гушка о трех головах и снова душа в пятки у меня провалилась. Вспомнил и
о рабе-мезе, бесследно пропавшем, о чем портки неоспоримо свидетельству-
ют. А Гизульф о том же подумал и от зависти губу закусил: подумаешь, ка-
бан. Рядом с царь-лягушкой и кабан не добыча.
А потом мы разглядели, что это человек.
Поближе подобрались. Дядя Агигульф и в самом деле великий воин. Топо-
рик его чужаку прямо в голову угодил, слева над ухом, там и застрял. Чу-
жак даже вякнуть, видать, не успел, как душа с телом уже рассталась. С
"Пью-Кровь" не поспоришь.
Я таких людей прежде никогда не видел. И дядя Агигульф потом говорил,
что тот чужак в точности как те, с лошадьми, из-за которых ему, дяде
Агигульфу, претерпеть пришлось несправедливые гонения. Ох и ненавидел же
он чужаков за это! По дяде Агигульфу видно было.
Дядя Агигульф еле слышно сказал нам, что и другие чужаки могут быть
поблизости. Нам повезло, что ветер в нашу сторону дул. Мы с рыбой смер-
дим тут на всю округу. А бросать рыбу жалко; так что надо ноги уносить
как можно скорее.
Чужак волос имел рыжеватый, имел усы и бороду, как любой нормальный
человек; одет был в бурую одежду мехом наружу. При себе меч имел. Меч
Гизульф снял, доброе оружие, но у нас таких еще не видали. Кривой меч
был, а сталь хорошая. Гизульф надеялся, что ему позволят меч у себя ос-
тавить, потому что у дяди Агигульфа уже был меч. А я себе нож взял. С
резной ручкой нож. Гизульф потом говорил, что таким ножом только репу
резать, но я ему все равно ножа не отдал.
Дядя Агигульф наклонился, топорик со скрежетом из черепа выдернул
(так глубоко загнал), после велел нам отойти, чтобы кровь нас не забрыз-
гала, и смотреть за тропой, не покажутся ли другие чужаки. Сам же двумя
ударами голову от тела отделил и за волосы ее взял. Как поднял отрублен-
ную голову, так с шеи что-то упало. Гизульф первым это поднял. Увидели
мы, что это крест на шнурке (шнурок дядя Агигульф топором перерубил).
Гизульф крест мне отдал. Мы с братом договорились про это не расска-
зывать. Если отец наш Тарасмунд или годья Винитар проведают, что мы од-
ного из тех убили, кто верует в Бога Единого, не сносить нам головы.
Пусть даже и чужака. Годья в храме нам говорил, что для Доброго Сына Бо-
га Единого нет ни гота, ни гепида, хотя лично я в этом сильно сомнева-
юсь.
А дядя Агигульф креста и не заметил. Он в этот момент отвернулся и
голову себе к поясу за волосы привязывал - не в руках же ее нести. И меч
у Гизульфа отнял. Тоже себе взял. А нож у меня остался, ибо дяде Аги-
гульфу он был без надобности.
Дядя Агигульф прошептал, что нам уже немного осталось прежде, чем
настоящими воинами станем, и велел уходить еще бесшумнее, чем пришли.
Зная, что поблизости наверняка другие чужаки рыщут, мы с Гизульфом
двигались на диво бесшумно и резво. Даже рыба нас не тяготила.
Уже смеркалось, когда мы проходили дубовую рощу. Чужаков больше не
встречали. Дядя Агигульф сказал, что с этим нам очень повезло.
Возле самого села дядя Агигульф добавил, что нам дважды повезло.
Во-первых, остальные чужаки нас не заметили. Не ходят в одиночку в чужие
земли. Во-вторых, что не тогда встретились, когда мы на воде были. Если
бы мы на лодке были, чужак нас бы снял, как мы щук снимали. И портков бы
не осталось. Чужак - он хуже царь-лягушки.
И в третий раз нам повезло, сказал дядя Агигульф. Когда через дубовую
рощу уже вечером шли, да еще с отрубленной головой на поясе. Обычно на
запах крови галиурунны ох как слетаются! Я подумал, что их крест, что с
чужака сняли, отпугивал, и решил про себя этот крест сохранить, раз он
чудотворный.
