сохли бы и потеряли устрашающую предсказательную силу послания старой
деве Марии.
С рокотом, со скрежетом, появился голубой состав, и Маша приблизилась
к глупому неповоротливому увальню, который, может быть, был вполне безо-
бидным человеком, но сейчас стоял к ней спиной и должен был повернуться
и столкнуть Машу с перона. Так все, наверное, и произошло бы, если бы
благодаря какому-то странному совпадению, ровно за шаг до последнего ша-
га, молодой брюнет, вот уже несколько часов преследовавший ее по городу,
не подхватил ее под руку и, как лунатика, осторожно не увел под мрамор-
ные своды.
- Вы шли словно сомнамбула, - сказал он приятным молодым голосом, -
Вы могли упасть.
- Да, я сомнамбула, а вы? Вы кто? - Маша скользнула взглядом по его
лицу, - Вы ангел? Вы ангел с голубыми глазами, да, да, ангелы должны
быть с голубыми глазами.
- Я Виктор, Виктор... -он сделал паузу, - впрочем, зачем вам моя фа-
милия, я товарищ одного вашего знакомого.
- Ангел-товарищ, - пропела Маша, и поднесла ладонь к высокому, без
единой морщинки лбу. - Давайте присядем. Вы красивы, вы, должно быть,
красивее Марсакова, или вы его двойник. А, нет, вы, - она, опираясь на
его сильную руку, присела на мраморную скамью, - вы ангел-товарищ Марса-
кова.
- Нет, я товарищ Верзяева.
- У мертвецов нет товаришей, - возразила Маша.
Человек по имени Виктор как-то обрадованно встрепенулся и, кажется, в
глазах его промелькнули злые огоньки:
- Ошибаетесь, Мария Ардальоновна, именно у мертвецов больше всего
друзей-товарищей.
- А может быть, вы мой отец? - Маша, кажется, хихикнула. - Впрочем,
вы слишком молоды, мой отец - отец Захарий, я согрешу, а он помолится...
- У Вас жар, - слишком уверенным голосом произнес Виктор. - Я Вас от-
веду домой, а Вы потом, пожалуйста, вспомните, когда же погиб Змей-Иску-
ситель: до свидания с Вами или после?
Ее вернули домой и под удивленные взгляды матери и матери-матерей
снова уложили в постель. Никто даже не пикнул - так в этом доме было не-
обычно появление мужчины. Маше поставили градусник, и тот показал трид-
цать семь и две, и Маша уснула, и ей приснился такой сон.
Первый сон старой девы Марии
Белый храм на зеленом холме. Надвратница - холодная сизая птица, не
то голубь. Привратник - ангел-товарищ с голубыми глазами, брюнет. Брюнет
всех женских сердец, не всякую пускает во храм, но ее, Марию, святую
девственницу, проверяет подозрительным взглядом меж бедер, достает за-
ветный ключик и впускает во храм. Византийские своды покаты, как женские
груди, и входящий купается в молоке. По стенам рукотворные иконы, но не
черные, и алтарь скромен, и перед ним символ любви земной - белым квад-
ратом огромное двуспальное ложе. В центре солнечное пятно через готи-
чесмкий витраж выхватило изображение Змея-Искусителя. На месте Христа
распятого, дважды перерезанный грейдером Змей. Ведь храм Змея, догадыва-
ется чревом Мария. Она падает на колени пред светлым ликом перерезанного
Змея и обнимает нижнюю половину его тела. Та, другая, недоступна и высо-
ка и требует парения. Она одна здесь в его храме и привратник голубогла-
зый заглядывает, как сосед, в щелку и видит ее моления у нижнего тела
Змея. Она любит Змея, она чтит его мертвенность и отдается без сожале-
ния. Но мысли ее чисты и прозрачны, она вспоминает недалекое прошлое и
лужайку пред храмом и людей, не впущенных внутрь. Там, в черном, отец
Захарий мнет красную бороду, и Иосиф, и мать-матерей, и просто мать, и
никто из них во храм Змея не вхож - строг привратник. Видит прочих, но
слышит голос Змея, и непроизносимо вторит, и вопрошает у верхнего тела:
- Отчего те люди снаружи, любимый, а мы внутри?
- Ты сама сказала - мы внутри. - отвечает верхнее тело разрезанного
Змея.
- Но Марсаков-красавец тоже с ними.
- С ними, - вторит эхо Змея.
