верное, подумал я, она в замешательстве, и решил не пользоваться момен-
том. Да, конечно, я мог бы здесь наговорить кучу красивых глупостей нас-
чет моих переживаний, рассказать о том, как перехватывает у меня дыхание
от ее появления, как радостно бьется сердце от одного неравнодушного
взгляда, как дрожат мои руки от одной только мысли прикоснуться к ее
тонкому запястью, и все это было бы чистейшей правдой, но совершенно
непрактично. Я уверен, что поддайся она хоть одному моему признанию, и
все бы пропало. Это было бы слишком легко и скучно. Что может быть неп-
риятнее, чем сжать ладонь и обнаружить влажный от пота, смятый ватный
комочек. Представив все это, я испугался быстрой (я совсем забыл, что
прошло уже две недели) победы.
- Как вы провели это время?
- О, совсем обычно. Такая мерзкая погода, темно, скучно...- она сдела-
ла паузу, настолько очевидную, что я даже горестно усмехнулся, оконча-
тельно обнаружив ее лежащей на моей ладони.
- ...я нигде не бываю.
- Мы могли бы встретиться сегодня, - почти со скукой предложил я.
- Ну, если у вас есть желание, а где?
- В плоском безбрежном пространстве.
Мне показалась, она благосклонно улыбнулась. Во-всяком случае, уже
через два часа она плыла рядом по дикому пустынному месту. Безгранич-
ность пространства приятно щекотала нервы - ведь любой случайный порыв
ветра мог увлечь ее в таких условиях бог знает куда, но все же я
чувствовал себя почти хозяином положения и не торопился приступать к
третьему этапу.
- Почему вы молчите? - вдруг, не поворачивая головы, спросила она.
Я остановился, предполагая, будто момент наступил. Мне даже стало
неприятно, что момент наступил слишком рано и придется прервать сладкую
тревожную неопределенность наших взаимоотношений. На самом деле, как те-
перь я понимаю, мне было просто страшно что-либо предпринимать, и не дай
бог нарваться на неожиданную реакцию. Да, уж вы догадались, что я слиш-
ком дорожил нашим первым уединением, и конечно, о нем мечтал не две пос-
ледних недели, а намного дольше. И боялся не просто оказаться в неудоб-
ном положении, я боялся потерять долгий, полный тревог и надежд послед-
ний год моей жизни. Тот день, когда я остановил ее у форточки, был
действительно праздником, годовщиной самой первой моей задумки. Целый
год я расставлял флюгера и лепестки, готовил подходящую ловушку, не смея
приблизиться к вожделенному предмету.
Почему я молчу? Я поднял голову и обнаружил себя в полном одиночест-
ве. Она, не замечая меня, ушла далеко вперед. Я даже вскрикнул, будто
получил пощечину. На крик она остановилась, с удивлением обнаружив мое
отсутствие. Бесконечную минуту мы молча изучали друг друга с пятидесяти
шагов и ждали, кто пойдет первым навстречу. И здесь, каюсь, я совершил
нелепую ошибку: вместо того, чтобы подождать, сам пошел навстречу. Ко-
нечно, и меня понять можно. Я сам выбрал такое тихое время, и глупо было
ждать даже случайного порыва ветра. И все же это была несомненная ошиб-
ка. Мне кажется, здесь впервые она почувствовала, какую имеет власть на-
до мной. А я же оправдывался самым примитивным образом. Почему, думал я,
она должна, открыв рот, подчиняться моим желаниям? Ведь она свободная,
невесомая, сотканная из тысяч серебристых нитей тополиная пушинка. В
конце концов, где это видано, чтобы дичь желала своего охотника?
- Что же вы здесь стоите? - решил я как-то выкрутиться. - Здесь опас-
но.
Она испуганно оглянулась.
- Посмотрите под ноги.
- Снег, - ничего не понимая, пошевелила жертва волоконцами.
- Да нет. Под нами студеное бесформенное течение, с тонкой затвердев-
шей корочкой. Если корочка треснет, нам не выбраться из слизистых
объемов, и быть нам среди обтекаемых спящих организмов.
Она пожала плечами и пошла обратно.
