-- Садись-ка, -- сказала она. -- Прости, я совсем забыла,
что ты еще не окреп.
Хелот рухнул в предложенное ему кресло. Из-под стола в
тишине донесся яростный хруст -- там явно что-то грызли. Имлах
пошарила на полу и выволокла еще одного горностая. Прижимая к
голове круглые белые ушки, зверек крепко держал в зубах полу-
обглоданную птичью кость.
-- Лаймерик! -- крикнула Имлах, заполнив своим звучным
голосом весь огромный свод.
На противоположной стороне большого зала немедленно
раскрылась дверца, до сих пор не замеченная Хелотом. Оттуда,
прихрамывая, важно выступил маленький человечек. Судя по всему,
он принадлежал к Народу. Длинные белые волосы человечка были
тщательно заплетены в множество тонких косиц, и одет он был
весьма щегольски и вычурно. Приблизившись к Имлах, он замер,
скрестив на груди руки.
-- Забери вот это, -- велела Имлах. -- Совсем распустил
паршивцев. Я недовольна, Лаймерик. Они пакостят уже в моем
кабинете.
-- Слушаюсь, ясная Имлах из Серебряного Леса, повинуюсь,
мудрая Имлах из Серебряного Леса, -- торжественно произнес
Лаймерик, с достоинством повернулся и вышел все в ту же дверцу.
Приоткрыв от удивления рот, Хелот наблюдал за этой сценой.
Имлах ждала, не выказывая ни малейших признаков нетерпения.
Зверек, тряпочкой свисавший из ее рук, все так же цепко держал
свою драгоценную кость и только время от времени шевелил носом,
и тогда его усы воинственно топорщились.
3атем снова показался важный человечек. Он шел размеренным
шагом и на вытянутых руках нес клетку с тонкими частыми
прутьями. Туда и был водворен горностай, который, ничуть не
смущаясь лишением свободы, тотчас улегся и снова взялся за
птичью ногу. Ступая медленно, как на церемонии, Лаймерик
удалился и унее с собой горностая.
Хелот слегка улыбнулся, встретившись с Имлах глазами,
однако великанша и не думала разделить с ним веселье. Похоже,
такие сцены разыгрывались в замке по несколько раз на дню.
-- Ты голоден? -- спросила Имлах.
-- Не знаю. Вроде бы, нет. Я хотел задать вам один вопрос.
Имлах склонила голову к плечу:
-- Конечно, дакини. Ты можешь спрашивать все, что угодно,
и получишь честные ответы или не получишь никаких.
-- Спасибо, Со мной был мальчик, когда Народ напал на
нас...
-- Не напал, дакини. Народ осуществил свое суверенное
право.
-- Мне неважно, как это называется. Со мной был мальчик по
имени Тэм, и я хотел бы знать, где он и что с ним стало. -- Он
жив. Народ взял его к себе.
Хелот подскочил.
-- Святой Бернард! -- вырвалось у него. -- Вы хотите
сказать, что малыша захватили в плен эти низкорослые варвары?
Имлах смотрела на него во все глаза. Дакини был
по-настоящему огорчен. Похоже, он близок к тому, чтобы
взорваться: кусает губы, хмурится, отворачивается, шарит руками
по поясу. Наконец заговорил:
-- Где мой меч? Я могу попросить вернуть мне оружие? --
Зачем тебе оружие?
-- Госпожа, -- произнес Хелот, мрачно глядя ей прямо в
лицо, -- в таком случае, могу я хотя бы узнать, свободен ли я?
-- Я тебе не госпожа, дакини, -- снова поправила его
Имлах.
-- Простите. -- Но глаз не опустил. -- Я отвечу тебе по
мере моего разумения, -- медленно проговорила Имлах.
-- Многое зависит от того, что именно ты называешь "быть
свободным". Свободен ли ты взять свое оружие, пойти ночью к
Народу и устроить кровавую бойню? Тебя, конечно, убьют, но
сколько погибнет тех, кого ты считаешь варварами! Нет, не
свободен ты сделать это. Ты ведь об этом спрашивал?
-- Если я свободен, -- упрямо повторил Хелот, -- то никому
не должно быть дела до того, чем я собираюсь заниматься и как
воспользуюсь своей свободой.
-- Ошибаешься, дакини. -- В тоне Имлах прозвучали
металлические нотки. -- Если мое предположение -- правда, то
лучше тебе сидеть в цепях, Хелот из Лангедока.
