не от богатырства пришли в эти края люди нашего языка - страх и голод
гнали их, как нынче гонят они чужаков.
Чужаки пришли в эти края, как некогда пришли сюда мы. И не было чужа-
кам здесь места, как не было здесь места и нам. И не смогут навек сесть
здесь чужаки, как не смогли здесь сесть навек мы. Ибо следопыты Огана,
вождя гепидского, что отобрал у Афары солеварни, уже выведали, где ядро
этого племени - где их женщины и потомство. И изгонит их отсюда Оган, но
сам падет под ударами тех, кто идет за чужаками вослед. И то люди нашего
языка. Но нет во мне радости при мысли о том, что мы будем отомщены.
Ибо ведал я судьбу чужаков, а они ее не ведали.
И видел я Фрумо, которая чужакам кашу варила. И как пиво доставала
Фрумо, чтобы посмертное угощение приготовить. И как чужаки мертвых своих
рассаживают возле плетней и ставят им угощение. И знал, почему они это
делают, - не жить здесь никому; мертвым отдают они это место. Ибо тяжело
далось им наше село, недобрым мнится им это место.
А тот чужак, которого Сванхильда убила, возле реки сидеть остался и
смотрел он на курган. И стояло возле него подношение, а на коленях у не-
го меч лежал. И положил тот меч чужак с разрисованным лицом, что убил
Сванхильду, ибо тот убитый был ему братом единокровным. А иных родичей у
него не было.
Видел я, как из хижины Ода-пастуха щенки выползли и стали в труп Айно
тыкаться, думая молока добыть из мертвых сосцов. И брали щенков чужаки и
ласкали их. И смеялись, теребя им уши и давая кусать пальцы. И с собой
уносили их, радуясь.
Видел я и то, как после уходят чужаки из нашего села - стоит полдень,
догорают за их спинами дома, остаются истлевать тела убитых. Чужаки идут
к броду, гонят наш скот. Сегодня они заснут сытыми.
И знаю я, что никогда больше не будет на этом месте села. Чужаки за-
хотят ставить новое село ниже по течению реки. Недолго жить им в том се-
ле, только они о том не знают.
И стал я прощаться с нашим селом. Раскинулось передо мной оно обго-
ревшее, оскверненное, обагренное кровью. И мертвым увидел я наше село -
было оно мертво, как Тарасмунд, тело которого оставалось еще рядом со
мной, но уже исчезло то главное, что и было Тарасмундом.
Течет река, неся на своей спине золото солнца. И роет нору Хродомер -
но не молодой Хродомер, которого я не знал; нет, старик Хродомер, кото-
рый был мне привычен. И нет еще нашего села, и нет еще в селе дедушки
Рагнариса, и не родился еще Тарасмунд. Желтеют сжатые поля. Скрипят те-
леги чужаков, увозя наше зерно. Уходят за курган вражеские воины, угоняя
наш скот. Едет, изнывая от позора, воин Агигульф, едет на маленькой вра-
жеской лошадке, отлягиваясь от ноющего Одвульфа - клянет наследство, ко-
торое оставила ему родная земля. Едет прочь от позора, прочь от старика
Хродомера, который копает нору. Едет воин Ульф, и беда сидит за ним в
седле и направляет его руку. В берестяной личине идет прочь от села брю-
хатая Фрумо, идет и напевает, идет и пританцовывает. Среди окровавленно-
го полотна нестерпимо блестит золотой браслет на руке Агигульфа-соседа.
Спи, Агигульф, спи. Спи, мой сын... Вырастешь большой, куплю тебе ко-
ня, сядешь на коня, поедешь в далекие земли...
...Мать повторяет и повторяет эту колыбельную, бесконечно напевая ее
сыну, пока они прячутся от чужаков. А чужаки хозяйничают по всему селу,
поджигая дома, забирая скарб, угоняя женщин, убивая мужчин. А мать поет
еле слышно. И прилетает стрела. Мать замолкает, изо рта у нее течет
кровь. Мать наваливается на мальчика, тяжелая, как мешок с зерном.
Мальчик задыхается, но не смеет выбраться из-под матери. День сменяется
ночью, мать остывает.
Ночью в селе становится тихо. Мальчик догадывается, что чужаки ушли.