Всю дорогу я продолжал уныло молчать, слабовольно откладывая на потом
решительное признание. Я делил оставшееся до расставания время на равные
промежутки (их оказалось семь), рассчитывая воспользоваться третьим или
четвертым. Но промежутки таяли, и незаметно, у плоского кирпичного отве-
са с надписью "Булочная", наступил седьмой.
- Мне пора, - едва остановившись среди воздушных волнорезов, она соб-
ралась уже уйти.
Господи, ведь она действительно сейчас уйдет. Мы расстаемся, даже не
договорившись о следующей встрече (видите, я уже стал рассчитывать на
следующий раз), а что буду делать я? Опять месяцами готовить снасти и
дожидаться своего часа?
- Хорошо, - сказал я и посмотрел на часы. - Вам действительно пора.
Она повернулась и уже наполовину скрылась в темноте.
- Вам скучно со мной? - я попытался растянуть седьмой промежуток и
ступил в полутень.
- Иногда очень, - не останавливаясь, с убийственной прямотой говорила
она. - Вначале мне даже было интересно. Встреча в плоском безбрежном
пространстве - это было свежо, но теперь я поняла, что у вас такой вы-
чурный стиль. Как-то не остроумно называть речку студеным бесформенным
течением, рыб - обтекаемыми спящими организмами, а обычные машины - кап-
леобразными телами. Нужно чаще менять регистры, - посоветовала она на-
последок, захлопнув передо мной дверь.
Я стоял как ошпаренный. Какая наглость, девчонка, кукла, учить меня,
как менять регистры. Глупое, высокомерное ватное тело! Откуда ей знать,
что весь мир - это аэродинамическая труба?
Злое раздраженное самочувствие могло быть исправлено лишь одним пос-
ледним средством. Я вернулся домой, тихо, не касаясь выключателей, проб-
рался в дальнюю комнату, аккуратно, как это делают смотрители музеев,
задернул шторы и выдвинул на середину стола свое сокровище. Смахнув плю-
шем толстый слой пыли, подслеповато приблизился к стеклянной крышке. В
теплом свете настольной лампы, поблескивая нержавеющими игольными ушка-
ми, выстроилась моя коллекция. О, как давно я вас не ласкал своим иссле-
довательским взором, я бросил вас, забыл, почти предал. Простите, без-
молвные свидетели моего мастерства. Пусть вы сейчас мертвы и неподвижны,
как истины, установленные человечеством, пусть тело ваше проколото, как
у обычных бабочек, пусть. Но я-то знаю, помню неопределенный вчерашний
день, помню, как сладко замирали наши души в странном зыбком пред-
чувствии еще не разгаданной и еще не разгадавшего. Я приподнял крышку и
осторожно провел ладонью, едва задевая волоконца первого ряда. Потом
второго, третьего... Сердце мое успокаивалось, как будто я поглаживал
верного пса. И вдруг острая боль пронзила подушечку безымянного пальца.
Я отдернул руку и обнаружил пустое, не занятое тополиной пушинкой место.
Собрание не полно, в нем не достает лучшего экземляра, а место уже при-
готовлено. Черт! Со звоном захлопнулась крышка, я судорожно прижал со-
чившуюся из пальца кровь.
Снова накатило отвратительное состояние нашего прощания. Она не при-
няла моей игры. У нас мог быть общий праздник для двоих, праздник самой
длинной ночи, о котором никто, кроме нас, не подозревал. Это очень важ-
но, обладать тайным знанием. Тем более, таким многозначительным - день
самой длинной ночи. Она не захотела стать моим сообщником. Неужели это
поражение? Еще недавно, встречая и провожая ее на краю поля зрения, я
самонадеянно усмехался, впоминая о заготовленном для нее месте в ящике
со стеклянной крышкой. Да, самое страшное в нашем деле - это переоценка
своих возможностей. Прошло две встречи, а я по-прежнему ничего о ней не
знаю. Неужели она так увертлива, или я по-просту боюсь что-либо узнать о
ней? Может быть, она сомнамбула? Замкнутая, влюбленная (естественно, не
в меня) сомнамбула. Нет, не может быть - иначе зачем она вообще встреча-
лась со мной? Зачем в холод гуляла со мной в пустынном загородном месте,
по тонкому льду замершей реки? Быть может, она пыталась по-просту убить
время? Быть может, она кого-то ждет и ищет себе приключений, чтобы ско-
ротать время?
