-- Мы предлагаем вам дружбу, не хотим ни с кем враждовать и просим вас
покинуть нашу страну, заключив приемлемый для обеих сторон договор.
Афиняне лишь усмехнулись.
-- Право же, таких, как вы, поискать. Ибо вы -- единственные люди, для
кого будущее достовернее настоящего, которое у вас перед глазами, и вы
принимаете незримое за уже осуществляющееся, так как оно вам желательно. Вы
все поставили на судьбу и надежду -- так все и потеряете.
Несколько месяцев спустя, когда город, осажденный афинянами, пал, всех
взрослых мужчин в нем перебили. (Исключение, возможно, составили несколько
изменников из пятой колонны, изнутри помогавших падению города.) Детей и
женщин продали в рабство.
Еврипид написал "Троянок".
Эту пьесу выбрали для драматического соревнования в городе, уже
готовившемся к вторжению в Сиракузы, каковое также произошло в ту пору
затишья, что носила название холодной войны.
В демократических Афинах всегда имелся излишек той самой, основанной на
реалистической политике, изощренной политической мудрости, которой вечно
недоставало другим греческим городам, так что двенадцать лет спустя Афины
проиграли войну.
23
Переход от Афин до Сиракуз на веслах и под парусом примерно отвечал
сегодняшнему путешествию из Калифорнии во Вьетнам или из Вашингтона, округ
Колумбия, до Бейрутского аэропорта в Ливане или до Персидского залива.
Не затевайте войн в недружественной далекой земле, если не
намереваетесь в ней поселиться.
Народ будет превосходить вас числом, жизнь ваша будет неспокойной,
правительство, которое вы там посадите, чтобы оно поддерживало порядок,
порядка поддерживать не станет, а победить сражающийся народ вам все равно
не удастся, вот и придется прибегать к геноциду, чтобы справиться с
непреклонным военным сопротивлением местного населения.
Генерал Никий, один из трех командующих, назначенных для сицилийской
экспедиции, был человеком замкнутым, консервативным, религиозным и
суеверным. Он обладал немалым чутьем на препятствия и выступал против
экспедиции даже после того, как большинство за нее уже проголосовало.
Повод для интервенции предоставила распря между сицилийскими городами,
причем союзники Афин, как водится, наврали относительно размеров денежной и
народной поддержки, каковую они в состоянии обеспечить.
Для определения объема требуемой военной силы был собран Народный
совет. Никий воспользовался им, чтобы поднять вопрос о самой необходимости
для Афин выступать в этот поход.
-- Не ввязывайтесь в войну, которая, в сущности, нас не касается, --
остерегал он афинян.
Поскольку Никий был богатым и весьма уважаемым членом партии мира,
афиняне с присущей им причудливой логикой назначили его, хоть он и
протестовал, одним из командующих.
Он боялся, что воинственная партия ястребов, возглавляемая ныне
Алкивиадом, использует конфликт между двумя городами для осуществления куда
более обширных планов завоевания всей Сицилии.
Ему казалось неразумным выступать в поход, оставляя вблизи от дома
множество врагов, да и вообще плыть в Сицилию, чтобы обзавестись новыми.
-- Договор со Спартой остается договором лишь на то время, в которое
сами мы ведем себя мирно. Если мы потерпим поражение, наши враги набросятся
на нас. Даже если мы покорим сицилийцев, их все равно останется так много да
и живут они так далеко, что сохранить наше владычество там будет трудно.