- Я люблю тебя, Змей.
- Лишний свет как лишнее очевидное слово. Храм мой - крепость всех
излюбленных, прощайся пока.
Мария вздыхает, чуть вскрикивая, глаза ее закатываются в экстазе и
она засыпает во сне снов.
- Но если явится Он ?
- То скажи, что место его занято, ибо его храмы снаружи белы, а внут-
ри черны, а наши белы всегда, и мы сами поняли истину и предались земно-
му.Слышится помимо нее.
* * *
Настало утро и Маша наконец проснулась. Теперь, когда прошла ее прос-
туда, мир должен был стать прежним добрым, порядочным миром, подчиненным
обычным законам, правда, миром, в котором не будет его. Да, Верзяева
нет, а вместо него что-то совсем другое - не то. Эти письма. Ей нужно с
кем-нибудь поделиться, эти письма не принадлежат Змею, но какому-то дру-
гому человеку. Они написаны человеком. Маша несколько раз повторила
вслух эту фразу, прислушиваясь к звучанию собственного голоса. Ей нра-
вился собственный голос. Интересно, а есть ли люди с отвращением к свое-
му голосу? Итак, эти письма писал человек по имени... Она опять задума-
лась . С кем посоветоваться? Подруги? Всех подруг своих выдала замуж,
конечно, встречалась, бывала в гостях, но уже по-семейному, с пеленками,
одежками, с мужьями, и говорили о многом, но все не о том, так что оста-
лась она совсем одна.
Потом опять все как-то внезапно разрешилось явлением того самого брю-
нета Виктора. Он позвонил и поинтересовался здоровьем, а после повторил
свой прежений вопрос и объяснил, что не может найти ключей от квартиры,
которые он вручил Верзяеву для амурного, как он думал раньше, свидания с
ней, но после того, как он увидел Марию, он вдруг понял, что она вовсе
не та женщина и что вообще она такая женщина, что даже у него нет пра-
вильных слов и, несмотря ни на что, он хотел бы с ней встретиться , а
ключи - это только предлог, ведь он может заказать хоть тысячу ключей,
если захочет. И Маша неожиданно для себя согласилась встретиться, но
непременно у него дома. Да, у него. Ведь это был их со Змем-Искусителем
общий дом, были и другие разные, но этот был чаще всего, и ей здесь нра-
вилось, и у них здесь был кое-какой опыт совместного хозяйствования,
как-то: заваривание чая и разрезание сладкого сдобного тела.
Когда она позвонила ему в дверь, он тут же открыл ее, как будто все
время стоял в прихожей, ожидая гостью. Виктор, бледный, голубоглазый,
красивый, чуть дрожащим голосом пригласил войти, помог снять осенний
плащ, ведь была еще осень. Когда Маша, следуя приглашению, двинулась
вперед в полуоткрытую дверь, по-видимому, спальню, Виктор легонько взял
ее за локоток и направил в гостиную и там, прямо с места в карьер, стал
много и сумбурно говорить. Сначала про квартиру:
- Понимаете, эту квартиру я снимаю и мне не хотелось бы менять замки
и объясняться с хозяином, вот почему я так зациклился на этих ключах. А
так-то мне ключи, конечно, ни к чему, просто ключи-то я взял у хозяев
пока, но они особые, таких ни один металлоремонт не делает, а перед хо-
зяевами неудобно. Да и, честно говоря, хотелось посмотреть на вас, ну,
не в смысле... ради интереса, ведь он сказал, что у вас так себе встре-
ча, знаете ли, как это случается, ну, дай, думаю, и я... ведь я... -
Виктор покраснел, - но когда я вас увидел, господи, да я тут же понял,
что вы, вы не такая, и он, наверно, не знал, какая вы, да и откуда... -
он вдруг замялся, заметив почти возмущение Маши, - да неужели и вы его
любили?
Не дождавшись ответа, он как-то обреченно провел в воздухе рукой и
продолжил.
- Ну что вы все в нем нашли? Хорошо, хоть вас не было на похоронах, о
господи, нет, конечно, что же, он талант, и ученики гроб вынесли - даром
не апостолы, чуть не плакали, и телеграммы от иностранных академий, и
цветы, и венки, всякая мишура, будто праздник, будто, знаете ли, им даже
приятно, что они все скопились в одном скорбном месте и чтут его. Но
главное, вы бы видели этих женщин в трауре, ха! - у Виктора снова что-то
злое мелькнуло в красивых глазах, да нет, может быть, и не злое, а нера-
зумное, животное, предположила гостья.
