буду же я добиваться, чтобы Белл вернулась после всего, что она сделала!
А как я еще могу поступить? Подать на них в суд? Не будь идиотом, у
тебя нет свидетелей. Да и кто, в сущности, выиграет процесс? Только сами
законники.
- М-у-у-у-у-р-р-р-а-а-а! - подтвердил Пит.
Я взглянул на него: вся морда в шрамах. Уж он-то не станет подавать
на кого-то в суд. Не понравится ему, скажем, форма усов у какого-нибудь
кота, так Пит просто предложит ему выйти и зубами да когтями растолкует,
что к чему.
- А пожалуй, ты прав, Пит. Навещу-ка я Майлза, руки-ноги ему
повыдергиваю и выколочу из подонка всю правду. А "долгий сон" подождет.
Должны же мы выяснить в конце концов, кто из них истинный автор этой
подлой затеи.
Из ближайшей телефонной трубки я позвонил Майлзу и велел сидеть дома
и ждать.
Мой старикан дал мне имя Дэниел Бун Дейвис, чем на свой лад выразил
отношение к таким понятиям как свобода личности и вера в собственные силы.
Я родился в 1940 году, когда все в один голос утверждали, что незаурядные
личности находятся на грани вымирания и будущее - за средним человеком.
Отец отказывался верить этому и, назвав меня так, бросил вызов обществу.
До последнего вздоха он стремился доказать свою правоту - и умер, когда
ему прочистили мозги в Северной Корее.
Когда началась Шестинедельная война, я служил в армии и у меня уже
имелся диплом инженера-механика. На призывной комиссии о дипломе я
умолчал; единственно, что я унаследовал от отца, - неудержимое желание
быть независимым, не отдавать и не выполнять приказов и не подчиняться
предписываемым распорядкам. Я хотел тихо-мирно оттрубить свой срок - и
свалить. Во времена "холодной войны" я был техником-сержантом на складе
боеприпасов в городе Сандиа, штат Нью-Мексико, и набивал атомами атомные
бомбы, раздумывая между делом, чем бы заняться после дембеля. В тот день,
когда Сандиа перестала существовать, я находился в Далласе, куда меня
послали за новыми запасами Schrecklichkeit. Радиоактивные осадки отнесло к
Оклахоме, поэтому я продолжал тянуть лямку в армии.
Пит выжил по той же причине. У меня был приятель - Майлз Джентри, из
резервистов. Он был женат на вдове с ребенком, но к тому времени, как его
призвали, жена умерла. Он жил вне казармы, в Альбукерке, чтобы у падчерицы
(ее звали Фредерика) был свой дом. Маленькой Рикки (мы никогда не называли
ее полным именем) нравилось заботиться о Пите. Спасибо кошачьей богине
Бубастис, Рикки и Пита в те страшные дни также не было в городе - они все
уехали на выходные: Пита я им подбросил, потому что не мог взять с собой в
Даллас.
Нас всех удивило, когда выяснилось, что военные лаборатории запрятаны
в Туле и других местах, где - мы и не догадывались. Еще в тридцатые годы
стало известно, что человеческое тело можно охладить до состояния, при
котором все жизненные процессы организма замедляются до предела. Но до
Шестинедельной войны такое охлаждение было возможно лишь в лабораторных
условиях и использовалось как крайнее терапевтическое средство. Занимались
этим, конечно, в военных лабораториях. А там, чтобы только добиться
результатов, ни с какими затратами не считались - ни с людскими, ни с
материальными. Напечатай еще миллиард долларов, найми еще тысячу ученых и
инженеров - и любую задачу можно решить, независимо от того, каким
необычным, почти неправдоподобным и даже сомнительным способом это будет
сделано. Так вот, с помощью стазов, или сна в холоде, или гибернации, или
гипотермии, или замедления метаболизма - называйте, как вам больше
нравится - тыловые команды исследователей-медиков нашли способ складывать
людей, как дрова, - штабелями, чтобы потом размораживать по мере
надобности.
