и Билл.
С другой стороны, ведь этот список был составлен не Бонфортом. Он
представлял собой то, что по их мнению составил бы Бонфорт, будь он в
здравом уме.
Мне вдруг очень захотелось попросить перерыва и осведомиться у Пенни,
что она думает по поводу этого Брауна.
Затем я потянулся, взял со стола ручку и вычеркнул из списка фамилию
Браун, вписав вместо нее "Де ла Торре" печатными буквами. Рисковать
имитировать почерк Бонфорта я еще не решался. Император только и сказал:
- Вот теперь это выглядит как приличная команда. Удачи тебе, Джозеф.
Она тебе еще пригодится.
На этом аудиенция как таковая, закончилась. Я начал подумывать о том,
что мне пора уносить ноги, но нельзя вот так просто уйти от короля: это
одна из прерогатив, которые они сохранили. Он пожелал показать мне свою
мастерскую и новую модель поезда. На мой взгляд, он как никто другой много
сделал, чтобы возродить это древнее увлечение, хотя с моей точки зрения -
это не занятие для взрослого человека. Но я конечно рассыпался в вежливых
похвалах по адресу его нового игрушечного локомотива.
- Если бы не обстоятельства, - сказал он, вставая на четвереньки и
заглядывая во внутренности игрушечного двигателя, - я бы мог стать
отличным механиком, может быть даже главным, или машинистом. Но
превратности высокого рождения не дали мне возможности заняться любимым
делом.
- Вы что, серьезно думаете, что предпочли бы подобную работу своему
нынешнему положению?
- Не знаю. То, чем я занимаюсь, тоже неплохо - все-таки король.
Рабочий день недолог, а плата сравнительно хорошая - да и застрахован я
вполне удовлетворительно, если не принимать во внимание возможность
революции - а моя династия всегда была на них везучая. Но большая часть
того, что я должен делать - скучно, с этим справился бы любой второсортный
актер.
Он взглянул на меня.
- Я избавлю тебя от множества утомительных и скучных церемониальных
обязанностей - по крайней мере старался раньше. Сам знаешь.
- Знаю и очень высоко ценю.
- Только однажды за очень длительное время мне представилась
возможность сделать толчок в правильном направлении - по крайней мере я
считаю его правильным. Быть королем вообще очень странное занятие, Джозеф.
Никогда не соглашайся на это.
- Боюсь, что уже поздновато, даже если бы я захотел.
Он что-то поправил в игрушке.
- Подлинное мое предназначение - это не дать тебе сойти с ума.
- Что?
- А что такого? Ситуационный психоз - профессиональное заболевание
глав государств. Мои предшественники по королевскому ремеслу, те, кто
действительно правил, почти все были немножечко не того. А возьми к
примеру хотя бы ваших американских президентов: их положение иногда
требовало, чтобы их убивали еще во время первого срока. А вот мне не нужно
ничем управлять: для этого у меня есть профессионалы вроде тебя. Но и ты
не испытываешь гнетущего влияния власти: тебе или кому-нибудь еще в твоей
шкуре можно тихонечко уйти, пока дело не приняло совсем уж плохой оборот -
а в это время старый Император - он почти всегда - "старый", потому что мы
восходим на трон тогда, когда прочие люди уходят на пенсию - Император
всегда тут как тут, олицетворяя собой преемственность власти, символизируя
собой государство, в то время как вы, профессионалы, заняты тем, что
выбираете нового на место прежнего. - Он печально моргнул. - Моя работа,
конечно, не такая уж увлекательная, но полезная.
Потом он еще немного порассказал о своих игрушечных поездах, и мы
вернулись в кабинет. Я решил, что теперь-то уж он отпустит. Действительно,
он сказал:
- Наверное, тебе пора снова браться за работу. Перелет был, наверное,
довольно тяжелым?
- Да нет, не очень. Я все время работал.
- Так я и думал. Кстати, кто вы такой?
