анство Хутора Михайловского возымело гораздо более серьезные пос-
ледствия.
Тем временем российский парламент, получив вместо ответа от украинс-
кого коллеги презрительное молчание, вскипел. Спикер, правда, попытался
вначале все списать на экономические трудности и уже перекинул мостик к
некомпетентности правительства, но бдительная правая не дала увлечь на-
родных избранников с магистрального пути. В результате, ребром был пос-
тавлен территориальный вопрос. Кто-то притащил замусоленную карту полез-
ных икопаемых с красной жирной полосой - границей между бывшими респуб-
ликами. В таком масштабе ширина границы составляла километров триста и
покрывала не только злосчастный переезд с кукурузным полем, но и добрую
половину украинской территории. Более утонченные, не извращенные юриди-
ческим образованием депутаты напирали на то обстоятельство, что вообще
катастрофа, приведшая к перевороту в палеонтологии, случилась благодаря
нашему российскому стрелочнику Ивану Грузилову, и ежу понятно, чей дол-
жен быть мамонт, а вместе с ним и Нобелевская премия. Напротив, научен-
ные партийным опытом депутаты центра предлагали объявить Хутора Михай-
ловского общей собственностью содружества, но это предложение было от-
вергнуто как попытка интернационализировать конфликт. Какое, к черту,
содружество? - кричал ярый русофил Иващенко и призывал отменить договора
1954 года, 1922 года, и вообще передать мамонта в Петербургскую кунтска-
меру. Украинский парламент мог вытерпеть все, но приписывание заслуг
российскому стрелочнику было выше его сил. Тут же Вэрховна Рада приняла
постановление о награждении тракториста Грыгория Сыдорчука тремя тысяча-
ми купонов. "Колы б нэ наш Сыдорчук, дэ б був той локомотыв?"
Дальше - больше. Проблема мамонта Хутора Михайловского расширялась и
углублялась. Правительство Литвы с прибалтийским спокойствием заявило о
полном нейтралитете в русско-украинском конфликте, но не преминуло на-
помнить, что Литва, как правоприемница польско-литовского государства от
моря до моря, из скромности могла бы претендовать по крайней мере на
бивни мамонта. Воспрянули Казань и Улан-уде. Здесь припомнили все: и
осаду Киева 1242 года, и изощренное варварское коварство московских кня-
зей в Куликовской битве, так и не оплаченные долги золотой орде, и трех-
сотлетнюю гуманитарную помощь. Все бурлило.
С новой силой всплыл вопрос о праве наций на самоопределение, об ис-
торических родинах, о репрессированных народностях, об истоках и корнях.
Украинськи пысьмэнныки снова вспомнили наивное письмо Ивана Денисова
"Как нам обустроить шестую часть земли?" и, пользуясь неопровержимыми
историческими данными (тут же в Киево-Печорских подземельях, а именно на
станции метро Арсенальна, была найдена рукопись начала первого века),
показали, что украинцы никакого отношения к русским не имеют , а являют-
ся наследниками скифов, гуннов и этрусков, о чем еще раньше неоднократно
писал известный вкраинський фантаст и исследователь летающих тарелок,
Олэсь Брэдник. Профессор Павло Груша, исследуя особенности компартийных
переводов с русского на украинский, доказал их полную несовместимость, а
в интервью радио Свобода назвал автора "Вия" мерзким негодяем и предате-
лем украинского народа.
А что же наш мамонт, что же наш Хуторок? Ровно через неделю после
знакомства с Кэри он выкинул такое коленце, что свежеиспеченный академик
Нэдбайло-Гиляровский только открыл рот. И не он один. Дело произошло
следующим образом. Отложив официальный визит в Бонн, президент Украины
лично приехал в цирк, дабы живьем увидеть ископаемое животное. Этим он
показывал восточному соседу свои неотъемлемые права на всякие ископае-
мые, а всему остальному миру демонстрировал приверженность бывшей Мало-
россии к развитию фундаментальных наук. В цирке его встречал академик,
поселившийся прямо здесь же, в подсобке смотрителя хищных вольеров.
- Ось тоби раз, - воскликнул президент, - нэначе як слон!
