скороспелую приветственную телеграмму центральному комитету в связи с
постройкой телевышки, и последовавшую затем безжалостную выволочку за
попытку рассекретить оборонные данные стратегического значения.
- Слушаю, товарищ Сергеев.
- Завтра, товарищ Романцев, в соответствии с решениями правительства
будет произведено генеральное испытание в непосредственной близости от
вверенного вам города.
- Испытание чего? - не вынес нарастающего напряжения Романцев.
- Испытание всего, - пояснил Варфоломеев и после паузы добавил для
определенности: - Испытание морального духа и стойкости вверенного вам
населения Заставы, проверка уровня политико-идеологической работы,
проверка организованности городских служб, наконец испытание ваших личных
руководящих качеств.
- Слушаюсь, - запела трубка.
- Во-первых, конкретно завтрашний день объявите выходным днем, а
неиспользованное рабочее время присоедините к отпуску. Далее, объявите по
радио, что завтра на набережной у музея состоится торжественный митинг. С
приветственным словом выступит Илья Ильич Пригожин.
- Кто? - не поверило своим ушам начальство. Учитель Пригожин был
известен как интеллигент и чудак.
- Илья Ильич Пригожин, - твердо повторил генеральный конструктор.
- Слушаюсь.
- Да, и позаботьтесь о питании, пусть работает открытый буфет.
- Конечно, конечно, - упоминание о буфете почему-то благотворно
подействовало на начальство. Кажется, именно с буфета Романцев наконец
почувствовал себя в своей тарелке. - И праздничную иллюминацию сделаем, в
лучшем виде, - добавил первый секретарь.
- Это на ваше усмотрение, - благожелательно поддержал инициативу
Романцева Варфоломеев.
- Да, еще одно, вспомнил Варфоломеев. - Разберитесь здесь у себя в
первом отделе. Арестован некто Шнитке. Это непорядок. И еще, к следствию
привлечен Илья Ильич Пригожин. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы не мешали
товарищу Пригожину выполнять важное правительственное поручение.
Не дожидаясь ответа, Варфоломеев положил трубку. Его боевой тон был
красноречивее всяких грозных документов, по крайней мере для постового.
Так вот они какие, генеральные конструктора, наверное, подумал милиционер,
с личной охраной и с личными полномочиями. Но потом произошло совсем
неожиданное событие, на всю жизнь запавшее в душу молодого стража порядка.
Генеральный конструктор лично пожал ему руку. Отныне и на веки запомнил
постовой крепкое, чуть холодноватое пожатие столичного гостя.
Покончив с формальностями, однокашники отправились устраиваться. По
дороге оба молчали. Варфоломеев предпочитал отвечать на вопросы, проясняя
ситуацию небольшими шажками. Капитан же решил прояснить ситуацию
посредством собственных размышлений и выстраивания логических цепей. С
размышлением проблем не было, а вот цепи не выстраивались. Конечно, он
соврал, что начальство потеряло всякий интерес к подопечному, наоборот,
теперь стало ясно - произошло нечто большее, чем утечка информации в виде
черного дипломата, найденного в клетке ангарского медведя. Мастер дымных
колец наверняка задумал нечто большее, чем передача секретной информации
иностранным спецслужбам. Но что? Обычные методы расследования отказывали.
