для швабр пустовала, и она позволила мне переночевать в ней. Бодрствовал я
недолго.
Я был не так угнетен, как ожидал. Я чувствовал себя расслабленно,
почти облегченно. На какое-то время у меня появилось чудесное ощущение
того, что я богат. Я почувствовал дополнение к нему: тревоги от богатства.
Оба ощущения были интересны, и мне не хотелось их повторять, во всяком
случае, сразу.
Теперь тревог у меня не было. Единственной, требующей решения
проблемой была - когда отправиться домой, а при такой дешевизне жизни на
острове спешки не было. Единственным, что меня волновало, было то, что мой
поспешный отъезд в Ниццу мог явиться причиной того, что я упущу Елену
Троянскую, cette grande blonde! Si grande... si belle... si majestu ouse!
[Такую великолепную, такую прекрасную, такую величавую (фр.)]. Я уснул с
мыслями о ней.
Я намеревался успеть на утренний поезд, а потом на первую же лодку.
Но прошлый день высосал большинство моей наличности, да еще я свалял
дурака, не сообразив заправиться наличными, когда был в "Америкэн
Экспресса. К тому же я не спросил про почту. Почты я никакой не ожидал,
кроме как от своей матери да, может, еще от тетки единственного близкого
друга, который был у меня в армии и которого убили шесть месяцев тому
назад. Ну да все равно, уж коли нужно ждать денег, можно забрать и почту.
Для начала я угостил себя роскошным завтраком. Французы думают, что
человек может выстоять день на цикории и молоке да на сдобной булочке,
что, возможно, и объясняет их дерганую политику. Я выбрал кафе на тротуаре
рядом с большим киоском, единственным в Ницце, в котором имелись в продаже
"Звезды и Полосы" и где "Геральд Трибюн" поступала в продажу, как только
ее завозили; заказал дыню, cafe complet на ДВОИХ и omelette aux
herbesfines [Омлет с приправами, специями], и поудобнее устроился
насладиться жизнью.
Когда прибыла "Геральд Трибюн", моего сибаритского удовольствия
поубавилось. Заголовки были хуже, чем всегда; они напомнили мне, что мне
еще как-то придется бороться с миром: не мог я вечно оставаться на Л'иль
дю Леван.
Но почему бы не оставаться там, покуда только возможно? Мне все еще
не хотелось идти в школу, а путь к заветному гаражу на три машины был так
же безнадежен, как тот билет Тотализатора. Если Мировая Война No 3
собиралась подняться волной кипятка, не имело никакого смысла становиться
инженером с 6 или 8 тысячами в год где-нибудь в Санта-Монике только затем,
чтобы тебя накрыл огненный шторм.
Было бы лучше пожить на полную катушку, собирать прелестные бутоны,
разбирать по косточкам день минувший, с долларами и временем под рукой,
потом... Ну потом, может вступить в морскую пехоту, как мой батя. Может, я
смог бы выслужиться до капрала - и не быть разжалованным.
Я перелистнул газету на колонку "Личное".
Она была довольно недурна. Кроме обычных предложений чтения тайников
души и как выучиться йоге и завуалированных посланий от одного набора
инициалов другому, было несколько новинок. Таких, как: ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ! ВЫ
ЗАМЫШЛЯЕТЕ САМОУБИЙСТВО? ПЕРЕДАЙТЕ МНЕ АРЕНДУ НА ВАШУ КВАРТИРУ, И Я СДЕЛАЮ
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ВАШЕЙ ЖИЗНИ РАЙСКИМИ. ЯЩИК 323, Х-Т.
Или: ИНДУССКИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН, НЕ ВЕГЕТАРИАНЕЦ, ЖЕЛАЕТ ВСТРЕЧИ С
ОБРАЗОВАННОЙ ЕВРОПЕЙСКОЙ, АФРИКАНСКОЙ ИЛИ АЗИАТСКОЙ ЛЕДИ, ВЛАДЕЮЩЕЙ
СПОРТИВНЫМ АВТОМОБИЛЕМ. ЦЕЛЬ: УЛУЧШЕНИЕ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ. ЯЩИК
107.
Как этим заниматься в спортивной машине?
Одно было зловещим: ГЕРМАФРОДИТЫ ВСЕХ СТРАН, ВОССТАНЬТЕ! ВАМ НЕЧЕГО
ТЕРЯТЬ, КРОМЕ СВОИХ ЦЕПЕЙ.
ТЕЛ. Opera 59-09.
Следующее начиналось: ВЫ ТРУС?
