свистнуло. Мурзик тихонько охнул из-под гроба.
Порольная машина работала с небольшими интервалами. После
пятого мурзикова оха она перестала жужжать и как бы умерла.
Оператор подняла гроб. На спине Мурзика опечатались пять
ровных красных полосок. Мурзик был потный и несчастный.
Мурзик сполз с кушетки и принялся одеваться. Он заметно
присмирел. Женщина-оператор выдернула березовые пруты и
бросила их в корзину с надписью "использованные". Я
поблагодарил ее и вышел из порольни. Я решил ждать Мурзика в
коридоре.
Мурзик появился - тихий, даже какой-то задумчивый. Свитер
он надел на левую сторону.
- Переодень, - велел я, - не то побьют.
- Уже, - сказал Мурзик. Но свитер переодел.
Мы вышли из экзекутария. Я вдруг понял, что очень
проголодался.
- Мурзик, - сказал я, - сегодня ты стряпать не будешь. Я этого
не выдержу. Ты пойдешь в ближайший ресторан и возьмешь там
готовый обед. Пусть запакуют. Скажи: герметично.
Мурзик повторил, как болванчик:
- Это... герметично.
Я продолжал:
- Суп из морепродуктов, пареный рис с маслом, тушеная
свинина и светлое легкое пиво. Запомнил?
Мурзик ошеломленно кивнул. Я вручил ему сорок сиклей и
отправился домой.
Два дня после посещения экзекутария прошли тихо и
незаметно. Все было как обычно. В день Мардука я вознесся на
вершину обсерватории, обнажил орудие прогнозирования и
бездумно отдался на волю присосок и насадок. Легкий ток приятно
отозвался во всем моем естестве. Все неприятные мысли разом
покинули меня. Мне было хорошо - вольно и покойно.
Приятный ветерок долетал до башни обсерватории со стороны
садов Семирамис. Еле слышно доносилась музыка - в садах играл
духовой оркестр.
Здесь, над Городом, все выглядело иначе. Суета, бедность,
уродливые лица, неуверенность в будущем, зависимость - все, что
слагается в отвратительную гримасу мегаполиса, - все это осталось
внизу, на мостовой, у подножья высокой башни. Вокруг открытой
площадки на крыше медленно плыли облака. Тягуче раскинулся
лазоревый небосвод. Кое-где высились другие башни, но даже и
башня Этеменанки выглядела мне ровней - отсюда, из
обсерватории.
Здесь я переставал быть собой - Даяном из древнего
вавилонского рода, маменькиным (что скрывать!) сынком,
повелителем Мурзика, обитателем маленькой однокомнатной
квартирки, захламленной и пропыленной. Здесь я вообще
переставал БЫТЬ. Я растворялся в эфире! Я парил в Будущем!
Словом, вы понимаете, что я хочу сказать.
Я предавался этим ощущениям, а жопа моя тихонько
потряхивалась и передавала данные вниз, на самописец. Все шло,
как обычно.
Когда время истекло, я отключился от приборов, оделся и
нырнул в люк, на чугунную винтовую лестницу.
- Все в порядке? - спросил я Ицхака.
Он кивнул, не отводя сосредоточенного взгляда от кривых.
Самописец замер на высшей точке одного из пиков.
Ицхак был не в костюме, как обычно, а в стареньких джинсах
и просторном студенческом свитере. В этой одежде он утопал, как
в море. Один только нос наружу торчал.
- Сегодня у нас комиссия, - сказал Ицхак. Он наконец
обернулся ко мне, и я увидел, как он устал. По его пройдошливой
физиономии разлилась зеленоватая бледность. Мне даже жаль его
стало.
Я спросил:
- Какая еще комиссия?..
- Из числа представителей охлоса, вот какая, - сквозь зубы
выговорил Ицхак. - Работу нашей фирмы проверять будет.
- Эти? - поразился я. - Да что они понимают?
- Ничего, - согласился Ицхак. - Кстати, будет также пресса.
- "Вавилонский Быстроног"?
- Хуже. "Этеменанки-курьер". "Обсерер", то есть, "Обсервер",
конечно. И - держись за что-нибудь - "Ниппурская правда"...
- "Ниппурская правда"? - Я был поражен. - Это же желтый
листок...
Ицхак пожал костлявыми плечами.