Мамонт, до этого стоявший задней частью к первому государственному
лицу, повернул голову вполоборота и на чистейшем русско-украинском языке
сказал:
- Слоны в Африке, а я тутэшний.
Академик открыл рот, а президент и сопровождающие лица громко крякну-
ли. Замешательством воспользовался корреспондент Би-би-си Майкл
Уэльский, примчавшийся прямо из Лондона:
- Ду ю спик инглиш?
Мамонт равнодушно посмотрел на англичанина и изрек:
- Я не розмовляю на английском.
После этого Хутор Михайловский, гордо ступая мимо обалдевших визите-
ров, вышел на улицу.
Надолго запомнили киевляне этот необыкновенный летний день. Огромная
толпа горожан, создавая то здесь то там транспортные заторы, сопровожда-
ла мамонта по извилистому маршруту. С плошади Пэрэмогы он поднялся к
университету, постоял у памятника Тарасу Грыгорычу, спустился на Бесса-
рабку, зашел на рынок, под одобрительный гул толпы пожевал зелени в тор-
говом ряду, вышел на Хрещатик, перебросился парой фраз с постовым, пере-
сек наискосок проезжую часть и надолго остановился у витрины Цума, разг-
лядывая панчохи, шкарпэтки та парасольки. Многие превратно поняли это
действие как факт восхищения пращура даже бедным перестроечным ассорти-
ментом. Во всяком случае Вечорка уже через два часа писала об успехах
купонизации и оптимистически усмехалась: это вам не мезозой, товарищ ма-
монт! На самом же деле Хутор просто-напросто изучал свое отражение в
витрине.
Потом мамонт двинулся дальше. На бывшей площади Революции попил воды
из фонтана, почитал афишы Филармонии, с удовольствием послушал духовой
оркестр в Первомайском парке и к вечеру вышел на днепровские кручи.
Хутор словно окаменел, пораженный развернувшейся перед ним картиной.
Далекое плоское пространство, с золотистыми песчаными отмелями, с разб-
росанными тут и там белоснежными лоскутами построек, с бархатными, кры-
тыми легкой голубой дымкой лесами, - все бесконечное раздолье пробудило
в нем какое-то древнее доисторическое воспоминание. Он еще долго стоял,
предаваясь ностальгическим воспоминаниям об утерянной родине, а в конце
поднял хобот к небу и издал такой пронзительной силы звук, что задрожали
купола Андреевской церкви, а железный князь Владимир чуть не выронил из
рук святой крест.
Весть о том, что мамонт, мало того что живой, так еще и разговарива-
ет, слабо способствовала урегулированию хохлятско-кацапского конфликта.
Киевские лингвисты тут же подвергли речь мамонта скрупулезному семанти-
ческому анализу и с редким единодушием объявили диагноз: речь мамонта
неопровержимо свидетельствует о его, мамонта, украинском происхождении.
Их московские коллеги, напротив, нашли в ответе Хутора президенту сто
двадцать четыре изоморфизма со "Словом о полку Игореве" и выдвинули ос-
торожное предположение: а не знаменитого ли Бояна отрыли Брянские пале-
онтологи под колесами локомотива?
По-новому открылся территориальный вопрос. До какой, спрашивается,
глубины веков должен распространяться государственный суверенитет? Где
эта, в пространстве и времени, проходит злосчастная граница? На Вэрхов-
ний Ради бывший тренер хокейной команды по идеологическим вопросам, а
ныне первый советник президента Леопольд Ващугин, выдвинул новый геопо-
литический проект раздела земного шара. Согласно Ващугину, нужно соеди-
нить центр Земли с границами государств 1955 года, и весь конусообразный
объем объявить неделимой собственностью нависающего над ним государства.
Гениальная простота проекта вызвала бурную овацию консервативного
большинства, а оппозиция призвала не останавливаться на поверхности и
продлить стенки национального конуса в безвоздушное пространство и там
собирать транзитную пошлину за пролет русскоязычных космических экипа-
жей.
