к его осведомленности.
Тут вошел Мурзик и подал чай.
Я приучил Мурзика сервировать столик на колесиках.
Поначалу Мурзик думал, что это забавка такая. Даже кататься
пытался, взгромоздив зад на хрупкую мебель. Был вразумлен.
Ицхак схватил чашку, пролил себе на брюки, но даже не
заметил этого.
- Баян, - проговорил он многозначительно, - слушай...
Темпоральная лингвистика...
Некоторое время Ицхак объяснял мне, что это такое. Я почти
не слушал. Так, цеплял краем уха некоторые слова.
- Память языка прочнее памяти текста... Национальное
достояние... Кладезь технических решений древности...
Наконец он заговорил о деле.
- Знаешь такую поговорку - "жопой чую"? - спросил он,
блестя глазами. Вспомнил о чае, выпил. Чай уже остыл.
Я сказал, что знаю много поговорок родного языка. И что
большинство этих поговорок - дурацкие. И что только сумасшедший
семит может видеть в них кладезь технических решений древности.
У предков в древности не было никаких технических решений. У
них ничего не было, кроме зиккуратов, которые они возводили по
темноте, невежеству и неверию в прогресс.
- Прогнозы являются неточными, потому что базируются на
ошибочной технологии, - сказал Ицхак. - Откуда это безграничное
доверие к бездушной технике? Откуда недооценка естественных
возможностей человека - кстати, никем до конца не изученных?
Известно, что мы используем наше тело всего на восемнадцать и
одну шестую процента, а мозг - вообще на сотую долю...
Суть идеи Ицхака заключалась в том, что жопа вавилонянина,
получившего высшее техническое образование в лучшем вузе
столицы, при надлежащей тренировке, уходе и квалификации
может предсказывать грядущее значительно точнее, чем это дано
искусственному интеллекту.
- Ну ты даешь!.. - сказал я. - Правду говорят про семитов, что
они все того...
- Учти, Баян, проект секретный, - предупредил Ицхак. -
Золотая жила... Кавияр столовыми ложками жрать будем, рояль
купим, шампанского туда нальем, метресок нагоним - хоть в два
ряда на койку клади...
Я подумал немного.
- Так ты что... ты что это, мне жопу тренировать предлагаешь?
- Ну! - сказал Ицхак. - Сам подумай, Баян. Не хочу в это дело
посторонних мешать, а ты все-таки одноклассник... Я вообще не
хочу развозить большой штат сотрудников. Мы с тобой, менеджер -
чтоб на машинке было кому печатать, а в бухгалтеры Аньку
позовем.
- Кого?
- Аннини. Помнишь, мы у нее списывали...
Я вспомнил не без труда. Толстая девочка с тугими
косичками. От нее всегда пахло потом.
- Но - все в тайне, - повторил Ицхак. - Идея на поверхности
лежит, удивляюсь, как никто еще за нее не уцепился. Эх...
Он обернулся и посмотрел на Мурзика. Мурзик пялился на
него, явно ничего не понимая из того, что говорилось. Даже рот
приоткрыл.
- Слушай, Баян, а это кто? - спросил вдруг Ицхак.
- Мой раб, - нехотя ответил я. - Мама на день рождения
прислала... прямо с биржи.
Ицхак еще раз пристально оглядел Мурзика и вдруг сказал:
- Слышь, Баян, давай его убьем. Разгласит, паскуда... Вон,
какая у него морда неправдивая...
- Еще чего, - сказал я. - Это мой Мурзик. Мне его мамочка
подарила.
- Он все слышал, - упрямо сказал Ицхак и пожевал губами. -
Разгласит.
- Молчать будет, - сказал я.
- Ну хоть язык ему отрежь, - попросил Ицхак. - Эх,
недоглядел я, надо было его сразу из комнаты выставить.
- Своего раба заводи и отрезай ему, что хочешь, - огрызнулся
я. - Мне его потом без языка не продать будет.
- Под твою ответственность, - молвил Ицхак и встал, сверкнув
искрой на пиджаке.
* * *
Сказать по правде, лучше всех в нашей фирме живется моей
жопе.
Кстати, я не такой хам, как это может показаться. Да, я
говорю "жопа". Я открыто говорю "жопа" и никак иначе. Но это
проистекает вовсе не от хамства.