Сперва объекту дают наркотик, затем гипнотизируют, охлаждают и
содержат при температуре ровно четыре градуса Цельсия. То есть при
максимальной плотности воды, когда в ней не образуются кристаллы льда.
Если "замороженного" потребуется срочно разбудить, его подвергают
диатермии. Затем снимают гипноз - и все за каких-то десять минут (в Номе
управились и за семь!). Но такая спешка ведет к моментальному старению
тканей, в результате чего "размороженный" до конца дней остается идиотом.
Такой ускоренный метод профессиональные военные называют "продуманный
риск".
И этот риск противник не принял в расчет. Поэтому, когда война
закончилась, я не оказался в числе погибших или направленных в лагеря для
рабов, а демобилизовался и получил расчет.
На "гражданке" мы с Майлзом тут же занялись коммерцией. И как раз в
то время страховые компании стали предлагать "сон в холоде".
Мы сняли пустующий дом на базе ВВС в пустыне Мохаве, открыли там
небольшую фабрику и стали изготовлять "горничных". Техническую сторону
дела взял на себя я, а Майлз занимался юридическими вопросами, благо опыта
в сфере бизнеса у него хватало. Да, да, это я изобрел "горничную" и все ее
семейство - "Вилли-окномоя" и прочих, - хотя в технических паспортах моего
имени вы не найдете. В армии я много размышлял о возможностях человека с
дипломом инженера. Работать на "Стандарт ойл", "Дюпона" или "Дженерал
моторс"? Спустя тридцать лет в вашу честь устроят торжественный ужин с
речами и спровадят на пенсию. Вас не обойдут приглашением на приемы, к
вашим услугам будет принадлежащий фирме самолет... Но вы никогда не будете
хозяином самому себе. Есть что выбрать и среди государственных
предприятий. Там - сразу хорошая зарплата, там - приличная пенсия, там -
ежегодный месячный отпуск и, наконец, щедрые пособия. Свой оплачиваемый
отпуск я уже отгулял и ждал теперь только одного - быть самому себе
хозяином. А что по плечу инженеру-одиночке и не требует затраты шести
миллионов человеко-часов, прежде чем с конвейера сойдет первая модель?
Все в один голос твердили, что времена велосипедных мастерских,
нуждавшихся в небольшом начальном капитале (а с таких мастерских начинали
Форд и братья Райт), миновали. Но я не верил этому. Во все отрасли
производства бурно внедрялась автоматика: предприятию химической
промышленности теперь требовалось всего три работника - два техника для
наблюдения за приборами да охранник; машина продавала билеты на самолет в
одном городе, а в шесть других по маршруту передавала информацию о
проданных местах; стальные кроты добывали уголь, а горнякам на станции
контроля оставалось лишь присматривать за ними, развалясь в кресле.
Поэтому, пока числился в раздаточной ведомости дяди Сэма, я от корки
до корки проштудировал все засекреченные материалы по связи, электронике и
кибернетике, на какие только мог достать разрешение.
Как вы думаете, что автоматизировалось в последнюю очередь? Ответ
прост: труд домохозяек. Женщине не нужен дом, забитый хитроумными,
сложными в обращении приборами; ей нужна хорошо оборудованная и изящно
обставленная пещера. К тому же домохозяйкам до сих пор свойственно
жаловаться на "проблему прислуги", хотя сами слуги, вслед за мастодонтами,
ушли в область преданий. Но почти в каждой женщине есть что-то от
рабовладельца: они, похоже, до сих пор верят, что где-то должны
существовать здоровенные деревенские девки, почитающие за счастье скоблить
полы по четырнадцать часов в день, питаться объедками с хозяйского стола и
получать гроши, до которых не унизился бы и ученик лудильщика.
Поэтому-то мы и назвали наше чудовище "горничной". Само название
агрегата напоминало о добрых старых временах, когда наши бабушки
обращались с прислугой, в основном из эмигрантов, почти как с рабынями.
