стала стремительно приближаться. Они пролетели над автомобильной
пробкой у метромоста, потом заложили вираж, едва не чиркнув по крыше
олимпийского стадиона, и пошли по траверсу горы.
- Час близится, сквозь губы цедил Виктор, - даешь Армагедон, ну, по-
ложим, пока, дорогая моя, он во чреве, так - лишь Армагедончик, без
этих, знатете ли, семи архаргелов, одним обойдемся. Ну-ка, музычку пос-
тавим, шестьсот шестедесят шесть килогерц. Он нажал кнопку встроеного
"Пионера", и зазвучала ледянящая душу палеонтологическая труба.
- Там, внизу, сплошные дети кокаиншиков, и, первым делом, сдвинем го-
ру имени главного из них. Чего нам понимаешь Варенух с Сердюками жалеть,
все это дерьмо карикатурное, с Лоханкиными, Берлагами и прочими сереб-
рянными детьми серебрянного века. Спасуться лишь избранные, а не эти
слепки. Даешь красоту нечеловечскую, час пробил, грядет Апокалипсис.
- Сойди гора в море! - крикнул Виктор.
- Да какое ж это море? Река Москва! - замирая от резкого снижения,
возразила Маша.
- Ха, даром что ли мы каналы строили, прямехенько через шлюзы во все
бусурманские моря сойдет. Вот так сель будет!
Виктор запел:
- Отсель грозить мы будем Шведу-Сведенборгу...
- Кто такой Сведенборг? - спросила Мария.
- Диссидент от религии.
- Он что, не верил в загробную жизнь?
- Ха, - Виктор рассмеялся, - Нет, наоборот, считал, что она уже давно
наступила, и все вокруг есть настоящий ад.
Раздался ужасающий скрежет, видно стал крошиться гранитный парапет
смотровой площадки. Маша ухватилась за руку Виктора и закрыла глаза.
- Нет раскрой, раскрой прекрасны очи, глянь назад! - приказал Виктор
и больно сжал ее руку.
Маша оглянулась и увидела то же, что и раньше: отвратительно гладкое
серое пространство следовало за летящим грейдером.
- Где я? - спросила Маша.
- В своем сознании, - Виктор осклабился.
- А сознание?
- Н-дас, приехали, железная логика серебрянного века.
- Почему же ты не отвечаешь?
- Потому, что есть теорема Геделя, а, иначе, - все, тупик, или, как в
простонародье говорят, силлогизм и свободный полет, а, еще точнее, -
свободное падение сознания.
- Не понимаю, причем здесь Гедель?
- А при том, что если нет бога, то и нет ответа, а лишь больная тав-
талогия и еще - свободное падение в пустоту. Вот оно и есть - чудо, ка-
тарсис человеческого организма, чем не Маргарита с метлой или Просто Ма-
рия с Арнольдом? Глянь, красота беспросветная, чудо пустоты. Где мы, кто
мы? Е-ге, погодь, щас лунная дорожка появится, гулять будем, эх, жаль,
гармонь забыл захватить, я ведь, Маша, на гармони - мастак, ведь это же
настоящее, а не то, что раньше было: Варенуха с Ноздревым. Ведь мы ж не
зря из людей манекенов настругали, чего там Шинель? Шинель, понимаешь,
прохудилась. Да, а новую-то сперли! Кудесники пера сперли, а оставили
нам кокаинщиков заместо человеков. Чего мы боялись снов разума, когда
душа не то что уснула, а просто сдохла.
Виктор поднял лезвие, и они легли на обратный курс.
- Гляньте, Мария, какая полоса четкая, а, надо будет, мы и все срав-
няем, раз такого чуда мало.
- Чудо-то чудо, но какое-то книжное.- Возразила Маша, - А я все-таки
обычная советская женщина, ну, может быть, с придурью.
- Насчет нашего полета - это точно. А вот по-поводу советской женщи-
ны, вы погорячились, Мария Ардалионовна. Не надо бросаться словами.
Виктор строго посмотрел на Марию и снова стал веселым.
- Странно мне вам говорить такие вещи. Вам, образованной современной
женщине, вам ли летающие блюдца да чумаковские крэмы за чудо принимать?
Господи помилуй, да вы в этих чудесах сама купаетесь.
- Как это купаюсь?
- Ну вспомните, когда Альенде расстреляли в президентском дворце, вы
же обливались не водой, а горючими слезами?
- Обливалась, и другие обливались. - согласилась Мария, а про себя
подумала, откуда это он про Альенде знает.
- То-то и оно, что плакали страшным ревом. Да кровью никто заявлений
не писал.- Виктор бросив рычаг прикоснулся к ее горячей ладони. - Да
разве это - не настоящее чудо? Милая моя, единственная... Да что там
Альенде, вы на себя в зеркало взгляните, ведь такое поразительное чудо
посреди пустоты. Ведь чудо господне не в исцелениях и хождениях по во-
дам, не в полетах в межоблачном пространстве, ни, господи меня помилуй,
в глотании ножей и всяческой прочей азиатчине, чудо в том, что вы, ате-
истка с молодых корней и молочных соков, живете так, как будто есть еще
что-то, кроме вампиров, Воландов да .....Черного Барона, да, мало того,
что живете еще и любите, любите и знаете, что Господь Бог не три буквы
на трафаретке или Всемогущее Ничто. Ведь готовы плакать не только над
той Девой, но и над "Просто Марией"!
- Да, Виктор, если никого вокруг нету - меня оторвать от телевизора
невозможно, до того жалко на их страдания смотреть.
Виктор стал совсем серьезным. Что-то в нем опять появилось человечес-
кое, какая-то внутрення боль, и вместе с ее появлением грейдер опустился
посреди выросшей Москвы, рядом с оранжевым храмом. Ей стало жаль ангела.
Она легонько погладила его как малое дитя. Ангел заплакал, и Мария очну-
лась на скамейке.
* * *
Отец Захарий остановился у иконы пресвятой девы-матери и шепотом по-
молился. Постоял, немного прислушиваясь к себе. Потом повторил молитву
снова. Молитва не получалась. Одна неотвязная мысль терзала его и мучила
и он, вместо правильных искренних слов, повторял про себя одно и то же:
"Отчего храмы ваши снаружи белы, а внутри черны?" Оно, как наваждение,
поселилось в его мозгу, и не просто обидной многозначительной фразой, а
еще и украшенной глубоким тревожным голосом той женщины. Зачем она, од-
нажды круто изменившая всю его жизнь, появилась снова на его пути? В
другом случае он мог бы положиться на Бога, а здесь никак не мог на Него
