рится, еще одни намеки и ничего конкретного, ведь конкретное мог знать
только я - СЕРГЕЙ ВИКТОРОВИЧ НАЙДЕНОВ.
Я втянул поглубже в плечи голову и краем глаза оглянулся на моего со-
седа. Я почему-то подумал, что он украдкой следит за моей реакцией, но
ошибся - тот просто впился в сцену. Тогда я посмотрел налево и, с облег-
чением вспомнил, что сижу у прохода. Почему я не сбежал отсюда раньше? Я
застыл. На меня накатила отвратительная, приторная волна страха, старо-
го, давно забытого детского страха. Не дай Бог вам почувстовать такое!
Послышался низкий подземный гул, и сцена начала поворачиваться - из
темноты выплыла гостинная, и когда тонкая, сколоченная из фанеры стенка,
словно лезвие ножа, перерезала сцену пополам, так, чтобы мы, зрители,
могли одновременно наблюдать происходящее в обеих комнатах, вращение
прекратилось. Мальчик остался на правой половине, а Клара перешла к
Бледногубому в гостинную.
- С ним опять ЭТО, - сказала Клара опустив беспомощно руки.
- Чепуха, не волнуйся, ЭТО, может быть, ненадолго, ЭТО - временно,
ведь доктор сказал - обычный детский синдром, температура спадет и все
развеется.
- Но сейчас, что делать сейчас? Он подозревает нас во лжи, понимаешь,
он не верит нам. Он прямо говорит: вы не настоящие.
- Не волнуйся, я же сказал - пройдет, дай лучше ему аспирин. Нужно
сбить температуру.
- Хорошо, но как же...
- Я повторяю, ничего страшного, ведь взрослые обязаны знать больше,
чем дети, и от этого детишкам кажется, будто от них что-то скрывают, ну
а уж если скрывают что-то, то можно подумать и о всеобщей игре, он вы-
растет, поймет и успокоится. Не волнуйся.
- Но он так странно смотрит на меня, он боится меня, у меня сердце
разрывается, когда он так смотрит на меня... - Клара сделала паузу и уже
с каким-то сомнением добавила: - ведь я его мать.
- Ну конечно, господи, ты его мать, тебе больно от того, что ему пло-
хо, и это нормально, ведь так должно быть.
Казалось, Бледногубый искренне волнуется, и я даже на секунду поверил
ему, поверил, что он искренне переживает, и тоже хочет помочь и Кларе и
их сыну, видите, до чего я доверчивый человек, но, слава богу, последую-
щие события не дали мне расслабиться.
А произошло следующее. Пока продолжался этот душеспасительный диалог
"разбитых несчастьем родителей", мальчик встал с постели, это было осо-
бенно подчеркнуто специальным прожектором, подошел к двери и прислушался
к разговору родителей. Благодаря удачному расположению сцены было видно
одновременно и родитетелей, и мальчика.
Мой театральный двойник стоял в длинной ночной рубахе, босиком, и
прислонившись ухом к дверному косяку, изображал смертельное любопытство.
Казалось, вся жизнь этого ребенка зависела от того, что он там услышит.
- Так он считает нас притворщиками? - наклонившись к самому уху Кла-
ры, громко спросил Бледногубый.
Та замахала руками, показывая жестами, что, мол, их сын подслушивает
под дверью, и надо осторожнее выражаться. Бледногубый понимающе кивнул
головой и, обращаясь к залу, еще громче изрек:
- Считать весь мир театром, - болезнь известная.- И, уже повернувшись
к двери, добавил: - Но для ребенка с неокрепшим телом - губительная. Кто
же мы, отец и мать - Актеры? Куклы?
Клара, зажав рукой рот, утвердительно закивала.
- Чепуха! А впрочем, быть может, это и к лучшему.
Бледногубый сделал паузу и бросил в зал:
- Пусть опыт станет нам судьбой.
Больше всего меня поразила стена, разделяющая сцену. Что бы она могла
означать? Да и что она, на самом деле, разделяла, пока продолжалось
действие? Неужели, она могла развести по разные стороны лицедеев? Неуже-
ли, они хотели меня убедить в том, что мальчик и родители противостоят
друг другу в каком-то важном вопросе? В вопросе о существовании и бытии?
