рассказа?". Что же эта за мечта такая особенная? Сделать орудие
убийства из своего вдохновения?! Как же так -- убить читателя
насмерть одним рассказом?! Слушай, ну просто инженер Гарин... А
мы все думали, Алексей Николаевич в бирюльки игрался...
-- Да что там гиперболоид, батюшки мои родные, это ж
интеллектуальная нейтронная бомба, убивает только тех, кто
способен мыслить... а уж про радиус действия при современных
средствах...
-- Да ну брось, -- неужели ж думаешь, такую хреновину кто
напечатает? Есть же предел!
Воропаев горько усмехнулся и со значением поглядел в глаза
доктору.
-- Нда... Еще и премию вручат за мастерское владение
словом и открытие новых литературных горизонтов...- Михаил
Антонович горько усмехнулся. -- если в живых останутся.
-- Эй, ребята, вы там в толстых журналах не заигрались в
игру слов? -- крикнул в потолок доктор.
-- Толстые журналы, -- Воропаев усмехнулся и наморщил лоб,
пытаясь все-таки отыскать свое потерянное лицо.
-- Он в такой газете работает, что в один день миллионов
пять как корова языком с поверхности земли...
-- Ну, господа литераторы, дотренькались, достучались, --
Доктор соскочил со стула и принялся ходить по ординаторской, --
Вот она и явилась миру -- красота нечеловеческая, а как ждали,
надеялись, придет новый Гоголь и явит миру Новых Мертвых Людей
своих, чтобы обязательно с фейерверками, с летанием, с
аллитерацией и поисками запредельного, чтобы непременно красиво
было и перед серебренным веком не выглядеть медной полушкой,
куда там Федор Михалычу, у него ж сплошные недоделки, впопыхах,
мол, творил, некогда было стиль оттачивать, Господи прости, да
ведь спешил старик, потому в девятнадцатом веке всего-то сто
лет, братцы! Сто лет, и ни одного черного квадрата, кроме
Аксельрота и Засулич! Да ведь это ж чудо! Зато уж в нынешнем
каких только квадратов не намалевали и на Соловках, и
Бухенвальде. А длинноты эти, господа профессионалы, помилуйте,
это ж наша жизнь вся, в тех длиннотах играет, мы ж Рассея, а не
латинская америка, нечто нам кроме рифмы и предъявить нечего?
Или вы где видели людей, амфибрахием говорящих, в супермаркете?
или ночном клубе? У нас же лета всего два месяца в году, потому
душевным теплом греемся! А вы нам кристаллическое слово в
качестве телогрейки. Чего ж мы поимели? Розу Парацельса и
Лолиту заместо Неточки Незвановой? Так лучше не жить, чем так.
Конечно, теперь и мы на пепелищах инквизиторских сидим, сидим,
да потренькиваем по клавишам, авось, нобелевский комитет
раскошелится, мильончик подкинет, жаль, теперь и нобелевского
комитета не будет, вот так, господа комитетчики, мы уж с этими
комитетчиками семьдесят лет мантулили, теперь ваша очередь
наступила. Доктор почти кричал, и в далеких палатах просыпались
больные русские люди. Воропаев нервно озирался в поисках
сигареты.
-- Кстати, у тебя нет сегодняшнего номера газеты? Доктор
скривился:
-- Я ее не читаю. Но можно сбегать в холл, там для
пациентов на журнальных столиках, знаешь для развлечения,
нда... но я тебя уверяю, сегодня ни одного летального исхода во
всей больнице, только обострения... -- доктор спохватился, --
так может, закрыть, к чертям собачим, газету?
Воропаев вспомнил сегодняшний разговор с начальником и не
счел необходимым спорить.
-- Погоди, но как же он объяснил шесть покойников в
вагоне?
-- Говорит, утро раннее, многие спят в электричках.
Михаил Антонович развел руками.
-- Эх, брат, вот тебе и освобожденное слово, явило миру
лик стозевный... Хотелось бы проснуться.
Доктор попытался налить еще спирту, но Воропаев отодвинул
фляжку.
-- Что делать?
-- Слушай, майор, а может, он имел в виду духовную смерть,
как в Дзэн Буддизме?
Воропаев не слушал доктора, а просто начал рассуждать
вслух:
-- Положим, он после испытания в электричке отладил
рассказ, и теперь выбирает момент, чтобы запустить в ход.