Потрясения бывают разные - полисмен внезапно хлопает вас сзади по
плечу, вы делаете шаг по лестнице, а следующей ступеньки нет, ночью вы
вываливаетесь из кровати во сне, муж вашей любовницы внезапно возвращается
домой - я бы предпочел сейчас испытать любые из этих потрясений в любой
комбинации, только бы не слышать этого простейшего вопроса. Я изо всех сил
постарался сделаться еще более похожим на Бонфорта.
- Сир?
- Да перестаньте, - нетерпеливо отмахнулся он, - сами понимаете, что
моя работа предоставляет мне и кое-какие привилегии. Просто скажите мне
правду. Я уже примерно час назад догадался, что вы не Джозеф Бонфорт -
хотя вы могли бы провести и его собственную мать - у вас даже жесты
точь-в-точь как у него. Но кто же вы такой?
- Меня зовут Лоуренс Смайт, Ваше Величество, - понуро ответил я.
- Не теряйте присутствия духа, милейший. Если бы я захотел, то мог бы
позвать стражу давным-давно. Вас случайно послали не для того, чтобы убить
меня?
- Нет, сир. Я ваш верноподданный.
- Странная манера выражать преданность своему монарху. Ну хорошо,
налейте себе еще, садитесь и все мне расскажите.
И я рассказал ему все, абсолютно все, до самой последней подробности.
На это ушло значительно больше одного стакана, и в конце рассказа я
чувствовал себя значительно лучше. Он страшно рассердился, когда я
рассказал ему о похищении, но когда я описал ему, что похитители сделали с
сознанием Бонфорта, гневу его не было предела, он разъярился так, что даже
лицо его потемнело.
Наконец он тихо спросил:
- Так значит он все-таки придет в себя через несколько дней?
- Так утверждает доктор Кэнек.
- Не давайте ему работать, пока он не выздоровеет полностью. Это
просто бесценный человек. Да вы и сами прекрасно это знаете. Он один стоит
шести таких, как вы и я вместе взятые. так что продолжайте свою игру до
тех пор, пока он не поправится. Он нужен Империи.
- Да, сир.
- Перестаньте вы твердить "сир" да "сир". Раз уж вы замещаете его,
так называйте меня просто "Виллем", как он. А знаете, как я раскусил вас?
- Нет, си... нет, Виллем.
- Он звал меня Виллем уже лет двадцать. Мне сразу показалось
странным, что он перестал называть меня по имени в личной беседе, хотя бы
даже и по официальному делу. Но тогда я еще ничего не заподозрил. Но хотя
ваша игра и была совершенной, она навела меня на кое-какие мысли. А когда
мы пошли смотреть мои поезда, я убедился окончательно, что передо мной
другой человек.
- Прошу прощения. Но почему?
- А потому что вы были вежливы, друг мой! Я и раньше имел обыкновение
показывать ему свои игрушки - и он всегда становился просто груб, считая
это совершенно непотребным времяпровождением для взрослого человека. Это
всегда превращалось в целое маленькое представление, от которого мы оба
получали большое удовольствие.
- О! Я не знал этого.
- Откуда вам знать?
Тогда я еще подумал, что должен был знать, если бы не это проклятое
полупустое фэрли-досье... И только позже я понял, что досье четко
выполняло свою функцию, в полном соответствии с теорией, которая лежала в
основе всего этого фэрли-архива. Ведь архив должен был дать возможность
известному человеку помнить о менее известных людях. Но ведь именно таким
Император и не был - я хочу сказать - менее известным.
Конечно же, Бонфорту и не требовалось заносить в досье сугубо личные
сведения о Виллеме. Да он скорее всего счел бы просто непорядочным иметь
заметки интимного свойства о своем монархе, куда мог сунуть нос любой из
его клерков.
Я не понял совершенно очевидной вещи - хотя, даже, если бы я и понял
ее, досье от этого полнее не стало.
А Император тем временем продолжал:
- Ваша работа просто изумительна. И после того, как вы рискнули
провести Марсианские звезды, я не удивлюсь, что вы решили обвести вокруг
пальца и меня. Скажите, мог я когда-нибудь видеть вас по стерео или еще
где-нибудь?