После дядя Агигульф нас с Гизульфом и Марду (та послушать прибежала)
стращал:
- Вам-то хорошо, вы за моей спиной шли, не слышали, как голова вдруг
зубами заскрежетала и забормотала у меня на поясе. Призывала на мою го-
лову месть Вотана и злокозненного Локи за то, что убил из засады. И слы-
шалось мне, как в Сыром Логе за рощей выпрастываются из-под земли под-
земные вепри, чтобы спешить нам наперерез по зову мертвой головы. И го-
лову приходилось постоянно отворачивать лицом вперед, дабы зубами она в
мою мужскую стать не вцепилась.
Я дяде Агигульфу не очень поверил, потому что знал, что чужак этот в
богов не верил, а верил в Бога Единого. Но на всякий случай опасался и
держался от мертвой головы подальше. Все-таки невесть кто он был, этот
убитый. А вот насчет вепрей - тут дядя Агигульф, возможно, и не приврал.
Вепри здесь действительно водятся.
Но то было после, а пока мы шли дядя Агигульф молчал, только один
раз, к нам обернувшись, пожаловался, что голова укусить норовит.
Как мы в село наше вошли, еще издали ругань услышали. На улице Ильди-
хо бранилась с Брустьо, а хродомеровы рабы Двала со Скадусом и Валамир с
Мардой их подзуживали. Двала со Скадусом сторону Брустьо держали, а Ва-
ламир и Марда Ильдихо речами воспламеняли. Марда по глупости больше хи-
хикала.
Ругались они у валамирова дома. Ильдихо первая нас заметила. Я понял,
что она нас высматривать вышла, да тут Брустьо ей повстречалась. Не ина-
че, дедушка Рагнарис Ильдихо в дозор отправил.
Едва только завидев нас, еще издали, Ильдихо заголосила и прочь при-
пустила, громко топоча - только пыль столбом.
Брустьо ей вслед еще какую-то бессвязную брань докрикивала, но ее
никто больше не слушал.
Дядя Агигульф выступал гордо, Валамира нарочито не замечая. В сумер-
ках Валамир чужакову голову на поясе дяди Агигульфа не разглядел. Тогда
Валамир Двалу пнул и заорал, чтоб гнусный раб хродомеров к его, Валами-
ра, плетню своей тушей не приваливался.
Но дядя Агигульф и тут на Валамира внимания не обратил. Горд был
очень своей победой.
Ильдихо продолжала верещать - уже у нас на дворе. По всему селу слы-
хать - глотка у нее луженая. Тут уж и дядя Агигульф помрачнел. Понял, к
чему дело клонится. Дедушка Рагнарис в гневе пострашней любого кабана.
Когда во двор входили, навстречу нам мать наша, Гизела, бросилась. Не
глядя, принялась нас с братом по щекам охаживать. Тут-то глаз мне и под-
били, который я утром шутейно поджимал, в одноглазого Ульфа сам с собой
играя.
Потом отец наш, Тарасмунд, вышел и от Гизелы нас оторвал, но не для
того, чтобы милосердие к нам проявить, а наоборот, ради новой расправы,
еще более свирепой. Розги заранее приготовлены уже были. Так во дворе,
на колоде, на дедушкином седалище, мы с Гизульфом, братом моим, приняли
лютые муки.
А дядя Агигульф рядом стоял, Тарасмунд худого слова ему не сказал.
Молча над нами лютовал.
Впоследствии дядя Агигульф так нам объяснял: потому не вмешался, что
смотрел, мол, какие из вас воины. И добавил, что испытание мы хорошо пе-
ренесли.
Когда наши испытания закончились, дедушка Рагнарис из дома выступил и
дядю Агигульфа в дом поманил. Суров и страшен ликом дед был. Когда дядя
Агигульф в дом зашел (я заметил, что головы мертвой у дяди Агигульфа уже
на поясе не было, дел он куда-то и голову, и чужой меч), дедушка Рагна-
рис у моего отца Тарасмунда осведомился угрюмо, все ли розги извел на
чад своих или еще остались. Отец наш сказал, что много еще осталось, на
всех хватит. Дедушка выругал отца за нерадивость: мало, мол, розог из-
вел. И велел оставшиеся в дом нести. Отец приказание исполнил и все, как
дедушка велел, сделал. Прутья в дом отнес и вышел, ухмыляясь.
И сотворился в доме великий грохот. Рев деда Рагнариса доносился. На-
конец дядя Агигульф опрометью из дома выскочил. Дед - за ним, с розгами.
Дядя Агигульф в угол двора кинулся, в темноте пошарился и, обернувшись,
голову с мечом предъявил деду, ибо сумел укрыть их незаметно, чтобы
раньше времени трофей не объявлять. Как конь перед обрывом, остановился
дедушка Рагнарис.