Ну, в общем, да, конечно. Если можно. Если есть свобода выбора. Я
стал читать дальше: ВЫ ТРУС? ЭТО НЕ ДЛЯ ВАС. НАМ КРАЙНЕ НУЖЕН СМЕЛЫЙ
ЧЕЛОВЕК. ОН ДОЛЖЕН БЫТЬ 23-25 ЛЕТ С АБСОЛЮТНЫМ ЗДОРОВЬЕМ, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ,
6 ФУТОВ РОСТОМ. ВЕСИТЬ ОКОЛО 190 ФУНТОВ [Примерно 76 кг], СВОБОДНО
ГОВОРИТЬ ПО-АНГЛИЙСКИ И НЕМНОГО ЗНАТЬ ФРАНЦУЗСКИЙ, ИСКУСНО ОБРАЩАТЬСЯ С
ЛЮБЫМ ОРУЖИЕМ, ОБЛАДАТЬ НЕКОТОРЫМ ЗНАНИЕМ ОСНОВ ИНЖЕНЕРНОГО ДЕЛА И
МАТЕМАТИКИ, БЫТЬ ГОТОВЫМ К ПУТЕШЕСТВИЯМ, БЕЗ СЕМЬИ ИЛИ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ
ПРИВЯЗАННОСТЕЙ, БЕЗУКОРИЗНЕННО ХРАБРЫЙ И КРАСИВЫЙ ЛИЦОМ И ФИГУРОЙ.
ПОСТОЯННАЯ РАБОТА, ОЧЕНЬ ВЫСОКАЯ ОПЛАТА. НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ,
ОГРОМНЫЕ ОПАСНОСТИ. ВАМ НЕОБХОДИМО ОБРАТИТЬСЯ ЛИЧНО, No 17, УЛ. ДАНТЕ,
НИЦЦА, 2-й ЭТАЖ, КВ. Д.
Требование насчет лица и фигуры я прочитал с громадным облегчением.
На какую-то головокружительную долю секунды мне показалось, что некто с
вывихнутым чувством юмора нацелил прямо на меня грубую шутку. Кто-то, кто
знал мою привычку читать "личное".
Адрес тот был всего в сотне метров от места, где я сидел. Я прочитал
объявление еще раз.
Потом я заплатил addition, оставил рассчитанные чаевые, сходил к
киоску и купил "Звезды и Полосы", пешком прошелся до "Америкэн Экспресс",
получил деньги и забрал почту и отправился на вокзал. До следующего поезда
на Тулон было больше часа, так что я зашел в бар, заказал пиво и сел
почитать.
Мама жалела о том, что я разминулся с ними в Висбадене. В ее письме
подробно перечислялись болезни детей, высокие цены на Аляске и сквозило
сожаление, что им пришлось покинуть Германию. Я запихнул письмо в карман и
взял "Звезды и Полосы".
Вскоре я читал: ВЫ ТРУС? То же самое объявление до самого конца.
Я недовольно швырнул газету на столик.
Было еще три других письма. Одно приглашало меня внести вклад в
атлетическую ассоциацию моего бывшего колледжа; второе предлагало мне
совет в выборе мест, куда вложить сбережения, по особому тарифу, всего за
$ 48 в год; последнее было простым конвертом без марки, очевидно,
переданным из рук в руки в "Америкэн Экспресс".
В нем находилась только вырезка из газеты, начинавшаяся словами: ВЫ
ТРУС?
Объявление было такое же, как и два предыдущих, за исключением того,
что в последнем предложении одно слово было подчеркнуто: Вам необходимо
обратиться ЛИЧНО...
Я рванул, пуская всем пыль в глаза, на такси на улицу Данте. Если
действовать быстро, то времени хватало, чтобы расшифровать эти "классики"
и все же поспеть на тулонский поезд. No 17 оказался без лифта; я помчался
наверх и, когда уже подходил к квартире Д, встретил выходящего оттуда
молодого человека. Он был шести футов роста, красив и лицом и фигурой и по
виду был похож на гермафродита.
Буквы на двери гласили: Д-Р БАЛЬЗАМО - ПРИЕМ ПО ЗАПИСИ, на
французском и английском. Имя на слух было знакомо и смутно фальшиво, но я
не стал останавливаться, чтобы поразмыслить; я рванулся дальше внутрь.
Контора была внутри заставлена особым способом, известным только
старым французским законникам и упаковочным крысам. За письменным столом
сидел какой-то похожий на гнома тип с веселой ухмылкой, жесткими глазами,
ободком растрепанных седых волос и самыми розовыми лицом и скальпом,
которые мне доводилось видеть. Он посмотрел на меня и хихикнул:
- Милости просим! Так это ВЫ герой?
Внезапно он выхватил револьвер в половину его роста и равный ему по
весу и наставил его на меня. В такое дуло мог бы свободно заехать
фольксваген.
- Я не герой, - злобно сказал я. - Я трус. Я просто зашел сюда, чтобы
выяснить, в чем заключается шутка.
