мне нравилось даже, как тетива звенькает о кожу на моем предплечье; я
хотел испытать его еще разок, почувствовать себя соединенным с ним.
Я отпустил тетиву.
Третья стрела выросла из точки между двумя первыми, но ближе к его.
- Приличный лук, - сказал я. - Я его беру. Принеси стрелы. Руфо
потрусил прочь, не сказав ни слова. Я спустил тетиву с лука, потом стал
осматривать ножевой товар. Была у меня надежда, что мне никогда больше не
придется выпускать стрелы; не может же игрок надеяться вытащить удачную
взятку при каждой сдаче - моя следующая стрела могла запросто повергнуть
назад, как бумеранг.
Слишком уж обильное было разнообразие острых лезвий: от двуручного
меча, годного для рубки деревьев, до кинжальчика, созданного для чулка
дамы. Но я перепробовал и прикинул на руку их все... и нашел среди них
клинок, который подошел мне так, как Артуру подошел его Экскалибур.
Таких, как он, я никогда прежде не видывал, так что не знаю, как его
назвать. Сабля, наверное, поскольку лезвие было чуть изогнуто и острое по
краю, как бритва, и на довольно большом протяжении острое с другой
стороны. Острие у одной сабли было так же смертоносно, как у рапиры, а
изгиб был недостаточно крут, чтобы ее нельзя было использовать для выпадов
и встречных ударов так же, как для рубки в стиле топора мясника. Защитная
чашка была в форме колокола, загибающегося назад, вокруг суставов, в
полукорзину, но обрезанная достаточно, чтобы провести полное мулинэ с
любой защитной позиции.
Центр тяжести был в forte, не больше двух дюймов от чаши, однако,
лезвие было такое тяжелое, что можно было им перерубить кость. Это была
такая сабля, что невольно возникало ощущение, что она - продолжение
собственного тела.
Рукоятка сверху была настоящей акульей кожи, обработанная под мою
руку. На лезвии был вытравлен девиз, но он был так погребен во всяких
завитушках, что я не стал тратить время на его расшифровку. Эта подружка
была моей, мы были созданы друг для друга! Я засунул ее в ножны и
пристегнул портупею прямо к поясу (я хотел чувствовать ее при себе); в
своем воображении я уже был Капитаном Джоном Картером, Джеддаком из
Джеддаков [Герои фантастических романов Э. Р. Берроуза], и Гасконцем с
тремя его друзьями вместе взятыми.
- Вы не будете одеваться, милорд Оскар? - спросила Стар.
- А? О, конечно, - я просто пробовал, подходит ли мне размер. Но
разве Руфо захватил мою одежду?
- Захватил, Руфо?
- Его одежду? Не хочет ли он те шмотки, в которые он одевался в
Ницце!
- А что плохого в том, чтобы носить Leder hosen и рубашку "алоа"? -
возмутился я.
- Что? О, абсолютно ничего, милорд Оскар, - поспешно ответил Руфо. -
Живи и давай жить другим, это я всегда говорил. Я однажды знал человека,
который носил... неважно что. Позвольте показать вам, что я для вас
приготовил.
Я мог выбрать что угодно - от плаща из пластика до бронированного
панциря. Последний произвел на меня угнетающее впечатление, потому что его
присутствие означало, что он может понадобиться. За исключением армейской
каски, других доспехов я никогда не носил, носить не хотел, как носить -
не знал и не испытывал желания общаться с той грубой компанией, которая
делала желательной такую форму защиты.
И к тому же поблизости не было видно лошади, першерона, к примеру,
или клайдесдейла, а себя я представить не мог путешествующим в одной из
этих железок. Я шел бы медленно, как на костылях, гремел, как подземка, и
загорелся бы, как внутри телефонной будки. Таким способом хорошо сгонять
потом десять фунтов за пять миль... Одни только простеганные подштанники,
которые одеваются под эту скобяную продукцию, были бы слишком для той
прекрасной погоды; а сталь сверху превратила бы меня в ходячую печку и
сделала бы меня слишком уязвимым и неуклюжим, чтобы я смог даже отбиться
от прокола в водительских правах.