Вообще-то "горничная" представляла собой всего-навсего пылесос улучшенной
конструкции. Мы собирались выбросить его на рынок по ценам, ненамного
превышавшим стоимость обычной метлы. Наша "горничная" (первая модель, а не
мыслящий робот, в которого я ее потом превратил) могла драить полы - любые
полы. Делала она это весь день с утра до вечера, не нуждаясь в присмотре.
А где вы видели полы, не требующие, чтобы их время от времени драили?
"Горничная" мыла, чистила, натирала их, а что именно надо делать, ей
подсказывала ее убогая электронная память. Если ей попадался предмет
любого размера, даже с горошину величиной, она поднимала его с пола и
клала на поднос, вмонтированный в верхнюю крышку, чтобы кто-нибудь поумней
решил - выбрасывать его в мусорное ведро или нет. Она неторопливо
разъезжала целый день по квартире в поисках грязи, проникая в самые
дальние закоулки. Если в комнате оказывались люди, она, как вышколенная
прислуга, тут же поворачивала обратно и оставалась, только когда хозяйка
давала на это команду. Ближе к обеду "горничная" направлялась в "стойло" -
быстро подзарядиться. Но так было, пока мы не установили ей "вечные" блоки
питания. "Горничная" первого выпуска немногим отличалась от обычного
пылесоса. Но как раз "немногое" - работа в автоматическом режиме - и
обеспечило ее сбыт.
Основной принцип схемы - "автономное патрулирование" - я содрал из
журнала "Сайнтифик Америкен"; там в конце сороковых годов была описана
схема "электрической черепахи". Блок памяти я "вынул" из электронного
мозга управляемой ракеты. (У этих сверхсекретных штучек есть неоспоримое
достоинство - их не патентуют.) Ну а другие узлы я "позаимствовал" из
самых разных приборов, таких, например, как госпитальный полотер, автомат
по продаже безалкогольных напитков, манипуляторы, применявшиеся на атомных
станциях, и дюжина других. Получалось, что в конструкции самой машины
ничего принципиально нового не было; другое дело - как я скомпоновал
разные узлы в одно целое. А "искру гениальности", что требовалось в
соответствии с "Положением о патентах", мог обнаружить хороший юрист по
патентному праву.
Но настоящая гениальность нужна была для того, чтобы наладить выпуск
нашей продукции. Собрать "горничную" можно было из стандартных деталей,
заказанных по каталогу Свита; исключение составляли несколько эксцентриков
и одна печатная плата. Плату нам поставляли по договору, а эксцентрики я
изготовлял сам из бросовой военной автоматики прямо в сарае, который мы
громко именовали "наша фабрика".
Сначала как было? Майлз да я - вот и весь "сборочный конвейер":
плоское - тащи, круглое - кати, ржавое - закрась. Опытный образец обошелся
нам в 4317 долларов 9 центов; первая сотня моделей - по 39 долларов за
штуку. Мы сдали всю партию фирме в Лос-Анджелесе с сетью магазинов,
торговавших со скидкой, по 60 долларов за штуку; продавали их уже по 85
долларов. Позволить себе заниматься торговлей мы не могли, а сбыт
обеспечивать надо было. Но даже при этом мы чуть с голоду не подохли, пока
дождались первых денежных поступлений. Потом журнал "Лайф" дал целый
разворот с "горничной", чем оказал неоценимую помощь в реализации нашего
детища.
Белл Даркин появилась вскоре после этого. Мы с Майлзом отстукивали
наши деловые письма одним пальцем на "Ундервуде" образца 1908 года; Белл
была профессиональной машинисткой и получила у нас должность
делопроизводителя. Мы взяли напрокат электрическую пишущую машинку со
стандартным шрифтом и копировальным устройством, а я набросал эскизы
фирменных бланков. Мы все горячо принялись за дело; Пит и я спали прямо в
мастерской, а у Майлза и Рикки была хибара поблизости. Чтобы быть
защищенными от всяких неожиданностей, мы оформили наш юридический статус.
В члены корпорации вошли три человека: Белл, получившая долю в нашем деле
и титул секретаря-казначея, Майлз - как президент и генеральный директор,