Пускать малыми партиями бесполезно, нужен большой тираж, кроме
того, все это только на русском языке, и на русской территории,
а ему нужен читатель в мировом масштабе, а что у нас в мировом
масштабе? В мировом масштабе самое мобильное средство --
интернет. Постой, постой, -- Воропаева никто не перебивал, --
так вот оно что за вечерние посиделки! Слышь, доктор, ему нужен
интернет!
-- Про интернет я слышал, говорят, он весь в паутине, не
чистят его, что ли?
-- Ну блин, ведь и привлечь-то не за что, как доказать,
что это и есть оружие, ведь его ж надо зачитать... вот так
хреновина.
-- Жаль, я не психиатр, -- вздохнул доктор.
Затренькал воропаевский телефон. Звонил Андрей.
-- Готовь скальпель, доктор, -- крикнул Воропаев.
Доктор ошалело смотрел на майора.
-- Какой к черту скальпель! На пол и головой к стене.
Слышь, Вениамин Семенович, давай лучше проснемся!
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
27
Москва напоминала выброшенный на свалку гербарий
спятившего натуралиста. По пустынным улицам колючий северный
ветер гонял скрюченные ржавые листья, пустые банки кока-колы и
мириады книжных страниц. Вот-вот должен был пойти снег. То
здесь, то там, на площадях с новыми давно забытыми названиями
жгли костры. Ночью с Воробьевых гор было видно, как полыхает у
Белого Дома, на Арбате, у Храма Христа и на Котельнической
набережной. Особенно ярко светилось пламя у Боровицких ворот.
Да и здесь, перед Университетом горячие языки весело лизали
чугунные ноги Михаила Васильевича. Ломоносов добродушно смотрел
вдаль и отбрасывал на низколетящие тучи свою богатырскую тень.
Ополоумевшая старуха бродила вокруг памятника и подгребала
обратно выхваченные ветром страницы. Грабли равнодушно
скрежетали по асфальту, и Андрей ежился, прижимая локтями бока,
но далеко не отходил. Там было холодно.
С Ленинского проспекта послышался слабый моторный гул.
Вскоре появилась воропаевская шестерка и выхватила дальним
светом несколько шарахнувшихся на обочину теней. За шестеркой в
серой соболиной шубке на казавшемся в сумерках бледном коне
скакала Катерина Юрьевна. Вениамин Семенович зарулил прямо к
костру, и не выходя из машины, через форточку крикнул:
-- Глянь, кого я тебе привел!
Катерина подъехала поближе и, наклонившись, шепнула:
-- Здравствуй, Умка. -- и поцеловала Андрея в щеку.
Андрей стер помаду и продолжал так же упрямо смотреть на
огонь.
-- Солнцевские не приезжали? -- спросил Вениамин
Семенович.
Андрей отрицательно помотал головой.
Появились Серега с Петькой Щегловым. Они как водовозы
Василия Григорьевича Перова запряглись в столовскую тележку,
доверху уложенную книжными кирпичами. Одну руку, вернее то, что
осталось после того, как доктор сделал операцию, Серега
прижимал к груди. Он настороженно взглянул на Катерину и
принялся бросать книги под ноги Михаилу Васильевичу. Петька
подносил поближе стопками. Одна стопка развалилась. Мальчик
поднял толстую книжицу, раскрыл и начал читать:
-- Если из А вытекает Вэ, а из Вэ вытекает Сэ, то из А
вытекает Сэ. Обратное, вообще говоря, неверно. Чего это за Сэ,
как это вытекает? -- Положь взад, -- крикнул Серега, -- Это
формальная логика.
-- Нет, не понимаю. Что вытекает? Эти авэсэ --
сообщающиеся сосуды, что ли?
-- Сам ты сосуд.
-- Да не получается, положим, А сосуд, и из него вытекает
жидкость, ага, а потом что? Эта Вэ затвердевает, что ли?
-- Частично...
-- Угу, -- размышлял Петька, -- То есть как будто вода,
например. Но вода-то вытекает, потому как земля притягивает, а
Сэ кто притягивает?
-- "Вытекает" это тоже, что и "следует", абстрактно -- в
голове, -- пояснил Серега.
