говорил?"
Радист Шмидт засмеялся: "В первый раз над Лондоном, когда
загорелся левый мотор, а потом ты говорил это по меньшей мере еще
в пятидесяти семи случаях. Думаю, по крайней мере у одного члена
вашей семьи есть мозги."
Хюбнер не обратил на это внимания: "Похоже, господин
капитан?", спросил он.
Неккер хотел сказать нет, потом увидел надежду в глазах юноши
и изменил намерение: "Да, похоже. Теперь убираемся отсюда."
***
Когда Джего поднялся на мостик, Янсена не было и следа. Он
наклонился над Браунингом и посмотрел вниз. Дым почти рассеялся и
Гулд ногами выбрасывал выгоревшие дымовушки за перила в море.
Возле поручней правого борта за зениткой палуба превратилась в
кошмар, однако остальное выглядело не слишком плохо.
Янсен позади поднялся по трапу. Он был высоким, тяжеловесным
мужчиной и, несмотря на косматую черную бороду, вязаную шапочку и
выцветшую штормовку без знаков различия, был главным старшиной.
Перед войной преподаватель моральной философии в Гарварде,
по выходным фанатичный яхтсмен, он решительно отбивал каждую
попытку поднять его до офицерского звания.
"Одинокий волк, лейтенант."
"Вы правы", сказал Джего. "Ю-88 на Гебридах."
"Судя по скорости, одна из последних моделей райхсмаршала."
"Какого черта он здесь делает?"
"Понимаю, лейтенант", сказал успокаивающе Янсен. "Похоже, в
наши дни ни на кого нельзя положиться. Кстати, я уже проверил
внизу. Поверхностные повреждения. Пострадавших нет."
"Спасибо", сказал Джего. "А с дымовушками было быстро
придумано."
Он обнаружил, что его правая рука слегка дрожит, и вытянул
ее: "Посмотрите-ка. Разве я не жаловался вчера, что единственное,
с чем мы здесь воюем, это погода?"
"Ну, знаете, лейтенант, что по этому поводу говорил
Хайдеггер?"
"Нет, Янсен, не знаю, надеюсь, вы расскажите."
"Он доказывал, что для подлинной жизни необходимо
непрестанное противостояние смерти."
Джего терпеливо сказал: "Именно этим я занимаюсь уже два
года, и вы тоже, обычно в ярде позади меня. При таких
обстоятельствах я скажу, что вам надо сделать с Хайдеггером,
Янсен. Положите его туда, где у бабушки болит. И попробуйте
наскрести немного кофе, пока я проверю курс."
"Как соблаговолит лейтенант."
Джего вошел в рубку м свалился в кресло перед картой. За
штурвалом стоял Петерсен, моряк с десятилетним довоенным опытом
торгового плавания, включая два похода в Антарктику на китобоях.
"Вы в порядке?", обратился Джего.
"Прекрасно, лейтенант."
Джего достал карту британского адмиралтейства 1796 года.
Южный Юист, Барра и россыпь островов пониже, их цель - Фада на
южном конце цепи. Дверь пинком открылась, вошел Янсен с кружкой
кофе и поставил ее на стол.
"Какое гнусное место", сказал Джего, хлопнув карту.
"Магнитные аномалии обозначены по всей области."
"Ну, это полезно", сказал Янсен. "Нужная штука, когда вы
работаете над курсом в дрянную погоду."
"Острова к югу от Юиста - это кладбище", продолжал Джего.
"Где ни посмотри - на проклятой карте написано "Тяжелые Рифы" или
"Опасные Воды". Одно рисковое место за другим."
Янсен развязал желтый клеенчатый кисет, вытащил трубку и
начал набивать ее, опершись на дверь. "Я поговорил с рыбаками в
Маллейге перед тем, как мы вышли. Они рассказали, что иногда
погода здесь так плоха, что Фада отрезана неделями."
"Самая плохая погода в мире - там, где начинают движение
атлантические штормы", сказал Джего. "Только бог знает, на что
это похоже зимой."
"Тогда какого дьявола адмирал Рив ищет в таком месте?"