Не было сил терпеть дальше эту "сладкую неопределенность" и я дрожа-
щей от волнения рукой набрал ее номер, приготовившись говорить с кем
угодно.
- Это опять я, - млея от ее голоса, бухнул в трубку.
- Да, я слушаю, - она снова говорила со мной приветливо, будто ожидала
моего звонка.
- Вы можете говорить?
Она рассмеялась.
- Странный вопрос.
Или она притворяется, или у нее действительно никого нет. А если нет,
то зачем мы расстались?
- Але, але, - маскируя сомнения, я закричал в трубку.
- Да, да, я слушаю внимательно. Мне интересно, что вы скажете на этот
раз.
- Странно, когда мы расставались, мне показалось, вам неинтересно со
мной разговаривать.
- У меня изменилось настроение, и вообще, приятно знать, что произой-
дет дальше.
- Как это? - я опешил.
- Ну, у вас был такой вид, там в подъезде, что я решила - непременно
сегодня позвонит.
У меня перехватило дыхание.
- Эй, что вы там молчите и дышите?
- Мы могли бы встретиться завтра. - Я выпустил воздух.
- Завтра я не могу.
- Почему? - я почти возмутился.
- Не могу и все.
- А послезавтра?
- Не знаю.
Больше не было сил терпеть неопределенность, и я спросил напрямик:
- Да вы хотите со мной увидеться?
Она сделала длинную паузу и ответила тем же.
- А вы?
Она издевается? Интересно, зачем бы я звонил, если бы не хотел ее ви-
деть каждую минуту, вчера, сегодня, завтра, всегда (и добавил в скобках:
под стеклом).
- Я бы не хотел быть навязчивым.
- Хорошо, я вас избавляю от тяжких мук, до свидания. - Невозмутимым
голосом она закончила разговор и положила трубку.
Через два дня, в уютном загородном кафе мы предавались общению в лег-
кой незамысловатой форме. Сентиментальная десятилетней давности музыка
навевала ностальгические мысли, и моя красавица с грустью вспоминала
картинки из своего детства. Это было добрым знаком, и я, затаив дыхание,
следил за ее грациозными движениями, лишь изредка вставляя короткие меж-
дометия. Речь шла о какой-то кошке или собаке, которая была очень довер-
чива и постоянно попадала в разные смешные истории. По отдельным, ничего
не значащим для несмышленого наблюдателя легким штрихам, восстанавливал-
ся острый критический ум и упрямый, даже я бы сказал, сильный характер.
Впрочем, она все время сохраняла определенную дистанцию и умело пресека-
ла малейшие поползновеия пробраться поглубже.
- Мне сегодня было очень хорошо, - сказала она, когда мы оказались у
булочной. - А теперь мне пора.
Честно говоря, я расслабился и не ожидал, что сейчас, именно здесь мы
должны расстаться. Да и куда ей пора?
- Неужели ты так и уйдешь? - еще в кафе я незаметно перешел на ты.
Она длинно посмотрела на меня, кажется, впервые сомневаясь как посту-
пить.
Конечно, нужно меня пригласить домой. Ведь там никого нет. Ведь если
бы там кто-то был, она не стала бы тайком встречаться со мной, изображая
из себя недотрогу. Да и рассказывая о себе, она никогда не говорила
"мы", но всегда только "я". Наконец она решилась:
- Ладно, пойдемте. Угощу вас чаем.
Терпеть дальше не имело смысла, и я, целый день гнавший подальше то-
полиную тему, снова дал волю чувствам. Она парила серебристой мечтой в
полумраке лестничной клетки, головокружительно покачивая паутинками в
такт ударам моего сердца. Я крался за ней вверх по лестнице, гонимый
вечным охотничьим инстинктом, восхищаясь каждым ее шагом. Это уже было
похоже на танец рук. Мы вальсировали, не чуя под ногами почвы, лишь из-
редка, нарочно и случайно, касаясь друг друга, отодвигая на потом теперь
уже неизбежный счастливый момент, когда окончательно исчезнет разделяю-
щее нас пространство, и она, свободная и независимая, плавно опустится
ко мне на ладонь.
Нас буквально втянуло в чуждые апартаменты. Так вот где обитают самые
очаровательные экземпляры тополиного племени. Из нехитрого мебельного