Когда Император захотел узнать мое настоящее имя, я конечно же назвал
себя: теперь же я довольно стыдливо назвал свой сценический псевдоним. Он
сначала молча уставился на меня, затем воздел руки и воскликнул:
- Да что вы говорите?
Я был тронут.
- Так значит вы слышали обо мне?
- Слышал о вас? Да ведь я один из самых горячих ваших поклонников. -
Он еще раз пристально вгляделся в меня. - Нет, вы все-таки как две капли
воды похожи на Бонфорта. Даже не верится, что на самом деле вы - Лоренцо.
- Но это действительно так.
- Да я верю, верю. А помните тот мюзикл, ну тот, где вы играете
бродягу? Сначала вы там пытаетесь подоить корову - куда там! А в конце
концов едите из кошачьего блюдечка - но даже кошка отгоняет вас прочь?
Я сказал, что помню.
- Я свою пленку с этим мюзиклом затер до дыр. Эта вещь заставляет
меня и смеяться и плакать.
- Так и должно быть, - согласился я. А потом рассказал, что своего
героя старался копировать с одного великого артиста прошлого столетия. -
Но вообще я предпочитаю драматические роли.
- Такие как эта?
- Эээ... не совсем. Этой ролью я уже сыт по горло. Надолго меня не
хватит.
- Да, похоже на то. Ладно, тогда скажите Роджеру Клифтону... Нет, не
говорите ему ничего. Лоренцо, я думаю, от того, что кто-нибудь узнает о
нашем с вами разговоре, никому пользы не будет. Если вы расскажете о нем
Клифтону, даже передадите ему, что я просил вас не волноваться, он все
равно будет волноваться. А ведь ему многое предстоит сделать. Так что
давайте-ка никому ничего не скажем, а?
- Как пожелает мой Император.
- Бросьте вы это. Просто будем держать это дело в тайне, потому что
так лучше. Жаль, что я не могу навестить больного дядюшку Джо. Хотя вряд
ли я смог бы ему чем-нибудь помочь - правда, некоторые считают, что
прикосновение короля творит чудеса. Так что мы будем держать языки за
зубами и делать вид, что я вас не раскусил.
- Да... Виллем.
- А теперь, я думаю, вам лучше идти. Я и так держу вас очень долго.
- Сколько вам будет угодно.
- Наверное придется позвать Патила, чтобы он вас проводил - или вы
знаете дорогу? Нет, секундочку, - он стал лихорадочно рыться в ящике
стола, шепча себе под нос. - Опять эта девчонка наводила тут порядок. А,
нет, вот он. - Он извлек из ящика небольшой блокнот. - Может быть, мы
больше не увидимся, так не будете ли вы так добры оставить мне свой
автограф, на память?
9
Роджа и Билла я застал нетерпеливо грызущими ногти в верхней жилой
комнате. Не успел я появиться на пороге, как Корисмен бросился ко мне.
- Где вы, черт вас побери, пропадаете?
- У Императора, - холодно ответил я.
- Вы проторчали у него раз в пять или шесть дольше, чем следовало бы.
Я даже не подумал ему отвечать. Со времени того спора по поводу речи,
Корисмен и я продолжали сотрудничать, но это было больше насущной
необходимостью, чем браком по любви. Мы работали вместе, но на самом деле
топор войны не был закопан в землю - я вполне мог ожидать, что он еще
вонзится мне между лопаток. Каких-либо специальных шагов к примирению с
ним я не делал, да и не видел к этому причин - на мой взгляд родители
таких, как он, встретились друг с другом на каком-нибудь маскараде.
Того, что я поссорюсь с кем-либо из остальных членов нашей команды, я
даже представить себе не мог, но единственным видом поведения с моей
стороны, Корисмен считал поведение слуги. Шляпа в руках и только - "да,
сэр", "нет, сэр". Но на это я бы ни за что не пошел, даже ради примирения
с ним. Я был профессионалом, который выполнял сложнейшую профессиональную
работу. А ведь мастера своего дела не входят с черной лестницы, к ним
всегда относятся с уважением.