Да, был подключен к следствию он, капитан Константин Трофимов, человек со
специальным образованием, человек, хорошо знавший обстановку, в которой
воспитывался будущий генеральный конструктор. Нет, у Константина в отличие
от начальства не было сомнений, что главный конструктор Сергеев никто
иной, как Сергей Петрович Варфоломеев. Невозможно было предположить, чтобы
мать и отец могли обознаться. Да и чудак Пригожин прекрасно признал
Варфоломеева. Настораживало, правда, то, что Сергеев плохо помнил
студенческие годы, те самые годы, которые считаются золотым временем
жизни. Но кто его знает, наверняка есть люди, у которых жизнь, настоящая
полноценная жизнь, полная смелых замыслов, мечтаний и действий начинается
только после окончания университета. Весь фокус в том, какие преследуешь
задачи. Да, в этом вопрос. Каковы задачи и каковы методы. Там, в
государственном доме, он получил урок. Он вдруг увидел, как легко
разрушается нормальная серьезная реалистическая жизнь. Ведь это же
сатирический бред, забираться в горком полседьмого утра и требовать
соединить его с руководством. И что это за жеманство? Объявить выходной, и
какой, к черту, буфет на набережной?! Неужели кто-нибудь серьезно может
воспринять такую белиберду? Но ведь он своими ушами слышал, как Сергеев
командовал в трубку. Он почему-то вспомнил сейчас, как подопечный сам
решил пригласить капитана безопасности с пистолетом в обход всяческих
инструкций. Да, это случилось весьма кстати, не надо было скрываться,
приклеивать усы или прикидываться случайным попутчиком. Но не произошло ли
уже тогда то самое расщепление действительности, которое то и дело
сопутствовало фигуре Варфоломеева? Черт, Сергеев, Варфоломеев, Шалопут,
Иероним, наконец Мастер дымных колец - не много ли для одного советского
конструктора? Все-таки обидно, ему так и не удалось ознакомиться с
основной документацией по проекту "Арктур". Чертова централизация. Ну как
им объяснишь там, в столице, то, чего сам еще не понимаешь? Капитан на
всякий случай потрогал пистолет под мышкой, холодное металлическое
прикосновение успокоило фантазию. Неинтересный я человек, подумал капитан.
Столько времени просился на оперативную работу и когда наконец сочли, что
ему можно доверить не только компьютер, но и пистолет ТТ, он, кажется,
совсем растерялся. Ну, а чего стоит специальное образование, если он давно
уже забыл, чем отличаются ковариантные компоненты тензора от
контравариантных? Только ли расположением индексов? Стыдно. А может быть,
спросить у Варфоломеева? Вдруг и он не знает. Вряд ли, попадешь впросак со
своими сомнениями. Ну ладно, черт с ним, с тензором, но разве можно так
испытывать окружающую действительность? Зачем он выгораживает Шнитке,
если, как утверждает, абсолютно не связан с ним? Пусть, конечно, толку все
равно не будет. Шнитке необходимо еще проверить и его судьба не во власти
даже первого секретаря. Смешной он, этот Шнитке, кажется, дочка Пригожина
его действительно любит.
Трудно беспорядочное прыгание идей назвать выстраиванием логических
цепей. Тем не менее оно показывает, что хотя следственные органы не имеют
четких гипотез, но зато имеют самые серьезные намерения и просто так своих
подозрений не снимают.
Сам же подозреваемый, с таким блеском исполнивший в государственном
доме задуманную акцию, теперь, вместо того, чтобы удовлетворенно
наслаждаться в ожидании ее плодов, все больше и больше нервничал. К своему
стыду вдруг ощутил, что с большим удовольствием он прямо сходу пошел бы
навестить Илью Ильича, а не, как полагается доброму сыну, в родительский
дом. И ладно, если бы здесь была победа ученической преданности над
сыновними чувствами. Вовсе нет. Он желал сейчас же, именно в этот самый
текущий час, а еще лучше - текущую минуту увидеть Соню, говорить ей
откровенные вещи и слушать от нее любые возражения. Он желал этого с такой
же силой, с какой приговоренный к смертной казни мечтает о последней
затяжке. Кстати, уже подходя к самому дому, он закурил вторую подряд
сигарету.
Попутчик Варфоломеева заметил легкое беспокойство подопечного и
сходу, повинуясь какому-то скорее интуитивному чувству, направил внезапный
удар в виде коварного утверждения:
- Ты, Сергей Петрович, недоволен нашим строем.
Варфоломеев вначале даже не понял, о чем речь - так глубоко он ушел в
собственные размышления.