Может быть, - да, стал я потихоньку догадываться о цели спектакля. Раз-
деляя актеров на две неравные группы, они пытаются убедить публику в ес-
тественности одной из них. Мол, справа на самом деле есть несчастный
больной воображением ребенок, а те, что слева - всего лишь марионетки,
заучившие ранее написанные слова. Ну да, прием срабатывает - зал затих,
увлекаясь действием. Но меня-то не проведешь. Я - то помню как все было
на самом деле, когда я стоял под дверью и подслушивал разговор своих ро-
дителей. Все было не так. Мои настоящие родители убивались горем, а не
шушукались с публикой. Ну да, появлялись время от времени какие-то нез-
накомые люди, быть может, врачи или далекие родственники, но они же не
шушукались у меня за спиной, а если и говорили шепотом, то исключительно
ради спокойствия моего воображения. Я так увлекся анализом происходящего
(в чем, как вы могли убедиться, я достиг немалых успехов), что пропустил
кусок действия.
Тем временем родители ребенка удаляются в глубину сцены, где стоит
семейное ложе. Прожектор выхватывает из темноты мальчика. Тот уже открыл
дверь и тихо, на ципочках, подоходит к столу и берет нож. Рассматривает
его, подставляя в центр светового пучка - лезвие страшно и ярко блистает
в детских руках. Затем отправляется к родительской постели. Зал в напря-
жении затих. Наступает пауза, в конце которой раздается зловещий скрип
открывающейся дверцы бельевого шкафа.
Зал аплодирует. Опускается занавес.
* * *
Бежать, бежать, снова застучало в мозгу. Я делаю вид, что все это ме-
ня не касается, и, будто изголодавшийся зритель, спешу в буфет. Конечно,
я ожидал какого-нибудь фортеля и со стороны зала, но здесь, слава богу,
ошибся. Во всяком случае, ничего осбенного в зрительской массе не было -
обычные жители столицы и ее гости. Да и глупо предполагать, что такую
массу народу, а в зале был аншлаг, специально наняли для розыгрыша. Да и
что я такого придумал, - рассуждал я, перетоптываясь у выхода в фойе и
все-таки следя боковым зрением за ближайшими окрестностями, - ведь и сам
Бледногубый объяснил происхождение этого детского синдрома. Ну да, был у
меня в детсве такой страх, ну и что, мало ли общих болезней?
Едва я вынырнул наружу и уже направился к выходу, как из неприметной
боковой двери меня поманила тонкая женская рука, - сюда, мол, сюда. Гос-
поди, почему я никогда не могу отказать? Я очутился в узком коридорчике,
почти в объятиях Клары.
- Как вам первое действие? - спросила она и, не дожидаясь ответа, ув-
лекла за собой. - Пойдемте ко мне в каморку, перекусим, вы ведь, навер-
ное, страшно голодны.
В ее "каморке" было в точности то, что я обычно рисовал, воображая
театральную уборную какой-нибудь Сары Бернар. Зеркала, мягкая мебель с
витыми ножками, шелковые портьеры , и запах, головокружительный запах
кремов, грима и, конечно, духов. На сервировочномстолике дымился ужин:
закуски, фрукты, бутылка шампанского в серебрянном ведерце... Откуда?
Когда на прилавках по всей Москве одна килька, и та - в томатном соусе.
- Присаживайтесь, милый друг, поужинаем....
Я, огорошенный развернувшимся буйством света и роскоши, плюхнулся на
пуфик, и она, любезно, подтолкнула ко мне столик.
- Разве вы не участвуете во втором действии? - я пытался навязать
хоть какую-то логику развитию сюжета.
- Конечно, я занята во втором действии, правда, правда мне придется
больше молчать.
- Но какие же у вас антракты?
- Ах, вот вы о чем, не беспокойтесь - без вас не начнут, да и без ме-
ня не обойдутся, ужинайте спокойно и не торопите события.
Черт с ним - хоть поем, оправдывал я свои театральные страдания, нак-
ладывая на тарелку ломтики ветчины, салями и сыра. Клара легким движени-
ем вскрыла шампанское , а я тем временем схватил серебряный нож и при-
нялся двигать горками черной икры по масляной равнине белого хлеба.
- Вы так элегантно обращаетесь с приборами. - Она внимательно следила
за моими движениями.
- Право... - сконфузился я от откровенного комплимента.
- Выпьем за продолжение! - предложила Клара.