-- А, понял! -- обрадовался Петька -- Например, нам
положили сжечь пять кубометров книг, а мы их не сожгли, это
есть А, что из этого вытекает? Из этого вытекает Вэ: наедут
солнцевские и надерут задницу, а, следовательно, завтра она у
нас будет болеть. Это Сэ. Но могут и просто так надрать
задницу, она тоже будет болеть, а хотя пять кубометров мы своих
сожгли аккуратно. Правильно?
-- Правильно, -- Сергей подошел к Петьке выхватил книгу и
забросил ее подальше.
Раздался выстрел. Катерина слету попала в книгу и та,
взмахнув бумажными крыльями, разлетелась по отдельным главам.
-- Ну, блин, Катерина, прямо в яблочко! -- похвалил
Воропаев.
-- Нет, я не понимаю, -- продолжал Петька, -- Неужели так
просто? Ведь это несправедливо, если Сэ без А?
-- Математику не интересует, справедливо или нет, --
растолковывал Серега, бросая очередную книгу.
Ему было неудобно со своей культей, но он теперь старался,
чтобы книги летели на бреющем полете.
-- Так это ж настоящая шунья. Петька понес кипу к костру и
вдруг остановился.
-- Как же мы тогда жили? Ведь мы все мерили по Эвклиду?
-- Вот оно и скривилось, -- прошамкала старуха, --
подгребая к пламени остатки формальной логики. -- Тапереча
будем сажать сады. Я еще с весны в огороде булыжников
набросала, ничего правда не взошло пока.
-- Да чем же формальная логика помешала? -- удивился
доктор, выходя из машины.
Он подошел к костру и протянул озябшие руки.
-- Приказано все жечь, -- отрезал Серега.
Петька посмотрел на Андрея и заметил:
-- Ты чего, как Хлудов из Белой Гвардии стоишь?
-- Мешки... -- не поворачиваясь сказал Андрей.
-- Тьфу, -- сплюнул доктор и поглядел на Ломоносова, --
Что они медлят?
-- Завтра, слышал, будут и здесь статую менять. Не
успевают, знаешь сколько памятников по Москве, да и кузнец у
нас один, Демидов -- он подморгнул Катерине.
-- Демидов еще весной как помер, -- вставила старуха.
-- Конечно, потому так медленно и идет, -- пояснил
Вениамин Семенович, и повернулся к Андрею,
-- Мать-то где?
Андрей махнул рукой в сторону старухи с граблями.
-- Да, влипли, господа. -- Изрек доктор и достал из-за
пазухи пачку бумаги.
Прикрывая лицо свободной рукой, подложил под толстый в
золотом переплете том, что бы не разлетелось.
-- Ты чего там подбросил, -- удивился Воропаев.
-- Так, чепуха, -- Доктор махнул рукой.
-- Пьесы, что ли? -- догадался Вениамин Семенович.
Доктор не ответил, а повернулся к Сереге:
-- Рука не беспокоит?
-- Нормально, Михаил Антонович. Нечему беспокоить.
-- Чего ж снег-то не идет? -- как-то в небо спросил
Воропаев.
-- Черно как-то.
-- На черном фоне люди в белом приметнее, -- пояснил
Петька.
-- И в кого ты, Петька, такой талантливый? -- удивился
Воропаев.
Катерина опять наклонилась к Андрею и шепнула на ухо:
-- Поедем погуляем в Нескучном Саду.
-- У меня скоро связь. -- все так же, не оборачиваясь,
отказывался Андрей.
-- Успеем Андрюша, запрыгивай, -- уже просила Катерина.
-- Давай, давай, Андрей Алексеевич, чего стоять, в ногах
правды нет. -- Поддержал Катерину Воропаев,
-- Я здесь побуду, правда, у меня тоже скоро летучка.
Андрей, будто против воли, запрыгнул на лошадь и обхватил
Катерину за талию. Они поскакали. На Воробьевском шоссе на
встречу им попалась девчушка, одетая во взрослое пальто.
Впереди себя она толкала инвалидную коляску.
-- Даша пошла со стариком, -- сказал в пустоту Андрей.
-- Дарья Дмитриевна? -- спросила Катерина,
-- Не помню, сестра Петькина.
-- Тебе она нравится?
-- Она такая маленькая и беззащитная... -- будто что-то
припоминал Андрей.
Он с непривычки немного ерзал, и от этого казалось, что он