Конечно, я мог бы называть жопу, например, ягодицами,
задницей, окрестностями ануса, пятой точкой, седалищем, мягким
местом, пониже спины и даже "мясистыми лепестками предивного
лотоса, сомкнутыми над источником бед и наслаждений, подобно
ладоням, заключащим в себе родник неиссякаемый", как именуется
жопа в одном гомосексуально-эзотерическом труде.
Однако я предпочитаю называть жопу жопой, поскольку это
научный термин, зафиксированный в ицхаковой темпоральной
лингвистике. "Жопой чую", говорили предки. Они ясно отдавали
себе отчет в том, чем именно чуяли. Если бы они чуяли "мясистыми
лепестками лотоса", то так бы и выражались: мол, мясистыми
окрестностями ощущаю. Предки - они тоже не дураки были, хотя
искусственного интеллекта не изобрели. Им жопы хватало.
Разумеется, Ицхак мгновенно озаботился запатентовать свое
открытие и защитил две диссертации: спафариевскую и
магистерскую. После этого он начал давать интервью везде, где
брали, и пописывать статейки в научно-популярные журналы. Все
его статейки так или иначе были посвящены жопе: "Жопа как
рупор прогресса", "Жопа - тончайший уловитель колебаний
космических энергий", "Жопа и фазы Луны", "Неизведанная жопа",
"Еще раз о жопе" и так далее.
Читать их мне было странно и в то же время приятно. Не
только потому, что писал Ицхак доходчиво, внятным, прозрачным
языком, не без остроумия и в то же время глубоко научно. Но и
потому, что все эти перлы были посвящены именно моей жопе.
Жопу изучали студенты. Ицхак стал получать неплохие
прибыли от высших научных учреждений. Приезжали практиканты
из страны Миср, из Ашшура и даже откуда-то с севера - те были
черные, как сапог.
Все они благоговейно созерцали мою жопу, разглядывали
кривые колебаний, переписывали в блокнотик данные. Ицхак с
важным видом водил указкой по кривым, подробно останавливаясь
на пиках и впадинах. Время от времени указка от графика
переходила на мою жопу, деликатно устремляясь то к одной, то к
другой точке, а затем вновь обращалась к наглядно
представленным данным.
В день Сина менеджер - довольно скучный, стертый молодой
человек - выкладывал Ицхаку на стол пачку заказов. У нас было
довольно много постоянных клиентов, в том числе два крупных
частных банка.
В день Мардука я восходил на открытую площадку
обсерватории, обнажал орудие прогнозирования, подставляя его
всем четырем ветрам. Приборы с датчиками, издав чмоканье,
приникали к моей драгоценной жопе резиновыми присосочками.
Приятное щекотание от слабого тока начинало тихонько
потряхивать мясистые лепестки.
Я замирал, отключив сознание, и полностью отдавался на
волю стихий. Внизу, в лаборатории, оживал самописец. С тихим
тараканьим стуком бегал вверх-вниз по длинному ватманскому
листу, вычерчивая пики и впадины в сложной системе координат.
Систему разработали мы с Ицхаком. Он называл мне
показатели, например, курс валют, динамика цен на
нефтепродукты, колебания в добыче нефрита и золота,
урожайность злаковых на предмет долгоносика, уровень воды в
Евфрате - и так далее. А я располагал эти показатели на осях.
Данные мы зашифровывали, чтобы их не могли похитить
конкуренты. Ицхак довольно бойко писал по-мисрски. И добыл где-
то конвертор, переводящий клинопись в иероглифы. Мы забивали
данные в компьютер на обычной клинописи, затем конвертировали в
мисрские иероглифы, архивировали и прятали под шифр.
День Иштар был посвящен у нас непосредственно уходу за
жопой. Приходящая потаскушка из храма Инанны умащала ее
розовыми маслами, растирала, добиваясь нежнейшей и
чувствительнейшей кожи, совершала массаж, иглоукалывание и
другие нужные процедуры.
Дабы не повредить жопе, Ицхак накупил атласных подушек и
не позволял мне сидеть на жестких конторских табуретах.
Вообще с моей жопы сдували пылинки, чего не скажешь обо
мне самом: я продолжал вкалывать, как проклятый, поскольку
обработка данных полностью оставалась моей обязанностью.