- Продолжение чего? - ловя языком икринку и прижимая ее к небу, спро-
сил я.
- Просто за продолжение. Пока есть продолжение - мы живем, да и вот
наш ужин, ведь он есть результат, т.е. продолжение каких-то прошлых со-
бытий. Ну, как икра?
Наконец я раздавил икринку и с наслаждением ощутил ее прохладную со-
лоноватую сущность.
- Икра натуральная! - вырвалось у меня, и я осекся.
- И отлично, следовательно, и все остальное - настоящее, значит, все
продолжается, так за продолжение!
Наши бокалы сошлись, и раздался волшебный хрустальный звон. Я выпил
до дна, а она лишь пригубила.
- Как вы думате, что будет дальше?
- Хм, - я немного захмелел и расслабился, - Не знаю, что там в этом
пузанчике, - я игриво показал на дымящуюся фарфоровую чашу, прикрытую
крышкой, с торчащим в специальном проеме серебряным половником.
- Нет, я говорю о пьесе.
- Понятия не имею, Клара.
- Не прибедняйтесь, Сергей Викторович...
- Странный сюжетец, - брякнул я, собрав в кулак всю свою слабую волю.
- В том-то и дело - сюжет необычный, поэтому я и спрашиваю, - Ведь вы
такой многопытный и взыскательный зритель, и нам бы не хотелось вас ра-
зочаровывать банальным, предсказуемым спектаклем.
- Нет, не беспокойтесь, все свежо и непредсказуемо.
- Так ли уж все?
Настойчивость Клары стала мне надоедать, и я попытался сменить тему.
- А Бледногубый, он в самом деле ваш муж, я имею в виду реальную
жизнь?
- Погодите, все-таки, что предпримет мальчик во втором действии?
- Да понятия не имею.
- Ну как же, Сергей Викторович, посудите сами: чтобы определить нату-
ральность икры, нужно раздавить хотя бы одну икринку.
Я поперхнулся, так как пытался доесть с любовью приготовленный бу-
терброд.
- На что вы намекаете?
- Вы так держите нож, - она приблизилась ко мне на расстояние вытяну-
той руки и запрокинула голову, оголив длинную тонкую шею. - Посмотрите,
как бьется жилка, а вдруг это бутафория? Ну!?
В этот момент, к моему счастью, заговорил настенный репродуктор:
- Клара, зайди ко мне - есть проблемы, срочно.
Внутреннее радио вещало голосом Бледногубого. Клара выпрямилась,
вздохнула, и с неожиданной покорностью сказала:
- Надо идти - ах, как не вовремя. Погодите, я сейчас, я быстро.
Она выпорхнула из уборной, и я дал волю чувствам. Ах черт, вот так
комбинация! Я с силой ударил по столику и тот покатился в дальний угол,
рсплескивая шампанское. Откуда она знает мое имя, вот еще вопрос. Где я,
господи, что за странная игра?! Да они все сговорились, но ведь это
ложь, да и откуда им знать? Нет, ужасное, невероятное совпадение. Но
нужно сбежать, иначе свихнешься с этими современными театралами. Я уже
направился к выходу, как за спиной послышался скрип открывающегося шка-
фа. Постой, подумал я, в том месте, откуда шел звук, не было никакого
шкафа, а была стена в шелковых обоях. Я обернулся и увидел в распахнутой
потайной двери мою билетершу.
- Вы? -воскликнул я, разглядывая длинную детскую рубашку.
- Тссс - она приложила пальчик к губам и поманила меня за собой.
- Проходите, - она ввела меня в скромную, спартанскую обстановку,
-Моя уборная рядом, и я подслушивала.
Она прикрыла секретную дверь и пригласила сесть на грубо соструганный
топчан.
- Клара вас испугала?
- Ничуть, но я хотел бы уйти.
- Да, да, я знаю, она странная. Клара - прима, любовница главного ре-
жиссера, но с претензией и со странными актерскими комплексами. Ей все
кажется, что она играет ненатурально, и у нее идея.
- Какая? - увлекся я, немного успокаиваясь в ее присутствии.
- Видите ли, Клара считает, что для настоящей игры нужен настоящий
реквизит, ну, например, если по действию происходит дуэль, то и пистоле-
ты должны быть заряженными, и противники должны стрелять без шуток.
- Но ведь так актеров не напасешься, - сморозил я и нервно засмеялся.
