замолить своих грехов во веки вечные, решил положиться на
добрую волю колдуна и не препятствовал ему творить чары. Морган
Мэган даже не подозревал о том, какую страшную борьбу выдержал
христианский подвижник с самим собой и своей совестью, когда
позволил колдуну делать все, что тот сочтет нужным.
И вот сейчас Морган Мэган вынимал чаши из-за пояса одну за
другой и медленным, точным движением руки отправлял их вверх.
Они не падали -- одна за другой повисали над горизонтом,
постепенно складываясь в радугу. Святой Сульпиций, раскрыв рот,
следил за магом. А тот больше никого и ничего не замечал.
Сосредоточенный, спокойный, он видел только десять чаш,
слившихся одна с другой. Разноцветные полосы окрасили синее
небо, в котором не было ни облачка. Дуга уперлась в цветущий
луг и преградила путь Дианоре.
Девушка остановилась, подняла голову. На мгновение святому
Сульпицию страстно захотелось, чтобы она заподозрила неладное и
повернула назад, прочь от этих прекрасных ворот в другие миры.
Но спустя несколько секунд он увидел, что Дианора подхватила
длинное платье обеими руками и медленно пошла навстречу радуге.
Высокие травы сплетались вокруг нее, мешали идти -- они словно
хотели задержать ее. Какое-то время, глядя девушке вслед,
отшельник думал, что колдовство не удалось. Но вот Дианора
сделала еще шаг -- и пропала. Ее больше не было.
"Может быть, она упала? Может быть, ее скрыли травы?" -- в
смятении подумал отшельник. Но Морган Мэган, прочитавший его
мысли, слегка улыбнулся и покачал головой.
-- Она ушла, твоя дочь, -- сказал он. -- Ушла в тот край,
где высокие деревья. Там ей будет хорошо. -- Его тонкое бледное
лицо затуманилось грустью. -- Край, где высокие деревья... --
повторил он. -- Давно я там не был. Там другое время. Там до
сих пор жив Древний Народ... ах, как там чудесно... -- Он
прищурился и протянул руки к небу.
Радуга распалась. В небе вновь стали видны десять чаш, но
сейчас они поражали великолепной правильностью формы, как будто
их изготовила рука мастера. Тонкостенные сосуды из редчайшего,
драгоценнейшего фарфора светились, озаренные солнечным светом.
Но они излучали и свой собственный свет. Каждая полоска из семи
цветов радуги горела и переливалась, Мэган тихо вздохнул от
восторга, а потом развел руки в стороны, и две чаши, самые
крайние, влетели в его раскрытые ладони. Святой Сульпиций
увидел, что они опять превратились в грубо вылепленные глиняные
поделки. Колдун сунул их за пояс и вновь простер руки. Он
разбирал радугу так, как древние язычники снимали после
священной ночи украшения с дуба, посвященного божеству. И
вскоре все десять были за поясом Моргана Мэгана. И все стало на
заливном лугу по-прежнему, и только Дианоры не было больше в
этом цветущем летнем мире. Отшельник провел рукой по лицу и
вдруг с удивлением понял, что оно залито слезами.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В конце июня Греттир Датчанин бросил пить. Город Ноттингам
остался равнодушен к очередному повороту в судьбе этого
молодого человека. Результатом же такого решения стало
усугубившееся одиночество юноши. Гай Гисборн напивался без
него. Трезвый же Гай околачивался в казармах или отсыпался. Сэр
Гарсеран был поглощен предстоящей женитьбой на леди Джен. Леди
Марион оставила грешный мир и отправилась в монастырь, к
великому огорчению леди Ровэны, которая разом лишилась всех
своих подруг.
Греттир слонялся без дела по Ноттингаму и предавался самой
изощренной чернухе. Мир казался ему обиталищем враждебных сил,
прошлое -- насмешкой, будущее -- черной дырой, полной ядовитых
шипов, настоящее -- издевательством. И не было рядом никого,
кто объяснил бы ему, что все эти ужасы пройдут вместе с тем
мрачным периодом жизни, имя которому -- "Пятнадцать лет".
Наконец Греттир сдался, и ноги сами понесли его в сторону
"Казней египетских". Однако не успел он переступить порог этого
заведения, как его охватило жгучее раскаяние. Словно в отместку
за нарушение обета, судьба немедленно столкнула его нос к носу
с Гури Длинноволосым.