Я отклонился, шлепнув при этом в другую сторону руку с этим
чудовищным арторудием, рубанул ему по запястью и подхватил его. Потом я
отдал револьвер ему.
- Не играйте с этой штукой, или я вставлю вам его, откуда ноги
растут. Я тороплюсь. Вы доктор Бальзамо? Вы поместили то объявление?
- Ах-ах-ах, - сказал он, ничуть не разозлившись, - импульсивный
юноша. Нет, доктор Бальзамо находится там.
Движением бровей он указал на две двери в стене слева, потом ткнул
кнопку звонка на своем столе - единственный предмет во всей комнате моложе
наполеоновских времен.
- Входите, она вас ждет.
- "Она"? В какую дверь?
- А, Красавица или Тигр? А не все ли равно? В конце-то концов? Герой
сам узнает. Трус выберет другую дверь, будучи уверен, что я лгу. Allez-y!
Vite, vite! Schnell [Вали! Быстрей! (фр.). Быстро (нем.)]. Катись,
приятель. Я фыркнул и рывком открыл правую дверь.
Доктор стояла спиной ко мне возле какой-то конструкции у дальней
стены, и одета она была в один из тех халатов с высокими воротниками,
которые так любят медики. Слева от меня стоял хирургический стол для
обследования, справа - шведская модерновая кушетка; повсюду были шкафчики
из нержавейки, стекла и какие-то свидетельства в рамках: вся комната
настолько принадлежала сегодняшнему дню, насколько ему не принадлежала
комната снаружи.
Когда я закрыл дверь, она повернулась, посмотрела на меня и тихо
произнесла:
- Я очень рада, что вы пришли. Потом она улыбнулась и нежно сказала:
- Вы красивы, - и пришла в мои объятия.
ГЛАВА IV
ПРИМЕРНО минуту, сорок секунд и несколько веков спустя д-р Бальзаме -
Елена Троянская на дюйм оторвала свои губы от моих и сказала:
- Отпустите меня, пожалуйста, затем разденьтесь и ложитесь на стол
обследования.
Я чувствовал себя, как будто принял девять часов сна, игольчатый душ
и три глотка льдисто-холодного аквавито на пустой желудок. Все, что хотела
сделать она, хотел сделать и я. Но положение вроде бы обязывало к
остроумной ответной реакции.
- Че? - сказал я.
- Пожалуйста. Вы тот, кто нужен, но мне все равно необходимо вас
обследовать.
- Ну... ладно, - согласился я, - вам виднее, доктор, - добавил я и
начал расстегивать рубашку. - Вы ПРАВДА доктор? Я имею в виду медицину.
- Да. Среди всего прочего. Я скинул ботинки.
- Но почему вы хотите обследовать МЕНЯ?
- Всего лишь из-за ведьминых отметок. О, я знаю, что не найду ни
одной. Но я должна искать и кое-что другое. Для вашей безопасности.
Стол захолодил мне кожу. И почему эти штуковины ничем не обошьют?
- Вас зовут Бальзамо?
- Это одно из моих имен, - сказала она отсутствующим тоном, пока
мягкие пальцы тут и там прикасались ко мне. - Точнее сказать, родовое имя.
- Постойте-ка минутку. ГРАФ КАЛИОСТРО?
- Один из моих дядьев. Да, он пользовался этим именем. Хотя оно
вообще-то не его, не больше, чем Бальзамо. Дядя Джозеф очень своенравный
человек и не слишком любит правду.
Она притронулась к небольшому давнему шраму.
- Ваш аппендикс удален?
- Да.
- Хорошо. Разрешите мне осмотреть ваши зубы.
Я широко открыл рот.
Лицо у меня, может, и неважнецкое, но я мог бы сдать свои зубы в
аренду для рекламы "Пепсодента". Через какое-то время она кивнула.
- Следы фтора. Хорошо. Теперь мне нужна ваша кровь. Она могла бы для
этого укусить меня в шею, и я не стал бы возражать. И не очень бы
удивился. Но она сделала это обычным способом, взяв 10 кубических
сантиметров из вены внутри левого локтя. Она взяла пробу и поместила ее в
тот самый аппарат у стены. Он заурчал и заворчал, а она вернулась ко мне.
- Слушайте, Принцесса, - сказал я.
- Я не принцесса.
- Ну... я не знаю вашего имени... и вы намекнули, что ваша фамилия на
самом деле не Бальзамо, а я не хочу звать вас Док.
Уж ясно, я не хотел называть ее Док - ее, красивейшую из всех
девушек, которых я когда-либо видел или надеялся увидеть... и после
поцелуя, который стер в моей памяти следы всех других поцелуев, которые я
когда-либо получил. Нет.
Она над этим задумалась.
- У меня много имен. Как бы вы хотели назвать меня?
- Одно из них, случайно, не Елена?