- Вот именно. Любимая газета охлоса. Считается
оппозиционной.
Я надулся. Я распушился. Я сказал, что как представитель
древнего вавилонского рода не потерплю присутствия грязных
комми...
Ицхак молчал. По тому, как он молчал, я понял, что комми
будут.
Посетителей оказалось даже больше, чем я предполагал.
Охлос был представлен тремя дородными дамами из детского
дошкольного учреждения. Они ровным счетом ничего не понимали,
хотя тщились. Задавали вопросы. Требовали объяснять
помедленнее. Одна особенно гневалась, наливалась краской.
- Не частите, господин Ицхак, это у вас не пройдет!
Объясняйте нам с толком, медленно! Что значит - "диагностика"?
Имелась, кроме того, тощая долговязая девица со строгим
взором сквозь толстые очки. Девица была в пушистом свитере и
очень короткой юбке. В ее облике сквозило что-то от
выработавшейся клячи, несмотря на очевидную молодость. Откуда
взялась эта девица, мы не поняли.
Несколько мужчин в мешковато сидящих пиджаках
представляли эксплуатирующую организацию. Имелось в виду то
структурное подразделение вавилонской администрации, которое в
нашем микрорайоне не подает вовремя горячую воду, приписывает
в наши счета свои перерасходы электроэнергии и творит иные
мелкие пакости за наш счет.
Эти воспринимали любое разъяснение как личное
оскорбление. Один все время перебивал и кричал, судорожно
подергивая ногой, как бы порываясь топнуть ею об пол:
- Вы меня не учите! Мы ученые! У меня, между прочим,
технический техникум за спиной!
Фотокорреспондент неопознанного издания, чернобородый
мужчина в тугих джинсах, лязгал вспышкой в самые неподходящие
моменты.
Растрепанная корреспондентка в короткой кожаной юбке,
храбро обнажающей ее кривоватые ноги, все время лезла
микрофоном Ицхаку в рот. Он брезгливо отворачивался, а она
резким тоном приказывала ему не воротить морду от требований
народа. Это была коммунистка.
Флегматичный толстяк из "Курьера" все время усмехался в
бороду, будто гадость какую-то в мыслях затаил, а крепко сбитый
паренек из "Обсерера" с табличкой на сгибе локтя непрерывно
царапал палочкой по влажной глине и вообще глаз не поднимал.
"Обсерер" - журнал богатый, выходит на глине с цветными
иллюстрациями. Даже корреспондентам, смотри ты, выдают не
блокноты, а глиняные таблички.
Вся эта орава вломилась в "Энкиду прорицейшн" сразу после
обеда. Ицхак сам вышел их встречать. Представился. Был
безукоризенно вежлив. "Обсерер" потом отмечал резкий контраст
между изысканными манерами руководителя фирмы и его
подчеркнуто простым, близким к народу имиджем. Счел, что это
шикарно. Что это, во всяком случае, производит впечатление.
Топая по лестнице, гости поднялись в офис. Наша толстая
бухгалтерша Аннини, густо покраснев, поднялась им навстречу.
Показала компьютер с нашими бухгалтерскими отчетами. Сами
отчеты открыть, естественно, отказалась. Коммерческая тайна.
Впрочем, посетители и не настаивали. Понимали. Это они
понимали.
Зато наш менеджер оказался на высоте. Вскочил. Заговорил.
Говорил он долго, перебивать себя не позволял. Я оценил этого
человека по достоинству, пожалуй, только сейчас. Никто из
присутствующих, включая и меня самого, не понимал из
произносимого менеджером ни слова, однако слушали как
зачарованные. И послушно двигали глазами вслед за его руками.
А он все пел и пел, все показывал и показывал какие-то схемы
и графики, какие-то цветные столбцы: на четыре процента, на две
и одну десятую процента...
Наконец одна из детсадовских дам очнулась от наваждения.
Тряхнула прической, величественно поблагодарила и попросила
продемонстрировать само скандальное место.
- Прошу.
С широким гостеприимным жестом Ицхак пропустил ее
вперед, и вся орава двинулась по коридору к лестнице. В дверях
Ицхак повернулся ко мне и сделал мне знак идти следом. На лице
моего одноклассника-семита появилась ехидная улыбочка.
Одним прыжком я оказался возле Ицхака.