Валлиец сидел под изображением святого Бернарда,
благословляющего крестовое воинство. Он положил ноги на стол и
изучающе смотрел на какой-то документ, оттопырив нижнюю губу.
Не успел Греттир непроизвольно метнуться к выходу, как зоркие
глаза знаменитости уже зацепили его, а кривой рот валлийца
расползся в улыбке.
-- Мой юный друг! -- вскричал Гури, делая ему знак
садиться рядом. Греттир тихо застонал, но бежать было поздно.
Гури убрал ноги со стола и заботливо дунул на крышку там, где
они только что лежали. Ругая себя за податливость, юноша принял
приглашение.
-- Я бросил пить, сэр, -- предупредил он. Странный взгляд
валлийца насторожил его, однако Гури тотчас поспешил заверить:
-- Я по утрам тоже не пью, сэр. Он задрал голову, и пустой по
случаю раннего утра трактир огласился его пронзительным воплем,
обращенным к слуге:
-- Тэм!!!
Не успело отзвенеть последнее эхо, как по лестнице,
грохоча деревянными башмаками, сбежало то самое полупрозрачное
замученное существо, которое Греттир однажды имел случай
наблюдать. Впрочем, существо стало намного менее прозрачным и
запуганным. Не оборачиваясь к слуге, Гури отрывисто спросил:
-- Завтракал?
-- Да, сэр.
-- Лошадь для меня, -- распорядился Гури.
-- Вы куда-то отправляетесь, сэр? -- с затаенной надеждой
спросил Греттир.
-- Угадали. -- Гури мерзко хихикнул.
-- И куда же, если не секрет?
-- Не секрет. Я еду с инспекцией на соляные копи.
Греттир вздрогнул: -- Куда?
-- Ага, ага, испугались! -- закричал Гури, фамильярно тыча
в Греттира пальцем. -- Конечно, вы же у нас бунтарь известный!
Участник мятежа, ха-ха!
Соляные копи, принадлежавшие городу Ноттингаму и отданные
под отеческий присмотр городских властей во главе с шерифом,
находились в пяти часах езды на хорошей лошади от ворот святого
Лаврентия.
-- А вы знаете, сэр, -- очень сдержанно сказал Греттир, --
что эти леса кишат разбойниками?
Гури ответил не сразу. Он молчал так долго, что Греттир
решил было уж приписать это невежливое молчание очередному
чудачеству ненормального валлийца, однако ответ все же
прозвучал -- и как раз в тот момент, когда Греттир уже перестал
ждать.
-- Знаю, -- уронил Гури. -- Но надо же расширять свой
кругозор. Новые впечатления, сэр, новые ощущения, новые чувства
-- я хочу в старости вспоминать как можно больше.
-- Но почему шериф отрядил именно вас, сэр?
-- И не только отрядил, но и снабдил полномочиями! -- Гури
помахал в воздухе пергаментом. -- Сэр Гай, как вам известно,
занят с солдатами. Сэр Гарсе-ран... гмёъ Ну, сами знаете. Вас он
просить не решился, из уважения к вашей знатности... А может
быть, снисходя к вашей молодости, мой друг.
Тэм Гили мялся за спиной своего господина. Наконец он
отважился:
-- Сэр...
Гури резко обернулся к мальчику:
-- Ну, что еще?
-- А я, сэр? Я поеду с вами?
-- Гм... Ну что ж... и ты тоже... Стало быть, две лошади.
К немалому удивлению Греттира, Тэм Гили в ответ на взор
своего господина расцвел обожающей улыбкой и умчался на
конюшню. Перекошенное лицо Гури было на удивление задумчивым.
Он свернул свой документ в трубку, сунул его за пазуху и
поднялся.
-- Счастливо оставаться, сэр, -- сказал он Греттиру и
вышел.
Соляные копи открылись всадникам с высокого холма. От
пронзительной белизны белых уступов заломило глаза. Фигуры
людей облепили их, как мухи сахарную голову. По гребням отвалов
наверху маячили фигуры вооруженных стражников. На самом дне
горной выработки были грязные мелкие лужи. Сюда и отправляли
тех, кого необходимо было по тем или иным соображениям загнать
в могилу кратчайшим путем. Соль -- богатство города.