Глупо выступать против народа, который, даже будучи побежденным, останется
неуправляемым, глупо и нам пытаться еще больше расширить завоеваниями
империю, пока мы не в состоянии обезопасить ту, что уже имеем. Сицилийские
эллины стали бы нас уважать, даже если бы мы вообще к ним не приходили. Если
же мы потерпим неудачу, они станут нас презирать и тотчас же нападут на нас
вместе с нашими прежними врагами. И нынешние-то наши подданные подчиняются
нам с раздраженным неудовольствием, а мы спешим на помощь Эгесте в Сицилии,
ни больше ни меньше, которую вдруг объявили нашим союзником, которую будто
бы обижают и которая заинтересована в том, чтобы налгать нам и заставить нас
в эту ложь поверить. Сицилия не представляет для нас опасности. Так не будем
же превращать ее в таковую. И если кто будет здесь ораторствовать перед
вами, радуясь своему избранию в стратеги, и посоветует вам поскорее
выступить в поход, имея при этом в виду только личные выгоды и то, как все
станут им восхищаться из-за его прекрасных лошадей и какие барыши принесет
ему пост командующего, не предоставляйте этому человеку возможности
покрасоваться за счет государства. Вот таких-то молодых людей я и страшусь.
И я призываю вас поддержать человека постарше. Если кто-то из вас сидит
рядом со сторонником воинственной партии этого молодого человека, не давайте
ему запугивать вас, не бойтесь получить прозвание труса из-за того, что вы
подадите голос против войны. Оставьте сицилийцев в покое, пусть сохранят
свои владения и договорятся между собой. К чему нам союзники, которым
приходится помогать, но которые сами ничем нам в случае беды не помогут?
Вожди Сиракуз, по количеству населения второго после Афин города в
греческом мире, призвали свой народ к сопротивлению.
Мы не должны бояться отваги и мощи Афин, сказал первый оратор, даже
если слухи об их экспедиции правдивы.
-- Ведь они могут причинить нам не больше вреда, чем мы им.
Редко великие походы эллинов и варваров в отдаленные страны имели
успех.
-- Они не смогут прислать столько людей, чтобы превзойти числом
население этой страны и наших соседей; не исключено также, что их постигнет
неудача из-за недостатка съестных припасов в чужой стране.
Афинянам придется пройти морем большое расстояние. Можно будет нападать
на их отряды, когда утомятся гребцы. Возможно, что и с провиантом у них
будет туго.
Затем выступил следующий оратор, вождь демократической партии:
-- Только трусы и люди, лишенные патриотического чувства, не стремятся
увидеть, как афиняне, окончательно обезумев, заявятся сюда и окажутся в
нашей власти.
Слухи об экспедиции афинян тревожат его меньше, чем опасность того, что
аристократы и олигархи Сиракуз воспользуются чрезвычайной ситуацией, чтобы
присвоить власть над силами обороны и урезать свободы граждан.
-- Мне возразят, что демократия и неразумна, и несправедлива и что люди
состоятельные лучше всех способны управлять государством. На это я отвечаю:
под словом "демос" понимают совокупность всех граждан, а под словом
"олигархия" -- только часть; и далее: богатые -- лучшие хранители казны,
разумные люди -- лучшие советники, а народное большинство способно принимать
наиболее правильное решение по обсуждаемому вопросу.
Демократия Сиракуз пребывает в опасности, ибо ей угрожает афинская
демократия.
Даже если бы афиняне могли создать здесь такой же город, как Сиракузы,
и, опираясь на него, начать войну, то и в таком случае едва ли они избежали
бы гибели.
А когда вся Сицилия будет против них, они не рискнут удалиться от своих
лагерных бараков, сколоченных из корабельных досок, не смогут далеко отойти
от своих драных палаток и жалких припасов и продвинуться в любом направлении
из-за сицилийской конницы и иных войск, окружающих их. Им останется только
вернуться восвояси, если корабли их уцелеют, а гавань останется
открытой.
Вынесенное на Народное собрание Афин предложение вторгнуться в Сицилию,
чтобы навести там порядок, было лживым, безнравственным, глупым,
шовинистическим, бессмысленным и самоубийственным.
Оно получило огромное большинство голосов.
Наиболее ревностно проталкивал его Алкивиад, тот самый молодой человек,
о котором Никий сказал, что он-де жаждет всеобщего восхищения из-за
выращенных им лошадей. Сверх того, ему не терпелось стать генералом, ибо он
надеялся подчинить впоследствии и Сицилию, и Карфаген, одновременно преуспев
в своем стремлении и к богатству, и к славе.
