незнакомое раньше волнение. Нет, на этот раз оно не было связано с
предстоящим превращением их с Евгением взаимоотношений в новую, более
материальную форму. Хотя здесь было над чем задуматься ей, во многих
смыслах неопытной и толком ни к чему не подготовленной. Над этим она не
думала, справедливо полагаясь на естественное разумное течение событий. Ее
волновало сверхточное сходство того, что она видела в зеркале, с
фотографическим изображением, висевшим на стене. Казалось, в комнате
материализовалось явление двадцатипятилетней давности. Уж не специально ли
природа делает детей похожими на родителей? Будто она, природа, ставит
какой-то важный физический эксперимент по исследованию явления жизни и для
чистоты эксперимента многократно воспроизводит одни и те же условия опыта.
Но нет, это было бы слишком скучно, думала Соня. Жизнь неизбежно меняется,
жизнь с каждым новым человеком приобретает новый смысл. Ведь так говорил
Евгений. Не может быть, чтобы она была то же самое, что Елена Андреевна,
она новый, неизвестный миру человек, она будет жить и любить по-новому, у
нее новые мысли, ведь она же не биологический вид. Это только все личинки
бабочек похожи друг на друга. Вот они наверняка воспроизводятся для
проверки какого-нибудь закона. Но мы люди, мы умеем красиво думать, мы
умеем быть счастливыми без еды, мы умеем грустить. Разве личинки могут
испытывать такое? Правда, мы умираем. Да, я боюсь смерти, но это так
естественно. Раз я могу думать, значит, я должна знать, что когда-нибудь
перестану думать. Говорят, женщины все чувствуют; чепуха, я думаю, я
просто думаю...
18
Между тем и в Южном городе обстановка потихоньку менялась. Чирвякин
глубокой ночью дополз до Сергеева, и Марта вызвала врача. Боялись, что
инфаркт, но оказалось, что пока нет, а в больницу решили все-таки
отправить. На прощанье он крепко пожал Сергееву руку и спросил:
- Свидимся или нет, Сережа?
Сережа утвердительно качал головой, стараясь хоть как-то успокоить
старое доброе сердце. Кажется, Чирвякин поверил.
Оставшись без помощника, один на один со своим дерзким планом,
Сергеев принялся прикидывать, успеет ли он к назначенному капитаном сроку
закончить все свои приготовления. Ему казалось, что он успевал - ведь, к
счастью, многое уже сделано, а многое и так заранее было подготовлено.
Сергеев, иногда воображая себя незаинтересованным наблюдателем, удивлялся
и даже усмехался. Ведь сколько людей работают по его плану и совершенно
ничего об этом не подозревают! Даже ближайшие сотрудники в институте, и те
по большому счету плохо представляли себе, для чего это все делается. А
что уж говорить о тысячах и тысячах рабочих, мастеров, инженеров общего
машиностроения, которые, быть может, и сейчас, в эту самую минуту, в
неурочное время гонят спецзаказ особого значения. Заказ, принятый по
постановлению центрального правительства, по особому постановлению. Но
впрочем, сейчас Сергееву было не до пустого созерцания собственных
подвигов. Нужно спешить. Следовало собрать, расфасовать и погрузить все
необходимое. Причем погрузить и отправить нужно незаметно. Сначала он
попробовал все сделать сам. Он отправился на вокзал. Там сообщили - для
перевозки груза нужно заказывать контейнер, а срок заказа контейнеров -
месяц до отправления. Получив от ворот поворот, в расстроенных чувствах он
побрел домой, не зная пока, что предпринять. И здесь, на привокзальной
площади, у трамвайного кольца он почувствовал на спине чей-то взгляд.
Странно, по пути на вокзал он сделал все возможное, чтобы избавиться от
нежелательных свидетелей. И он избавился, по крайней мере молодой лопоухий
парнишка, с утра мелькавший в толпе, исчез. И вот на тебе. Сергеев
обернулся. В двадцати шагах от него, совершенно не скрываясь, а наоборот,
широко улыбаясь, чуть наклонившись вперед, стоял Караулов и приветственно
махал рукой, мол, я здесь, я здесь.