- Слушай, Константин, давай потом поговорим, - мирно предложил
подследственный.
- Когда потом? - Трофимов остановился как вкопанный.
По странному стечению обстоятельств это произошло как раз у входа в
библиотеку, то есть в том самом месте, где Варфоломееву досталось от Сони.
- Потом, после.
- Нет, ты скажи сейчас, - капитан упорствовал.
- Слушай, Константин, думающий человек никогда не может быть доволен
существующим порядком вещей.
- Ага, - обрадовался однокашник.
- Ну и что?
- Значит, существующий порядок не удовлетворяет?
- Слушай, Константин, как меня может удовлетворять существующий
порядок, если меня не удовлетворяет даже закон сохранения электрического
заряда?
Константин задумался. Он, конечно, помнил про закон сохранения. Но
причем тут это? Воспользовавшись замешательством капитана, подследственный
подхватил его под руку и потащил знакомить с родителями.
23
Через несколько часов этим же холодным ноябрьским утром в средней
школе номер два города Северная Застава случилось необычное происшествие.
В десятом классе "Б" шел урок истории. По школьному плану стоял вопрос о
свержении самодержавия. Из всех предметов почему-то Илья Ильич больше
всего не любил истории. На уроках истории он часто уклонялся от темы,
сбивался на собственные рассуждения, чем вызывал впоследствии гнев
комиссий РОНО. Да, да, именно из-за уроков истории ему то и дело угрожали
санкциями, но предпринять что-либо решительное ввиду отсутствия замены не
отваживались. В результате учитель Пригожин был и дальше вынужден
преподавать историю, причем всю целиком, от истории древнего мира до самых
ее современнейших вершин. И сегодня Илья Ильич, начав с февральского
революционного переворота, довольно быстро ушел в сторону.
- Ведь что такое самодержавие? - говорил Илья Ильич в незаполненную
пустоту ученических голов. - Это ведь не монарх на троне. Самодержавие у
нас в мозгу. Вот главное самодержавие, вот главный наш враг. Посмотрите,
даже поговорку наш бедный народ какую придумал: если, мол, дурак, то
значит без царя в голове. С трона-то царя сбросить можно, а ведь как его,
проклятого, из головы вытравить? Вот в чем главный вопрос нашей истории,
дорогие мои молодые друзья.
Молодые друзья хихикали, шушукались, обменивались тумаками, в общем,
были весьма далеки от насущных проблем современной истории.
- Царя можно сбросить, - еще раз повторил Илья Ильич, - но этого
мало. Важно каждому почувствовать себя человеком. А как почувствуешь, если
существо народное помещено в центральную структуру? Ведь всякая
центральная структура рождает самодержавие. Вот, к примеру, мы,
провинциальные жители. Едва родившись, мы оказываемся гражданами второго
сорта, нам, маленьким существам отдаленного северного края, на роду
суждено подчиняться, а не командовать, давать, а не брать, мы, как
зрители, вынуждены наблюдать драматические приключения столичной жизни.
Разве это справедливо? Для чего, спрашивается, свергалось самодержавие? Уж
не для смены ли столиц и самодержцев?
Казалось, Илья Ильич все это говорит больше для себя. Он в какой-то
момент даже отвернулся от слушателей и подошел к окну. И там внизу, на
выбеленной улице, заметил кавалькаду из трех черных машин. Надо сказать,
во всей Заставе было всего три черных машины производства автомобильного
завода имени пролетарского писателя и все они принадлежали трем отделам,
размещавшимся в государственном доме. Илья Ильич замолчал и школьники,
обнаружив учительское безмолвие, бросились к окнам и тоже с удивлением
наблюдали приближавшуюся процессию.
Илья Ильич вспомнил - сегодня ему нужно явиться в государственный дом
для дачи свидетельских показаний. Странно, думал Илья Ильич, повестка на
три часа дня, а теперь еще и десяти нет... Что же произошло дальше? Не