- Стар, вы сказали, что... - я не закончил. Она уже оделась, и
лишнего на ней не было. Дорожные сапожки из мягкой кожи - нет, скорее
котурны, - коричневое трико и что-то зеленое, короткое сверху, наполовину
куртка, наполовину платье фигуристки. Сверху все это покрывалось бойкого
вида шапчонкой, а весь костюм в целом придавал ей вид водевильной пародии
на стюардессу, нарядную, привлекательную, здоровую и сексуальную.
Или Девы Марианны, поскольку она добавила лук с двойным изгибом -
размером вполовину моего, колчан и кинжал.
- Вы, - сказал я, - похожи на то, из-за чего поднялся бунт. Она
показала ямочки и присела в реверансе. (Стар никогда не притворялась. Она
знала, что она женщина, знала, что хорошо выглядит, и это ей нравилось).
- Вы недавно что-то говорили, - продолжил я, - насчет того, что пока
мне оружие не понадобится. А есть причины, по которым мне стоит надеть
один из этих скафандров? У них не слишком удобный вид.
- Я не жду сегодня особенно больших опасностей, - медленно сказала
она. - Но это не такое место, где можно вызвать полицию. Решать, что вам
нужно, должны вы.
- Но ведь, черт возьми, Принцесса, вы это место знаете, а я нет. Мне
нужен совет.
Она не ответила. Я обернулся к Руфо. Он внимательно изучал верхушку
дерева. Я сказал:
- Руфо, оденься.
Он поднял брови:
- Милорд Оскар?
- Schnell! Vite, vite! Катись.
- Ладно.
Оделся он быстро, в костюм, который был мужским вариантом того, что
выбрала Стар, с шортами вместо трико.
- Подбери себе оружие, - сказал я и начал одеваться, как он, только я
намеревался надеть сапоги. Однако под руку мне попалась пара этих
котурнов, с виду моего размера, ну я их и примерил. Они прилегли мне к
ногам, как перчатки, да все равно мои подошвы так затвердели за месяц
ходьбы босиком на Л'иль дю Леван, что твердая обувь мне была не нужна.
Они были не такие уж средневековые, как казались с виду; спереди они
застегивались на молнию, а внутри стояла метка: "Fabrique en France".
Папаша Руфо взял лук, из которого он стрелял, выбрал саблю и добавил
кинжал. Я выбрал вместо кинжала золингеновский охотничий нож. Я посмотрел
с вожделением на армейский пистолет 45-го калибра, но не стал его трогать.
Если у "них", кто бы они ни были, действует местный закон Салливана
[Запрет пользования огнестрельным оружием (амер.)], я готов подыграть этой
шутке.
Стар велела Руфо упаковывать багаж, потом присела на корточки на
песчаном берегу ручья и начертила схематичную карту - курс на юг,
постепенно понижаясь и придерживаясь ручья, только иногда срезая углы,
пока не дойдем до Поющих Вод. Там станем на ночевку.
Я все вбил себе в голову.
- Ясно. Меня надо о чем-нибудь предупредить? Мы стреляем первыми? Или
ждем, пока нас начнут бомбить?
- Я ничего не ожидаю сегодня. О, тут есть хищник раза в три больше
льва. Но он ужасный трус; на движущегося человека не нападает.
- Вот это, приятель, мне по сердцу. Ладно, тогда мы будем все время
двигаться.
- Если мы все же увидим людей - я этого не ожидаю, - было бы неплохо
наложить на лук стрелу... но не поднимать лука, пока вы не почувствуете
необходимости. Но я не указываю вам, Оскар, что делать; решать должны вы.
Руфо тоже не выпустит ни стрелы, если не увидит, что вы готовитесь это
сделать.
Руфо закончил укладываться.
- О'кей, пошли, - сказал я.
Мы тронулись. Черный ящичек Руфо приобрел теперь вид ранца, и я не
стал ломать голову над тем, как он мог тащить пару тонн на плечах. Может,
у него антигравитационное устройство типа "Бак Роджерса". Кровь китайских
носильщиков-кули. Черная магия. Черт, да один этот сундук из тика не смог
бы поместиться в такую заплечную упаковку в соотношении 30 к 1, уж не
говоря про арсенал и прочие мелочи.