Видно, он был обречен на общество Васи Караулова. "Что же происходит,
что же происходит?" - шептала в потолок ночью Марта. На нее сегодня нашло.
Под утро она проснулась и стала нашептывать Сергееву беспокойные слова. А
Сергеев молча скрежетал зубами. Он так и не признался ей, что внизу у
подъезда имел дурацкий разговор с Карауловым и что теперешнее их свидание
является не чем иным, как свидетельством преданности Васеньки. Нет, он
сразу, как только снял плащ, хотел обо всем ей рассказать, потом решил
сначала снять свой любимый вельветовый пиджак и уже после поделиться
своими яркими впечатлениями, но отложил и решил, что все расскажет уже
совсем после, но после уснул и вот теперь, разбуженный шепотом, скрежетал
зубами.
- Ну что ты молчишь? - жаловалась Марта. - Разбудил, а теперь
молчишь.
- Я разбудил? - удивился Сергеев.
- Ну да, стонешь, как будто тебя режут. "Я, - говоришь, - нечаянно, я
не хотел запачкать вам библиотеку", - подражая его интонациям,
процитировала Марта. - Какую библиотеку, Шалопут, а?
- Не знаю, почему-то обрадовавшись, сказал Шалопут.
- Ну, ну, осторожней, ой, ой, - вскрикнула Марта. - Осторожней,
волосы прижал! Ну чего ты? А нос-то холодный. А-а, подожди, шалопутный
черт, отвечай сейчас же. Ну-ка, покажи свои противные глаза. Ах ты ж, так
я и думала. Отвечай, кто такая? Сейчас же!
- Не говори глупостей, - успокаивал Шалопут, а сам снова вспомнил
Караулова.
Минутная радость отступила до лучших времен, а на смену ей пришло
неприятное чувство долга. Он уже собрался с духом задать давно
заготовленный вопрос и прояснить наконец странное поведение Караулова, как
вдруг в дверь позвонили. Это был больной Чирвякин. Начался переполох и
вопрос повис в воздухе. А жаль, подытожил свои воспоминания Сергеев,
наблюдая, как Караулов на привокзальной площади приветствует его маханием
руки. Черт побери, неужели и он чей-нибудь агент?
- Вот и я, Сергей Петрович, - вихляясь, приближался Караулов. - Я как
узнал, что Чирвякин плох, сразу к вам, думаю, как же вы один теперь. Один,
знаете ли, в поле... Ладно, ладно, молчу. Вот ведь, Сергей Петрович, никак
мы друг без дружки не можем, как ниточка с иголочкой. Как Чирвякин ко мне
в больницу попал - ну, смех один, а? Другой бы подумал: вот это
вероятность, вот это совпадение! А я-то знаю, меня не обманешь, я сразу
смекнул: это мой руководитель знак подает.
- Что вам надо? - холодно спросил Сергеев.
- Ну постойте, почему не удивляетесь, почему так грубо, неужели я не
доказал, неужели еще требуются доказательства? - Караулов помолчал, ожидая
возможных слов, но Сергеев молчал. - Нет, я имею в виду не то. Я имею в
виду, что вот как вовремя нашел. А не просто было. Думал, упущу. Как вы
начали водить того парня из вагона в вагон, я аж вспотел, ей-Богу, но
слава Богу, есть еще порох в пороховницах. Ну ладно, хватит хвастаться,
жду указаний. - Караулов вытянулся и достал макушкой плечо Сергеева.
- А что парнишка? - решил проверить свою работу Сергеев. - Отстал?
- Ну конечно, иначе как бы, - расплылся в улыбке Караулов.
- Как Чирвякин?
- Плох, в реанимационной, очень плох. На него надежды никакой, я же
предупреждал, либера-а-ал, - протянул Караулов.
- Ладно, ладно. Что дальше?
- Ах ты, господи, не верят еще мне, не хотят приоткрыть, так сказать,
страшную завесу. Я же вижу, у вас трудности в багажном отделении. Вы
только намекните, я вмиг устрою в лучшем виде. И на будущее договоримся,
пока нас никто еще вместе не видел.
- Мне нужно багаж отправить, - сдался Сергеев.