-- Простите, но мне показалось, что лесные жители -- враги
замка. Разве вы не говорили, будто господин барон время от
времени воюет с Народом?
-- Это так, -- не стала отрицать Имлах. -- Но отсюда вовсе
не следует, что Народ можно истреблять, особенно в мирное
время.
--Но я не собирался никого истреблять, гос.,. Имлах.
Однако когда я вышел в путь, со мной был...
-- ...один из Народа, -- заключила Имлах. -- С ним не
случится ничего плохого, поверь мне.
Хелот опустил голову на сплетенные пальцы рук и задумался.
Он видел, что великанша уверена в своей правоте... И на краткий
миг ему показалось, что он, Хелот, заблуждается. Нет никакого
Ноттингама, нет на белом свете ни Лангедока, ни Иерусалима, ни
деревни под названием Локсли... Остался в мире лишь бесконечный
лес Аррой, где живут странные белобрысые дикари и где сам он,
Хелот, -- всего лишь презренный дакини.
-- Имлах, -- проговорил он глухо, цепляясь за последнюю
надежду, -- но ведь там, откуда мы пришли, мы с этим мальчиком
принадлежали к одному племени...
-- Странные, должно быть, это земли, -- сказала Имлах.
Когда низкая дверь бревенчатого дома, где был заперт Тэм,
приотворилась, мальчишка забился подальше в угол и съежился.
Его приволокли сюда силой, по дороге несколько раз вразумляли
добрым ударом кулака, после чего бросили одного в доме и
заложили прочные засовы на дверях и ставнях. Ничего хорошего он
от этих нелюдей и не ждал. Хоть они продолжали упорно
навязывать ему родство, Тэм скорее дал бы себя удавить, чем
отрекся бы от своего господина. В его темном варварском уме
жило только одно светлое воспоминание, и оно носило имя Хелота.
Поэтому он заранее набычился и сердито уставился на дверь,
ожидая увидеть Отона или кого-нибудь из его подручных. Однако
вошла женщина, и вместе с ней, казалось, в тесное маленькое
жилище ступила неземная тишина. Тэм вытаращил глаза. Он не мог
даже понять, красива ли она, потому что был ослеплен. Ощущение
свежести и покоя, исходившее от нее, было таким сильным, что
Тэм начал задыхаться. Сквозь пелену он видел светлые косы,
большие зеленые, как крыжовник, глаза. На голове она носила
узкую кожаную повязку, украшенную бахромой, бисером и кусочками
пестрого меха. Необыкновенно чистое лицо смотрело на Тэма
участливо и в то же время отстраненно.
Затем, видимо уловив, как в мальчике бьется неосознанный
ужас, она передумала подходить ближе и села у самого порога.
Тэм с облегчением перевел дыхание и украдкой сотворил крестное
знамение. Однако, против всех ожиданий, женщина не рассыпалась
прахом, не заверещала, не обернулась куницей или рысью. Она
попросту ничего не заметила.
-- Мое имя Фейдельм, -- сказала она очень тихо, чтобы не
испугать ребенка еще больше.
-- Кто вы? -- прошептал Тэм. Он хотел назвать ее по имени,
но подавился. Эти звуки как будто обжигали ему губы, застревали
в горле.
-- Я разговариваю с богами и духами от имени Народа. Я
голос леса Аррой, знакомый Силам.
-- Так вы ведьма? -- хрипло спросил Тэм.
Она не обиделась, -- скорее всего, просто не поняла.
-- Мне многое ведомо, -- был простой ответ. -- А многое и
ке ведомо. Не знаю, кто я. Много лет я живу, но до старости еще
вдвое больше осталось, чем прожито. Я была всегда. Но пребуду
ли всегда? Вот тайна.
-- Помогите мне, -- сказал Тэм и снова поперхнулся на ее
имени.
-- Для того и призвали меня, чтобы я помогла. Твое имя Тэм
Гили -- так мне сказали. Но это всего лишь имя. Мне надо
узнать, кто ты. Нетрудно сделать. Ты недавно живешь, я быстро
найду исток твоего ручья, покуда он не влился в Великую Реку.
-- Госпожа... хозяйка, -- сказал Тэм. -- Мне нужно только
одно. Отпустите меня. Там, в лесу, в руках великана остался
один человек. Я должен быть вместе с ним. Он болен, он умирает.