Тэм Гили, который не попал сюда только потому, что один
расточительный валлиец перекупил его у конвоя, подъехал к
Длинноволосому поближе. Тот негромко спросил:
-- Что, Тэм, страшно?
Тэм кивнул безмолвно. У него уже постукивали зубы. Словно
угадав это, Гури больно сжал ему пальцы, а затем тяжело
вздохнул и тронул коня, начав медленно спускаться по уступам.
Его спутник следовал за ним.
Навстречу высокородному лорду, гремя шпорами о крутые и
ветхие деревянные ступени, поднялся молодцеватый начальник
стражи. Гури спешился, махнув рукой Тэму, чтобы тот сделал то
же самое, и вынул из-за пазухи свиток. Начальник торжественно
развернул документ, но даже не стал делать вид, будто читает, а
бросил взгляд на печать и, признав ее подлинной, столь же
торжественно вернул свиток Длинноволосому.
-- Рад приветствовать вас, сэр, -- сказал он. -- Я имею
честь видеть Гури С-Волосами-Как-Конская-Сбруя, не так ли?
Счастлив. Решительно счастлив.
Он прижал к сердцу руки и низко поклонился. Гури хмыкнул.
-- Вот именно, -- сказал он. -- Это мое имя. Вы знаете
валлийский?
-- О нет, не смею похвастаться... -- Начальник стражи
расцвел. -- А чем обязан?..
-- Кратко изложу вам цель моей миссии, уважаемый. Знаете
ли, не стану скрывать: шерифу до сих пор не известно, кто убил
сборщика налогов. Правда, один из бунтарей под пытками
проговорился, будто зачинщики уже здесь, на соляных копях.
Прикндываются обычными бунтовщиками, серенькими мышками. Мол,
как все, так и мы. А показательная казнь для подстрекателей? Вы
понимаете, о чем я говорю. Это очень важно. Таково мнение сэра
Ральфа, шерифа Ноттингамского.
-- Я целиком и полностью согласен с сэром Ральфом. Вы
надеетесь отыскать здесь главарей?
-- Разумеется, -- сказал Гури. -- Для того и направлен.
-- Прошу, -- сказал начальник стражи.
Дюжий стражник, вызванный с поста, взял на себя заботу о
лошадях. Все трое -- начальник стражи, Гури и Тэм, жмущийся к
валлийцу, -- спустились по ступенькам до горизонта, где велись
работы. Яркая белизна, высвеченная солнцем, болезненно резала
глаза. Навстречу то и дело попадались грязные личности с
тачками. Тэм заметил, что руки и ноги у них изъедены язвами, и
до крови прикусил губу.
Гури был полон энтузиазма. Он с удовольствием осматривал
выработку. Когда они остановились у штольни, вход в которую был
кое-как укреплен вертикальными столбами, Гури радостно полез
туда и лишь в самую последнюю секунду был ухвачен за плащ и
почтительно извлечен наружу начальником стражи.
-- В чем дело, милейший? -- осведомился Гури. Одна щека у
него была уже белой.
-- Не стоит вам туда ходить, сэр, -- пояснил начальник
стражи, тщательно подбирая выражения.
-- Милостивый государь, -- гордо заявил Гури, -- я никогда
еще не лазил в штольни. Вы что, хотите лишить меня нового
ощущения?
-- Видите ли, там опасно. Может обвалиться в любую минуту.
-- Обвалиться? Да ведь там кто-то работает, а? --
упрямился Гури.
-- Ну и что с того, что работает? -- возразил начальник
стражи. -- Весь вопрос ведь в том, НА КОГО обвалится. Мне
разрешено иметь столько-то трупов на тонну соли. Это нормально
и от этого никому не будет хуже. Другое дело -- вы, сэр.
Простите, что я вынужден был предположить самую возможность
несчастья.
Они спустились по лесенке еще ниже. Здесь уступы были
намного шире. В одном месте, где, видимо, случился обвал, была
навалена груда камней.
-- Соль дороже золота, -- рассуждал начальник стражи. --
Без соли никуда. Верно я говорю? Соль -- она всем нужна.
Недаром и Господь наш говорил: "Вы -- соль земли".