"Спроси, что полегче. Я вообще не знал, что он здесь, пока в
Маллейге не приказали захватить для него сообщение и вручить
лично. Последний раз я слышал о нем в день-Д. Он был заместителем
начальника военно-морской разведки и вышел в плавание на
норвежском эсминце "Свеннер", который был потоплен тремя
торпедными катерами типа "Меве". Потерял правый глаз, говорят,
что его левая рука годится только для виду."
"Дьявольский человек", сказал Янсен. "Он покинул Коррехидор
уже после того, как ушел Макартур. Шел под парусом на люгере
около шестисот миль до Качаяна и улетел на одном из последних
самолетов. Как я помню, он тонул на эсминце под Мидуэем, был
поднят на борт "Йорктауна" и снова оказался в воде."
"Пунктуально, Янсен. Ваш энтузиазм налицо, а я думал, это
невозможно, когда дело касается медных касок."
"Но мы говорим не об обычном адмирале, лейтенант. Он
редактировал превосходную историю флотского оружия и, наверное,
лучшую из напечатанных биографий Джона Пола Джонса. Великий боже,
сэр, этот человек действительно умеет читать и писать." Янсен
приложил спичку к чашечке трубки и добавил уголком рта:
"Совершенно невероятные знания для морского офицере, как
лейтенант, наверное, согласится первым?"
"Янсен", сказал Джего. "Вали к дьяволу отсюда."
Янсен удалился, а Джего повернулся и обнаружил широкую улыбку
Петерсена. "Ты тоже шагай! Я возьму управление!"
"Конечно, лейтенант!"
Петерсен вышел и Джего потянулся за другой сигаретой. Пальцы
перестали дрожать. Когда корабль поднимался но очередной волне,
дождь брызгал в окно, и с удивлением он осознал, что
наслаждается, несмотря на ноющую спину и постоянную усталость,
которая, должно быть, длиться уже годы.
Харри Джего было двадцать пять, но выглядел он на десять лет
старше, даже в хороший день, чему бы вряд ли удивился тот, кто
заглянул в его военный послужной список.
Он бросил Йейл в марте 1941 года, чтобы вступить во флот, и
был направлен на торпедный катер, входивший во вторую эскадру во
время компании на Соломоновых островах. Битва за Гуадалканал
длилась шесть месяцев. Джего вошел в нее хрустящим, чистеньким
девятнадцатилетним энсином, а вышел младшим лейтенантом с
Военно-морским крестом, потеряв два судна.
Потом вторую эскадру переформировали и направили в Англию по
настоятельному требованию Штаба Стратегических Сил для высадки
американских агентов на французское побережье и вывоза их оттуда.
Джего снова выжил, на этот раз в Английском Канале, в
непрестанной битве лоб в лоб с немецкими катерами возле Шербура.
Он выжил даже в день-Д в аду Омаха-Бич.
Наконец, его везение кончилось 28 июня, когда катера
атаковали конвой американских десантных сил, ждавший в заливе
Лайм приказа пересечь Английский Канал. Джего пришел из Портсмута
с сообщениями и оказался лицом к лицу с шестью лучшими кораблями,
которых смогло найти Кригсмарине. В незабываемой десятиминутной
стычке он потопил одно, повредил другое вражеское судно, потерял
пять человек команды и закончил бой в воде с шрапнелью в левом
бедре и правой щекой, разъятой до кости.
Когда в августе он, наконец, вышел из госпиталя, ему дали
всех, кто остался от старой команды - девять человек, и новую
работу: отдых, в котором он сильно нуждался, исполняя роль
почтальона на Гебридах между различными американскими и
британскими станциями погоды и другими такими же организациями на
островах, плавая на довоенном корабле, гордости королевских ВМС,
который начинал рассыпаться на куски, когда пытался превысить
скорость в двенадцать узлов. Кто-то из прежних владельцев под
перилами мостика написал название: "Мертвая Точка", что можно
было понимать по-разному.
"Всего на месяц-другой", сказал Джего командир эскадры.
"Смотрите, как на отпуск. Я имею в виду, что там ничего не может
случиться, Харри."
Джего вопреки себе улыбнулся и, когда шквал дождя ударил в
окно, прибавил скорость. Штурвал дергался в руках. Море теперь
было его жизнью, едой и питьем, важнее любой женщины. Все это
подарили ему перипетии войны, но война не будет длиться вечно.