Он освобождается и выходит на дорогу. Не глядя по сторонам идет прочь из
сгоревшего села.
Мальчик приходит в другое село, но ему кажется, что он вернулся к се-
бе домой. Ему дают новое имя, но ему кажется, что это его имя. Потом он
уходит и отсюда. Он боится чужаков.
И в какое бы село он ни пришел, ему чудится, что он пришел в свое се-
ло. И какое бы имя ему ни дали, ему чудится, что это его имя.
И увидел я долгую дорогу, которой он прошел. И увидел долгие годы,
которые он прожил.
И увидел я - это тот, кого я называю Гуптой.
И узнал я, что нет для него ни мертвых, ни живых и потому никого не
станет он воскрешать. Но я не знал, умеет ли он воскрешать из мертвых.
И знал я также, что настоящий Гупта - тот святой из старого села -
погиб у гепидов, как о том и говорилось.
И увидел я черных богов - и понял, что дом наш сгорел.
И услышал я запах паленой плоти - и понял, что родные мои мертвы.
И донеслось до меня бормотание Гупты - и понял я, что Гупта безумен.
И поднял я глаза - и увидел я небо. Оно было затянуто низкими тучами,
прорванными во множестве мест, будто плащ, прохудившийся от старости,
будто шкура медвежья, изодранная вутьей. И показалось мне, будто небо
глядит на меня в тысячу глаз. То были большие глаза и малые, и узкие,
как у страхолюдин, и удивленные и насмешливые, и крошечные, прищуренные,
и широко расставленные, отважные, и любопытные, и злобные.
Я стоял на пепелище, а небо глядело, безмолвно глядело на меня в ты-
сячу глаз.
И проклял я Бога Единого.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
ПОСЛЕСЛОВИЕ И КОММЕНТАРИЙ
КАК СОЧИНЯЛАСЬ ЭТА КНИГА
Для чистых радостей открытый детства рай,
Он дальше сказочных Голконды и Китая,
Его не возвратишь, хоть плачь, хоть заклинай,
На звонкой дудочке серебряной играя, -
Для чистых радостей открытый детства рай. Шарль Бодлер."Цветы Зла"
Слава Хаецкий, которому посвящена эта книга, погиб в июле 1993 года.
Его смерть была огромным потрясением для всех, кто с ней соприкоснул-
ся. Казалось - Вселенная распахнулась в эти дни, раскрыв необъятные
просторы времени в обе стороны. Мы словно оказались в эпицентре како-
го-то грандиозного процесса, который БЫЛ И ЕСТЬ ВСЕГДА.
На этой земле всегда жили богатыри, такие, как Слава. В нем было мно-
го от наших героев - он был могуч и простодушен. Он был геологом, по
полгода проводил в поле, понимал и ценил одиночество, природу, путь, дом
и очаг, товарищество - те вечные ценности, наедине с которыми современ-
ный человек подчас чувствует себя неуютно.
В нем было мало сиюминутного, суетного, сегодняшнего. Слава Хаецкий
был нетороплив, эпичен - вечен. Когда мы предавали огню его тело, нас не
оставляло ощущение, будто любая великая тризна по великому вождю могла
стать той тризной, которую мы справляли по нашему другу.
Это исступленное существование вне конкретной эпохи, в мире голых ар-
хетипов - сколь бы мало оно ни продлилось - властно развернуло нас лицом
к более древним эпохам. Там, у истоков средневековья, мы обнаружили все
то же самое.
Мы глубоко убеждены в том, что сейчас в принципе во всем обществе
происходит своего рода архаизация сознания. Все громче заявляют о себе
люди с родовым, а не индивидуалистическим, сознанием. И сам современный
человек, потеряв шаткую опору в своем индивидуализме, начинает судорожно
искать свои корни, свой род.
Тем легче оказалось для нас ощутить свое несомненное родство с людьми
раннего средневековья.
Из этого чувства несомненного родства с ними, из потребности выгово-
рить это чувство и зародился замысел, который поначалу носил название
"Меровинги".
Собственно, с этого и начинается история романа как таковая.