Ее лицо вдруг дрогнуло, и перед глазами Тэма все поплыло,
как будто он смотрел в воду и отражение нарушилось всплеском.
-- Каждый должен быть со своим народом, -- тихо прозвучало
в ответ. -- Всякая потеря ослабляет Народ. Если мы рассеемся,
мы утратим Силу и боги не услышат нас. Забудь своего дакини. У
него другая дорога.
-- Но ведь я не из вашего народа, госпожа. Если вы
действительно добры, то помогите мне.
Фейдельм задумчиво проговорила:
-- Добра ли я? Вот тайна. Трудно сказать. Я не добрее, чем
Лее. Я не жестче, чем Гроза. Я не милосерднее, чем Солнце. Я не
суровее, чем Ветер. Я -- голос, слышимый богами. Ты боишься
меня?
Ее образ снова стал четким. Тэм смотрел на Фейдельм, не
отрывая глаз. Внезапно он разглядел ее всю: платье без рукавов
и украшений, прямое и длинное, загорелые руки с двумя
берестяными браслетами па запястьях -- и нестерпимо прекрасное
юное лицо с глазами, глядящими из древней древности...
-- Встань, Тэм Гили, -- сказала она властно. -- Подойди ко
мне, Тэм Гили.
Он поднялся на ноги и осторожно шагнул к ней навстречу.
Ему казалось, что он идет против течения, -- что-то мешало, и
он с трудом преодолевал сопротивление. Лицо ведуньи
приближалось, как будто придвигалось к нему толчками. Наконец
Тэм остановился, тяжело дыша. Зеленые глаза смотрели, не мигая,
и в них не было больше ни сострадання ни интереса.
-- Коснись моей руки, -- велела она, и Тэм повиновался. В
тот же миг словно молния взорвалась между ними. Тэма опалило
огнем, отшвырнуло к стене. Он закричал так, будто хотел
выплеснуть всю душу в этом предсмертном вопле, и ему
почудилось, что в легкие вошел раскаленный воздух. Задыхаясь,
кашляя, заливаясь кровью, хлынувшей изо рта и ушей, он рухнул
на пол, и сознание оставило его.
Хелот налил себе вина и откинулся на спинку кресла. Мебель
в замке Аррой была под стать хозяевам -- такая же прочная,
массивная. Спинка возвы-1-шалась над головой человека на добрых
полтора локтя, а резные остроконечные башенки по углам -- и
того выше.
Барон восседал справа от него, баронесса -- слева. Имлах
задумчиво ковыряла в ухе обглоданной утиной косточкой и,
казалось, была погружена в свои думы. Десятка два горностаев с
кудахтаньем носились по полу под ногами пирующих, гоняя
огромный мосол. В воздухе стоял крепкий мускусный дух.
-- Как самочувствие, друг мой? -- благосклонно обратился к
своему гостю барон.
-- Превосходно, -- ответил Хелот. Он и впрямь чувствовал
себя бодрым и крепким, как никогда.
-- Это хорошо, -- одобрил барон. -- А то ведь никогда
наперед не знаешь, как обернется новое волшебство моей Имлах.
Она у меня умница, шалунья, все ковыряется да возится с чарами,
снадобьями, книжками. Много всякого изобрела, да вот на ком
попробовать? Мы потому так обрадовались тебе, дакини, что ты
чужой. Если помрешь -- не очень-то и жалко. Имлах поперхнулась.
Барон повернулся к ней: -- А что, разве не так. Кукушкин Лен?
Кто бы дал тебе испытывать непроверенные чары на ком-нибудь из
Народа?
-- Не только же в этом дело... -- начала Имлах, покраснев.
Барон отмахнулся. В этот момент один из горностаев,
разыгравшись, ухватил хозяина за палец и больно укусил.
Показалась кровь. Рассвирепев, барон отшвырнул зверька и
наподдал ему вдобавок ногой. Раздался отвратительный скрежет,
как будто кто-то нарочно шаркал ножом по фаянсовой тарелке.
Даже не верилось, что подобные звуки мог испускать такой нежный
зверек. Он сжался в пушистый меховой шарик и орал, орал,
орал... До Хелота донесся самый отвратительный смрад на свете
-- святой Сульпиций сказал бы ему, что так пахнет нашатырный
спирт.
-- Он еще и развонялся! -- возмущенно завопил барон,
вскакивая из-за стола и едва не опрокинув при этом гигантское