- Ты чего лыбишься? - шепотом спросил я, предчувствуя
нехорошее. - Если это из-за моей жо...
Он покачал головой. Улыбочка сделалась еще отвратительней.
Я вспыхнул.
- Слушай, Изя... Если ты...
- Тсс... - Он помахал мне рукой. - Не дрейфь, Баян... Все
продумано...
Я сразу доверился ему. У Ицхака действительно всегда все
продумано.
Крутая винтовая лестница, ведущая на крышу обсерватории,
вызвала у общественности замешательство. Дородные дамы -
представительницы охлоса - топтались возле нее в явном испуге.
- Прошу, - безукоризенно вежливо молвил им Ицхак. И
подтолкнул одну под локоток.
Она как-то мужицки крякнула и полезла вверх. Мы снизу
смотрели, как ее могучий, обтянутый цветастым шелком зад
описывает круги, вздымаясь все выше и выше.
Следом за первой дамой двинулась вторая. Третья наотрез
отказалась участвовать в авантюре. И одарила Ицхака гневным
взглядом. Он только поклонился.
Девица в пушистом свитере взлетела наверх, даже не удостоив
нас вопроса. Следом за ней деловито вскарабкалась коммунистка.
Толстяк из "Курьера" улыбнулся Ицхаку - профессионал
профессионалу - и покачал головой.
Дешевые пиджаки из эксплуатирующей организации двигались
по ступеням один за другим, шаг в шаг. Они были похожи на
муравьев.
Наверху царил божественный покой. Ветерок приятно студил
лица. Девица в свитере любовалась раскинувшимся внизу
Вавилоном, слегка щуря глаза.
Коммунистка несколько мгновений вглядывалась в
великолепную панораму Великого Города, с недовольным видом
морща губы, точно скрытый подвох высматривала, после чего
прошипела что-то насчет "эксплоататоров" и, как в штыковую
атаку, устремилась на Ицхака с микрофоном.
- Загнивший класс рабовладельцев, воздвигших на крови
трудового народа свои башни-кровопийцы... - начала она.
Ицхак слушал, вежливо улыбаясь.
Однако детсадовские активистки перебили настырную бабу.
Они просто отмели ее в сторону вместе с ее микрофоном. Я
оценил их педагогическое мастерство.
- Мы вас слушаем, - величественно молвила Ицхаку та дама,
что полезла на лестницу первой.
Ицхак заговорил.
Я невольно залюбовался им. В то мгновение, когда он вещал
охлосу о древности, простоте и непогрешимости своего
изобретения, он был воистину велик. И я вполне верил, что его
предки-кочевники завоевали половину Ойкумены и приносили
кровавые жертвы.
- Проблема не в том, насколько "приличной" кажется наша
методика прогнозирования ханжам и необразованным святошам, -
говорил Ицхак. Педагогические дамы строго кивали. Можно было
подумать, что он отвечает им урок, а они довольны его
прилежанием. - Проблема в том, насколько методика точна. Мы
используем древний, освященный веками метод.
Он примолк, щурясь на солнце.
- Все это хорошо, - проговорила детсадовская дама потоньше,
- однако не разъясняет главного вопроса. Почему наши дети, наше
будущее, наше подрастающее поколение должны взрастать на
вавилонской почве, постоянно имея перед глазами, извините, жопу?
Я почувствовал, что краснею.
Ицхак спокойно возразил:
- Не жопу, госпожа, а научный прибор в форме жопы. Это
тонкая разница, которую, однако же, образованный ум...
Он сделал паузу. Дамы дали ему понять, что говоря об
"образованном уме", он имеет в виду именно их.
Ицхак вздохнул.
- В конце концов, методика проста до изумления. Мы
усложнили ее лишь потому, что прогнозирование, которым
занимается фирма "Энкиду прорицейшн" охватывает несколько
сфер человеческой деятельности. Однако сегодня специально для
вас мы разработали несколько простых и наглядных...
Он разъяснял еще довольно долго. Сыпал терминами. Утомил
слушателей.
Коммунистка слушала терпеливо, сверкая глазами. Юноша из
"Обсервера" соскучился, перестал писать, начал шарить вокруг
глазами. Наткнулся взглядом на девицу в пушистом свитере.
Оглядел ее с ног до головы. Девица ему не понравилась. Он
вздохнул и начал созерцать окрестности.