* * *
Фирма наша очень быстро стала процветать. Дела шли все
лучше и лучше. Ицхак трижды поднимал зарплату.
Бывшая золотая медалистка Аннини, которая из толстой
девочки превратилась в толстую женщину-бухгалтера, аккуратно
вела наши дела и уже несколько раз преискусно отбивала атаки
налогового ведомства, которое пыталось уличить нас в сокрытии
доходов.
Я был доволен. Матушка моя была довольна (мнением батюшки
давно уже никто не интересовался).
Однажды посетив меня и хлебнув очень дорогого сливового
вина, матушка призналась мне, что уж отчаялась увидеть меня
дельным человеком.
Как всегда, матушка с ее склонностью устанавливать ложные
связи, приписала мой успех в жизни исключительно своим
заслугам. Ведь процветание моей жопы началось с того самого дня,
как она прислала мне это бесценное сокровище - раба Мурзика.
Раб же Мурзик взял мое хозяйство в твердые умелые руки и тем
самым позволил мне вырваться на необозримые просторы
творческой инициативы.
По матушкиной просьбе, я рассказал ей все о нашей фирме.
Об однокласснице Аннини, отличнице и бухгалтере, о неинтересном
менеджере и о начальнике, который все это и задумал, - то есть об
Ицхаке, друге детства.
- Ицхак? - переспросила матушка, сдвигая в мучительном
воспоминании выщипанные тонкие брови. - Изя? Помню, конечно.
Милый мальчик. На твоем одиннадцатилетии он подложил мне на
стул кремовую розочку...
Она качала головой, умилялась на себя и свою материнскую
заботливость, очень быстро опьянела от сливового вина и сделалась
чрезвычайно многословна. Она рассказала мне и внимавшему из
угла Мурзику о том, каким чудесным ребенком был я двадцать лет
назад. А еще лучше - двадцать пять. И о том, сколько трудов
неустанных, ночей бессонных, забот безмолвных и так далее.
На прощанье я обнял ее. Она испачкала мне щеку помадой.
Мурзик, выждав, пробрался к ней поближе и, гулко пав на
колени, чмокнул матушкину ногу в сандалете на подошве
"платформа". От неожиданности матушка дрогнула, но тут же
снова расплылась в улыбке.
- А, - молвила она. - Ну, береги моего сына. Он у меня такой
беспомощный...
- Пшел, - прошипел я Мурзику. - Прибери посуду...
Матушка еще раз придушила меня запахом крепкой косметики
и тяжеловесно упорхнула.
Из множества отвратительных привычек Мурзика самым
гнусным было обыкновение петь во время мытья посуды. Громко, не
стесняясь, он исполнял заунывные каторжные песни. Привык,
небось, в забое глотку драть. Иные были совершенно непристойны,
о чем Мурзик не то не догадывался, не то позабыл.
Вот и сейчас, прибирая за моей матерью тарелки и грязные
бокалы, он выводил на весь дом со слезливым энтузиазмом:
- Некому бамбук завити-заломати, некому молодца потрахать-
поебати...
Слушать это было невозможно, поэтому я, хлопнув дверью,
ушел на работу.
* * *
Я тоже хотел написать диссертацию. Что, у нас один Ицхак
такой умный? Да и чья, в конце концов, жопа сделалась для фирмы
"Энкиду" настоящим рогом изобилия?
Ответ: жопа коренного вавилонянина, налогоплательщика и
избирателя, представителя древнего вавилонского рода, давшего
родной державе пятерых жрецов Мардука и одного еретика-
уклониста, поклонявшегося Атону из Мисра...
То есть, моя.
Правда, для диссертации одной жопы мало. Но и без жопы
диссера не напишешь. Кстати - тоже мудрость предков.
Меня интересовала тема взаимосвязи точности прогнозов жопы
с видимостью Мардука. Какова динамика колебаний погрешности в
прогнозировании с точки зрения яркости Мардука? Не божества,
конечно, а планеты. Недаром жопа в большей мере присуща тем
людям, в чьем гороскопе ярко светит Мардук - податель благ и
сытости. Память об этом запечатлена, согласно темпоральной
лингвистике, в таких поговорках, как "жопу наел" и "хоть жопой
ешь".
Я просидел над вычислениями всю ночь. Наутро - это был день
Набу - я отпросился у Ицхака и понес жопу домой, отдыхать.