- Ну, ну, понятное дело, багаж - это пустяки, только изъявите адрес и
время.
Сергеев заколебался. А что в самом деле, можно попробовать. Возможно,
когда-нибудь он и пожалеет об этом, ну а что делать? Что делать? Глупо
будет, если все сорвется из-за такой мелочи, как отсутствие транспорта. И
он согласился.
Получив долгожданное задание, Караулов сорвался с места, хромая,
побежал к вокзалу. Буквально через полчаса он вернулся и доложил, что все
в порядке, контейнер можно отправлять хоть завтра. Так и решили сделать.
Напоследок Сергеев предупредил Караулова:
- Мне не звоните. Телефон прослушивается.
- Понимаю, - многозначительно протянул новоиспеченный соратник.
Жалобно заскрипел на кольце желто-красный трамвай. Сергеев слабо
махнул рукой и поспешил на остановку. Внезапно он изменил свое
первоначальное решение ехать в метро. Видно, ему очень хотелось побыстрее
остаться наедине со своим дерзким планом. Сейчас нужно было все еще раз
хорошенько обдумать, все перепроверить, не забыл ли он еще чего, не ошибся
ли в какой-нибудь мелочи. Поездка на трамвае через весь город давала ему
целый час спокойного времени. Конечно, все это могло быть только
оправданием. Возможно, ему просто хотелось поглазеть из окна на
проплывающий мимо прекрасный Южный город. А может быть, даже и не
поглазеть, а наоборот, помечтать. Приятно помечтать, когда за окнами
проплывают залитые теплым цветом последних листьев кварталы древнего
города. Он любил этот маршрут, пронизывающий весь город с правого на левый
берег. И теперь он будет ехать по любимому маршруту, сначала вниз мимо
гигантских бочек ТЭЦ, потом вверх и направо на пригорок с плоским, еле
заметным спуском к стотысячному стадиону, потом налево к городскому рынку,
рядом с которым на кафедре он совсем недавно напугал старую, немало
повидавшую на своем веку цыганку, потом снова направо, на подъем, который
почему-то назывался спуском, ведущий на холмы Пещерского района, туда, на
кручи и скалы, где раскинулся древний мужицкий монастырь с белоснежной
златоглавой колокольней, взбежавшей на самый высокий холм, чтобы
хорошенько рассмотреть тысячекилометровую пустыню, начинавшуюся у самых ее
ног. А после трамвай покатится по серпантину вниз, на построенный без
единого болта и заклепки мост, загрохочет, заскулит на его
многострадальных стыках, запоет всеми своими обмотками старый
электродвигатель над седыми волнами могучей реки. Ну а здесь, на плоском
левом берегу, у искусственного канала он вспомнит лихие проекты
архитекторов Северной Заставы, их несбывшиеся надежды создать новую
Венецию с новым, невиданным в мировой истории смыслом. Быть может, он
иронически усмехнется при этом, но лишь на миг, а потом застынет его
улыбка грустным напряжением мышц и появятся перед ним мраморные пальчики,
недвижимые и манящие.
Да, похоже, что так все и произошло. Иначе чем еще объяснить, что в
конце трамвайного путешествия он окончательно расслабился и проехал свою
остановку. У своего дома он обнаружил лопоухого парня. Тот сидел на
скамейке с унылым выражением - видно, в ожидании выволочки от начальства
за утреннюю нерадивость. Сергеев, не замечая соглядатая, прошел в
парадное. Еще у двери он услышал надрывный рев телефона - звонили по
межгороду. Кто бы это мог быть, кто бы это мог быть? Ключ в замочной
скважине вертелся, как этот лихорадочный вопрос. Наконец дверь поддалась и
он подбежал к телефону. Здесь, внутри своей пустой квартиры, где он больше
ночевал, чем жил, на бегу, впопыхах, хватаясь за трубку телефона, он
впервые понял, что наступит момент и она сама постучится к нему, вот так
же внезапно, как сейчас звонит по телефону. Он был уверен, что сейчас на
том конце провода на далекой заставе ее красивые пальчики сжимают черную
трубку телефона переговорного пункта.
- Сергей! Сережа? - услышал Сергеев измененный электротехнической