Эпоха Великого Переселения Народов. Что о ней известно? Ну, во-пер-
вых, вандалы, проявляя вандализм, разграбили Рим, на чем и завершилась
история Римской империи. Во-вторых, народы долго переселялись, производя
пыль и шум за окном, пока Карл Великий не гаркнул: "Ша!" После чего на-
чалось уже Высокое Средневековье с трубадурами, инквизицией и собором
Парижской Богоматери.
То есть, история раннего средневековья, странным скачком переходящая
в историю Средневековья Высокого, всегда подается как история ФРАНКОВ.
Между тем, задавшись совершенно безнадежной целью разобраться, кто
куда переселялся, мы неожиданно для себя набрели на одно потрясающее
открытие. Кроме франков, были и другие народы. В частности, мы нашли го-
тов.
О готах поначалу нам было известно очень мало. Расхожее мнение состо-
ит в том, что готы изобрели фашизм, пьянство и страдания молодого Верте-
ра (В. Беньковский, подводя итог всему прочитанному о готах из россыпей
в советских и современных российских книгах).
В нашей стране готы находятся в полном небрежении. Ими практически
никто не занимается. Если Уважаемый Читатель посетит экспозицию Госу-
дарственного Эрмитажа, ту самую, "скучную", часть, где выставлены череп-
ки и наконечники, то он на обширной карте 3-6 вв. не обнаружит никаких
готов. И вообще ни одного упоминания о них не найдет.
Те культуры, в создании которых не могли не принимать участие готы
(Черняховская и др.) у нас считаются однозначно славянскими. Хотя более
пристальное изучение древних историков приводит к мысли, что славяне и
готы сидели рядом, соседствовали, воевали и роднились между собой. О том
же, кстати, свидетельствуют и данные языка (но о языке ниже).
Соавторы пользуются случаем выразить благодарность археологу Дм. Буг-
рову (Казань) за подробный рассказ о раскопках германского городища и
экскурсию в запасники музея. Именно ему соавторы обязаны очень подробным
описанием взятия села. По рассказу археолога, ему довелось раскапывать
городище, которое, судя по расположению трупов, по местонахождению нако-
нечников стрел, состоянию домов, было некогда взято штурмом, а жители
его беспощадно истреблены. Данными этого рассказа, фотографиями раскопок
авторы в основном и воспользовались при описании гибели родного села
Атаульфа.
Итак, мы установили, что 4-6 века были временем могущества готских
племен.
Установили мы это случайно и вовсе не благодаря экспозиции Гос. Эрми-
тажа или трудам советских историков, в том числе наиболее популярного из
них - академика Рыбакова.
Для лучшего проникновения в эпоху было решено изучить какой-нибудь из
мертвых языков того времени. А языка франков не сохранилось, несмотря на
то, что история раннего средневековья обычно подается именно как история
франков.
Сохранился совершенно другой язык. Готский.
Он и был избран для изучения.
Ничто лучше не соответствовало нраву обоих соавторов. Готский язык а)
весьма труден для изучения в силу большого количества исключений из пра-
вил - здесь он может потягаться с русским; б) совершенно бесполезен, ибо
на нем уже тысячу лет как никто не разговаривает.
Все материалы по готскому языку мы черпали в Национальной Публичной
библиотеке. Необходимо здесь выразить нашу огромную признательность
Н.Ю.Рыжиковой, сотруднику библиотеки, за помощь. Ее консультации оказали
нам неоценимую помощь в работе.
Готский язык изучался по трудам М.М.Гухман. Этот язык не только при-
открыл дверь в эпоху - такую цель мы ставили перед собой изначально. Он
открыл нам совершенно незнакомый доселе народ.
Изучение готского языка подвигло нас на новый замысел, уведя далеко в
сторону от франков и Меровингов.
8 февраля 95 года состоялся исторический диалог между соавторами. Об-
суждалась такая проблема: жаль было до слез, что столь добротный матери-
ал, как готский язык, останется лишь достоянием соавторов, в то время
как в Питере полно людей, которые также не прочь заняться чем-нибудь
бесполезным и трудным для изучения.
И вот тут же сострадание к этим людям подвигло соавторов на идею пи-
сать учебник готского языка. Начали на месте генериться тексты для само-
учителя.
"Помнишь, какие шедевры порождало изучение английского? Ми фэмили.
Май фазе из... газосварщик... Май мазе из... сторож на складе бумажных