На том и порешили. Вместе с ближним космосом под юрисдикцию Украины
перешло созвездие Лебедя с частью Чумацкого Шляха, на свою беду оказав-
шегося как раз над Киевом. В общем патриотическом хоре утонули редкие
голоса сомнения научной интеллигенции, еще помнившей, что Земля вращает-
ся, вследствие чего могут возникнуть серьезные проблемы с государствами,
лежащими на пятидесятом градусе северного полушария.
На местах тоже стало неспокойно. Жители Хутора-Михайловского, ставше-
го теперь всемирно известным центром палеонтологии, отозвали из Рады
своего депутата, а взамен направили в киевский цирк телеграмму с проше-
нием баллотироваться на освободившееся место одноименного с городом ма-
монта. В ответ вскоре пришла короткая депеша: "Баллотироваться згодэн.
Ваш Хутор."
Началась предвыборная кампания. Целый месяц мамонт провел в добро-
вольном заключении, не подпуская к себе депутатов, корреспондентов и
прочую назойливую публику. Лишь изредка он наведывался к Кэри, а в ос-
тальное время читал. Акты, постановления, проекты конституций, беллет-
ристика (прочел Кобзаря от корки до корки, прочел Энеиду Котляревского,
познакомился с философским наследием Сковороды) проглатывались с бешеным
аппетитом. Под конец ему попалась хартия прав человека, и тут он заду-
мался о чем-то сокровенном.
Впрочем, все шло как нельзя лучше. "Нэхай соби мамонт - вин тутэш-
ний", - мудро рассудили жители Хутора Михайловского.
С блеском одержав победу на безальтернативных выборах, мамонт под ап-
лодисменты коллег депутатов занял пустующее место в украинском парламен-
те.
Первое время Хутор молча наблюдал за перипетиями рутинной парла-
ментской работы. При голосовании, как правило, воздерживался, чем осо-
бенно раздражал деятелей "Руха", попытавшихся сходу перетянуть ископае-
мое на свою сторону, и, лишь когда возник вопрос о границах, таможнях и
нейтральных полосах, выступил с пространной витиеватой речью. Депутаты
ничего толком не поняли и решили на всякий случай избрать мамонта пред-
седателем комиссии по территориальным вопросам и национальной безопас-
ности. Немалую роль здесь сыграл международный авторитет мамонта, полу-
чавшего теперь прямую гуманитарную помощь от стран большой семерки.
Сходу мамонт попал в самую гущу политических событий, на самый их го-
рячий полюс, и не в качестве редкого экспоната, а первейшим госу-
дарственным лицом. Ему поручили представить новый проект решения терито-
риальноых проблем, и весь цивилизованный мир замер в ожидании оконча-
тельного решения набившего оскомину вопроса. Уже через полгода его ко-
миссией был подготовлен законопроект территориального деления исконных
украинских земель.
Смешное беспокойство охватило высший орган, когда Хутор вышел на три-
буну со своим законопроектом и развернул над депутатами карту Евразии.
Так инопланетяне рассматривают из далекого космоса незнакомые очертания
наших материков.
- Боже ж мий, боже, - пронеслось по залу, - А дэ ж Кыйив?
Мамонт ткнул куда-то между Черным морем и Скандинавией, как раз под
второй буквой размашистого заглавия, пролегавшего от Ламанша до Порт-Ар-
тура: ХУТОРСКIЕ ЗЕМЛI. В напряженном внимании была выслушана речь Хутора
об исторических периодах, о правах наций, об ареалах обитания древнего
населения Земли. Свою речь Хутор перемежал свободолюбивыми цитатами
классиков и современников, а в конце предложил столицей нового госу-
дарства назначить славный город Хутор Михайловский. На этот раз все
обошлось без аплодисментов.
Я не буду описывать последовавшее за тем безобразное обсуждение ново-
испеченного прожекта, эхо которого вскоре разнеслось по сопредельным го-
сударствам. Левые, правые, патриоты, национал-интернационалисты, и даже,
увы, зеленые как в старые добрые времена в едином порыве сорвались на
мамонта с цепи. Когда же кто-то намекнул на малочисленность хуторян, как
их называл в проекте мамонт, не выдержала хрупкая мезозойская душа, и со
словами "Нас мало, а будэ щэ бильше", мамонт вышел вон из Украинской Ра-