- Вы ему завидовали? - откровенно удивилась Мария Ардальоновна.
- Ну вот, вы ничего не поняли, неужели бы я смог в этом случае вам о
нем сразу после похорон такое говорить? Да когда завидуют - молчат и
терзаются, - как-то серьезно, после задумчивой паузы ответил Виктор. - С
ним было всегда интересно, но я не понимаю почему, за что все это ему,
даже смерть, и та какая-то красивая, трагическая, все шептались - как
жаль, такой молодой. Да какой он молодой - зубы вставные, ведь он ничего
до конца не умел довести, ведь ему ничего не стоило, никакого, понимае-
те, никакого труда, вот что несправедливо, неправильно. Вы знаете, я те-
перь вот что думаю, я думаю, что всякий талант - это есть проявление бе-
совской силы. Да, да, талант это есть бесовское искушение, мол, на,
возьми и прыгни со храма, без парашюта, без зонтика, и тот, кто принял
свой талант, тот и служит дьяволу.
- Да что это у вас такая риторика православная, Виктор, вы как вроде
на верующего не похожи, у вас вроде бы совсем другие наклонности.
- Нет, я вовсе не то, но разбираюсь, ведь человек должен страдать,
человек должен терпеть, преодолевать, мучиться наконец и только после,
там, - Виктор как-то многозначительно поднял к потолку глаза , - там
воздастся каждому по заслугам, а на земле идет битва с антихристом и
быть счастливым здесь тяжкий грех.
Маша с огромным удивлением и непониманием слушала обрушенное на нее
чужое чувство, и ей самой тоже захотелось его огорошить, например, ка-
ким-нибудь фактом из своего сна, но она только улыбнулась, вспомнив ан-
гела-товарища, прислуживающего Змею.
Виктор весь обмяк как-то, но после спохватился:
- Значит, ключика у вас нет, значит, вы так и не встретились тогда.
Следовательно, сначала катастрофа, а только потом уж...- Виктор уставил-
ся бессмысленным взглядом в пространство, а Маша воспользовавшись минут-
ным замешательством хозяина, спросила, можно ли посмотреть спальню. И,
не дождавшись ответа, тихо вышла в место их несостоявшегося зачатия.
Посреди комнаты, купленное какими-то неизвестными хозяевами, огромным
белым квадратом парило мягкое двуспальное ложе. Его поверхность, крытая
шелковистым покрывалом, была гладкой и чистой и, казалось, что ложем уже
давно никто не пользовался, даже более того, оно казалось настолько сте-
рильным и нетронутым, словно поставлено оно здесь впервые и только еще
ждет своего часа. Рядом, справа, Маша заметила на полу спальный мешок и
какое-то подобие подушки, приготовленной из сваленных старых одежек.
- Да, я сплю теперь рядом, -услыхала она над ухом приятный, чуть дро-
жащий голос Виктора. -Я после ваших с ним встреч всегда долго сплю ря-
дом, знаете ли, не могу сразу, мне все кажется, что мы втроем, и запах
вашего тела, о, я его очень хорошо изучил. Я знаю, тут он бывал только с
вами. Я это по запаху установил, и больше не проверял.
Маша тогда испугалась, и чтобы как-то осадить хозяина, сделала равно-
душное лицо и попыталась перевести разговор:
- А ключи, наверное, должны быть у Верзяевых.
Виктор усмехнулся, словно понял игру, и согласился:
- Наверняка там, завтра же справлюсь. Кстати, завтра девять дней,
придете помянуть? Вот так удар, вот уж намек судьбы. Она совсем забыла о
мертвом теле Верзяева. Господи, не придавая значению слов, шептала она,
быстро спускаясь по ступенькам, как я могла не думать об этом. Ведь есть
еще небо, есть земля, а в земле есть кладбище, плоское глиняное поле у
Домодедовского шоссе, и в нем лежит мертвое тело Змея. Нет, не то, не
зря же о нем совсем забыла, она видела его один раз, а второй раз уже во
храме, и поверила сну. Господи, да почему же она должна верить невозмож-
ным, нереальным запискам-посланиям, а не настоящим снам?
* * *
Прошло несколько дней и она потихоньку выползла из тумана трагических