Ту пору затишья, что носила название холодной войны, Алкивиад коротал,
разжигая новые войны и заигрывая с Аргосом и иными независимыми городами,
входящими в антиспартанский союз, наголову разбитый в сражении при Мантинее.
Алкивиад называл это поражение славной победой, что позволило друзьям
Алкивиада в Афинах объявить его национальным героем.
-- Все это так уморительно и глупо, -- восторгался впоследствии
Алкивиад в частной беседе, -- что воспринимать всерьез большую часть этой
ерунды решительно невозможно. Приходится вновь отдать тебе должное, мой
драгоценнейший друг. То, что ты говорил о демократии, равенстве, свободе и
братстве, оказалось абсолютно верным.
-- Что именно из сказанного мной тебе ты имеешь в виду? --
поинтересовался Сократ.
-- То, что все это полная чушь.
-- Это я так сказал?
-- И далеко не единожды. Видел бы ты, как они меня слушали, как
превозносили, как назначали меня генералом. И все оттого, что им кажется,
будто они ниже меня, и оттого, что сами они -- стадо снобов. А все их
разговоры о равенстве -- чистое ханжество. Эти новые деловые люди из
среднего класса жаждут равенства только с нами. И вовсе не желают, чтобы
кто-либо, кроме нас, равнялся с ними.
-- И потому теперь они дали тебе войну в Сиракузах, о которой ты
попросил, -- сказал Сократ. -- Лично я не понимаю, что хорошего из нее может
выйти. Пожалуйста, объясни мне, -- продолжал философ, с минуту подумав, --
истинные причины, по которым ты хочешь отправиться в Сицилию и воевать.
-- Не уверен, что я их знаю, -- сказал Алкивиад.
-- Ну если не истинные, назови достойные. Каковы эти достойные причины,
столь для тебя убедительные? Клянусь моей бородой, Алкивиад, будь я
помоложе, я бы с неудовольствием отправился на войну вроде этой.
-- А у нас людей больше, чем требуется. Но мы все равно берем всех
подряд.
-- Прошу тебя, дай мне путеводную нить. Что сильнее всего заставляет
тебя желать этой опасной войны в Сицилии?
-- Лошади, разумеется.
-- Не нахожу слов.
-- За время нашей дружбы это случается впервые.
-- Тебе известен мой следующий вопрос.
-- Выращивание и воспитание хороших лошадей, дорогой мой Сократ, дело
куда более дорогостоящее, чем ты способен себе представить, -- сказал
Алкивиад с выражением беспечной шутливости, ставшим ныне его второй натурой.
-- Да и выставить семь колесниц на Олимпийских играх это тоже, знаешь, не
дешево.
-- Зачем же ты это сделал? -- изумился Сократ. -- Выставил столько
колесниц, сколько никто до тебя не выставлял.
-- Вот именно затем и сделал. Разве ты не помнишь? Ты сам учил меня с
презрением относиться к богатству.
-- Так преуспел я или потерпел неудачу? Из приведенного тобой примера
ничего заключить невозможно.
-- Я хотел привлечь к себе как можно больше внимания, произвести
огромное, эффектное, вызывающее ярость впечатление.
-- Ты никогда ничего другого не делал.
-- Я хотел показать всему греческому миру, насколько я богат, --
пояснил Алкивиад, -- и сделать понятным, бросая богатство на ветер с такой
открытой вульгарностью, как мало я его ценю.
-- Однако, когда ты выступал в Народном собрании в защиту твоего
предложения о сицилийской войне, -- сказал Сократ, -- ты утверждал, что
выставил эти семь колесниц, чтобы продемонстрировать величие Афин.
-- Неужели ты думаешь, что мой город дороже мне себя самого?
-- Ты иронизируешь?
-- Ты сам научил меня этому.
-- Этому ты мог научиться и без меня.
-- Я сказал ложь, которую им приятно было услышать. И они вылакали ее,