Он тихо произнес: "Что, к черту, я стану делать, когда все
кончится?"
***
Были дни, когда контр-адмирал Кэри Рив определенно думал, что
жизнь кончена. Дни, когда вакуум существования казался
невыносимым, а остров, который он любил с глубокой и неколебимой
страстью, - тюрьмой.
В такие моменты он обычно шел в любимое место, на холм,
называющийся по-гэльски "Дан Бунде", "Желтый Форт", стоящий над
Телеграфной бухтой на юго-западной оконечности Фады, названной
так в свою очередь после бесплодной попытки установить в начале
века станцию Маркони. Бухта лежала на дне кольца скал в четыреста
футов высотой; полоска белого песка уходила в серую воду; почти в
трех тысячах миль к западу был Лабрадор и ничего посередине.
Тропинка вниз была не для слабонервных, проходя зигзагами по
гранитным скалам, заляпанным птичьим пометом; морские птицы
орали, кружась громадными облаками: бритвоклювы, шаги, чайки,
водорезы повсюду. Некоторое время он угрюмо смотрел на все своим
единственным глазом, потом повернулся взглянуть на остров.
Земля ступенями снижалась к юго-западу. По ту сторону
Телеграфной бухты лежала Южная бухточка и стояла спасательная
станция, лодочный сарай, причал, дом Мердока Маклеода и больше
ничего. Слева от него - весь остальной остров. Россыпь фермочек,
в большинстве заброшенных, торфяное болото, овцы, пасущиеся на
редком дерне, все пересечено двойной линией узкоколейки, идущей
на северо-запад к Мэри-тауну.
Рив вынул из кармана старую медную подзорную трубу и навел на
спасательную станцию. Никакого признака жизни. Мердок, наверное,
трудится над своей проклятой лодкой, и чайник, должно быть, тихо
парит на каминной конфорке над горящим торфом, а кружка горячего
чая щедро сдобрена нелегальным виски собственной Мердока выгонки
и в такое утро не будет надолго забыта.
Адмирал засунул трубу в карман и пошел вниз по склону. Дождь
висел над островом, словно серый занавес.
***
Когда он вошел в лодочный ангар через маленькую заднюю дверь,
Мердока не было и следа. Моторная спасательная лодка "Мораг
Синклер" типа Уотсон в сорок один фут длиной стояла в своей
тележке в начале слипа. Раскрашенная в бело-голубой цвет, она
была аккуратна и красива, каждым квадратным дюймом доказывая
заботу, которую расточал на нее Мердок. Рив с явным удовольствием
провел рукой по борту.
Позади со шквалом дождя открылась дверь и голос с мягким
шотландским выговором произнес: "Я был в амбаре, собирал торф."
Рив повернулся, увидев в дверях Мердока, и в то же мгновение
огромная ирландская овчарка протиснулась за ним и понеслась к
адмиралу.
Его руки сомкнулись на имбирной морде зверя. "Рори, старый
дьявол. Следовало догадаться." Он поднял глаза на Мердока.
"Миссис Синклер искала его утром. Потерялся вчера ночью."
"Я хотел позже сам привести его", сказал Мердок. "Вы здоровы,
адмирал?"
Ему было семьдесят: необъятного размера, в высоких ботинках и
гернсейском свитере, глаза - вода на сером камне, лицо
изборождено морщинами и сформировано жизнью на море.
"Мердок", сказал адмирал Рив. "Вам никогда не приходило на
ум, что жизнь - это история, рассказанная идиотом, полная шума и
ярости и совсем ничего не значащая."
"Утро такое?" Мердок стряхнул с рук торф и достал кисет с
табаком. "Хотите чаю, адмирал?", справился он с тяжеловесной
горской вежливостью.
"И чуть-чуть добавки?", с надеждой предположил Рив.
"Уисгебеата?", спросил Мердок по-гэльски. "Вода жизни? Почему
бы и нет, в самом деле, если, как мне кажется, жизнь сегодня
утром требует этого." Он степенно улыбнулся. "Я освобожусь через
десять минут. Вам хватит времени прогуляться по берегу с собакой,