Не стоит удивляться, почему я не расспрашиваю Стар о том, где мы,
почему мы здесь, как мы сюда попали, что мы собираемся делать, и о
подробностях тех опасностей, встреча с которыми ждала меня. Слушайте,
ребята, когда вам снится самый роскошный сон в вашей жизни и вы как раз
подходите к самому интересному, останавливаетесь ли вы, чтобы сказать
себе, что оказаться вместе с вами в сене именно этой девочки логически
невозможно - и тем самым разбудить себя? Логически рассуждая, я ЗНАЛ, что
все случившееся с тех пор, как я прочитал то глупое объявление, было
невозможно.
Поэтому я отбросил логику.
Логика - ненадежная штука, друзья. "Логика" доказывала, что аэропланы
не смогут летать, и что водородные бомбы не сработают, и что камни с неба
не падают. Логика - это способ утверждать, будто то, что не случилось
вчера, не случится и завтра.
Нынешнее положение мое мне нравилось. Я не хотел просыпаться ни в
постели, ни в палате психушки. И уж совсем я не хотел проснуться все еще в
джунглях, может быть, со все еще свежей раной на лице и в ожидании
вертолета. Может, коричневый братик завершил свою работу надо мной и
послал меня в Валгаллу. Ну ладно. Валгалла мне понравилась.
Я шел впереди мерным шагом; по бедру меня похлопывала чудесная сабля;
девушка намного чудеснее ее шагала рядом со мной в ногу; позади нас потел
раб-крепостной-слуга-некто, выполняя роли носильщика и "глаза на затылке".
Пели птицы, пейзажи кругом были созданы мастером ландшафтной архитектуры,
воздух пах приятно и здорово. Если бы мне больше ни разу не пришлось
увертываться от такси или смотреть на заголовки статей, я был бы не
против.
Большой лук вызывал неудобство - впрочем, как и М-1 [Автоматическая
винтовка].
Маленький лук Стар висел у нее за спиной, от плеча до бедра. Я так
попробовал, но он все время за что-нибудь цеплялся. К тому же тогда я
нервничал из-за того, что в таком положении он не готов к стрельбе. А она
признала, что в луке может возникнуть нужда. Поэтому я снял его и понес в
левой руке, натянутый и приготовленный.
На утреннем переходе у нас была одна тревога. Я услыхал, как тетива
Руфо сказала "тванг", обернулся уже с изготовленным луком и наложенной
стрелой, прежде чем разглядел, что происходит.
Или, вернее, произошло. Птица, похожая на рябчика, не больше. Руфо
снял ее с ветки, точно в шею. Я отметил про себя больше не соревноваться с
ним в стрельбе из лука и просить потренировать меня в тонкостях.
Он чмокнул губами и ухмыльнулся.
- Ужин!
Всю следующую милю он на ходу щипал ее, потом привесил ее на пояс.
Мы остановились перекусить около часу дня, в красивом месте, которое,
как заверила меня Стар, было защищено, и Руфо открыл свой ящик до размеров
чемодана и подал нам ленч: холодные вырезки, рассыпчатый провансальский
сыр, французский хлеб с корочкой, груши и две бутылки Шабли. После ленча
Стар предложила устроить сиесту. Мысль выглядела заманчиво; я наелся от
души и разделил с птицами только крошки, но я был удивлен.
- Разве нам не нужно спешить?
- Вам нужен урок языка, Оскар.
Надо подсказать средней школе в Понс де Леон лучший способ изучать
языки. В лучезарный полдень вы ложитесь на мягкую траву у посмеивающегося
ручья, и самая прекрасная женщина любого из миров наклоняется над вами и
смотрит вам в глаза. Она начинает тихо говорить на языке, которого вы не
понимаете.
Спустя некоторое время ее большие глаза становятся еще больше, и
больше... и больше... и вы тонете в них.
Потом, спустя вечность, Руфо говорит:
- Эрбас, Оскар, 'т книла вуурсит.
- Ладно, - ответил я, - я и так встаю. Нечего меня торопить.
Это последнее слово, которое я собираюсь записать на языке, который
не подходит к нашему алфавиту. У меня было еще несколько уроков, и о них я
тоже упоминать не буду, и с того времени мы говорили на этой тарабарщине,