Дед мертвую голову обеими руками принял, долго в лицо всматривался,
точно узнать что-то хотел. Но голова ничего не говорила. Я боялся, что
она может укусить дедушку.
Потом к дедушке Рагнарису и дяде Агигульфу отец наш Тарасмунд подошел
с факелом, и они втроем долго о чем-то толковали.
Мы с Гизульфом тоже подошли, но дед нас отогнал. Голова на земле ле-
жала, на ухо завалившись, как бы прислушиваясь или дивясь, а меч кривой
из рук в руки передавался.
Я Гизульфу сразу сказал:
- Плакал твой меч, отберут.
Так оно и вышло. Ничего Гизульфу не осталось в утешение, кроме поро-
той задницы.
У меня-то нож был, но нож я Гизульфу не отдал.
Дядя Агигульф потом нам растолковал, как дело было. Разъярясь, дедуш-
ка Рагнарис дядю Агигульфа пороть хотел. Тот же не давался. Дедушка Раг-
нарис в темноте за дядей по всему дому с прутьями носился. А дядя Аги-
гульф от него ловко уклонялся и прятался, о пощаде шутовски умоляя.
Удумал дядя Агигульф - дабы обороняться ловчее было - щит свой со
стены сдернуть, да нечаянно богов дедушкиных своротил.
А тут еще Сванхильда под ногами путалась. Ее еще раньше повалили и
потоптали - то ли дед, то ли дядя Агигульф.
По нашему закону, если женщина в дурости своей сунулась туда, где
единоборствуют мужчины, и через любопытство свое чрезмерное пострадала,
то вергельд не платят, ибо кроме нее самой виновных нет. Так старейшины
говорят.
Как своротил дядя Агигульф богов, так дед в полное бешенство пришел.
Начала нисходить на него священная ярость. Однако дядя Агигульф и тут
нашелся - выскочил из дома и туда метнулся, где голова была спрятана.
Дядя Агигульф - бывалый воин. Он заранее все предвидел и нарочито го-
лову и меч спрятал, чтобы потом разъяренного деда остановить. То хит-
рость есть военная. Это понимать надо.
Сванхильда за то, что ее потоптали, дяде Агигульфу потом отомстила:
под покровом ночного мрака, во дворе, оглоблей его огрела. И тотчас
бегством спаслась.
Дядя Агигульф орал ей вслед, что простым разметыванием она не отдела-
ется. За конем, мол, в бург ее потащит и там размечет перед дружинными
хоромами.
То было совсем глубокой ночью. Дед спросил сонно, какой, мол, сукин
сын там глотку дерет, когда спать пора. Ильдихо на то ядовито сказала:
- Это меньшой твой, Агигульф, любимец богов.
Дядя Агигульф после той рыбалки по селу гоголем ходил и на всех дво-
рах, где дрался, мертвую голову показывал. И с Валамиром у него замире-
ние вышло. Они вместе напились, а после опять подрались, но несильно.
Дядя Агигульф потом объяснял, что они с Валамиром играть начали в подвиг
дядин, и сперва хорошо играли, но после Валамир захотел дедушкой Рагна-
рисом быть, отчего драка и проистекла.
ТИНГ
Через три дня после памятной рыбалки дед мой Рагнарис и Хродомер тинг
собрали по поводу мертвой головы.
Сперва о голове поведать нужно.
Дядя Агигульф, гордясь собою и в воинский раж войдя, хотел поначалу
голову за волосы повесить у нас в доме под потолочной балкой. Но все то-
му воспротивились.
Я думаю, дедушка Рагнарис эту чужакову голову к Арбру приревновал или
бояться стал, что дядин трофей с Арбром драться будет, потому что Арбр
давно у нас живет, а чужак - недавно и вряд ли Арбр потерпит вторую
мертвую голову рядом с собой.
Отец мой Тарасмунд дяде Агигульфу так возразил, что к врагу нужно ми-
лосердие иметь и негоже над головой измываться, коли телу погребение не
обеспечили. Сказал, что должно голову годье отнести, дабы тот голову
где-нибудь в храме сохранил, поскольку погребать ее было еще рано (ее
предполагалось в бург отвезти, к Теодобаду). А пока годья голову в храме
хранить будет, пусть бы заодно нашел время и отпел ее, как положено.
Пошли мы с головой к годье, однако годья воспротивился и голову не
взял. Я думаю, годья потому еще освирепел, что к нему язычник дядя Аги-
гульф, кровью запятнанный, явился. А дядя Агигульф потому пошел, что
драгоценную голову никому не доверял, даже родному брату. Поэтому и при-
