готское копье попробовать. Знал дядя Агигульф не понаслышке: действи-
тельно хороши собой вандальские девицы. Не зря Ариарих из вандалок жену
себе взял.
Велемуд, услышав это, сперва надулся, а потом улыбкой просиял и вот
что Агигульфу предложил: есть у него, Велемуда, родич; у того родича
есть еще один родич; хороший, только злющий. Так у того злющего родича
есть дочка на выданье. Она бы Агигульфу подошла. Нравом - вылитый дядя
Агигульф. И на коне скакать горазда, и копье метать. У вандалов ей труд-
но мужа себе под стать найти - степенны вандалы, никто ее брать не реша-
ется...
У дяди же Агигульфа от рассказа велемудова слюни по бороде потекли.
А Велемуд дальше беседу вьет. И Гизульфа, мол, мы оженим, и положим
начало новому роду вандалоготов. Вот уж и Филимер...
Тут дедушка Рагнарис, который при разговоре том был, взревел раненым
быком и дядю Агигульфа послал за скотиной в хлеву убирать - мол, два дня
как не чищено.
Велемуд после того несколько дней на Агигульфа хитро поглядывал.
С аланами вандалы очень хорошо живут, потому что между ними много ро-
дичей, и охотно они берут в жены друг у друга дочерей.
К югу за вандальскими землями тянутся холмы, и где-то там, за холмами
за долами, как Велемуд говаривает, есть великая река - Данубис. Река,
что мимо нашего бурга течет, в Данубис впадает. Так дядя Агигульф гово-
рит.
А на полночь и на восход от нас тянутся земли герулов. Далеко они тя-
нутся. Широко и привольно раскинулось злокозненное и высокомерное племя
герульское, жиром и богатством истекая. Это те самые герулы, которые
Ульфу глаз выбили. У нас нет мира с этими герулами.
Где-то очень далеко на полдень да на закат изнемогает от врожденной
свирепости племя лангобардское, откуда наш Лиутпранд родом.
У них ни с кем дружбы нет, со всеми воюют, кто к ним ни придет.
Только с нашей стороны к ним никто не ходит, так что с кем-то другим они
воюют. У нас про них говорят, что лангобарды страшный народ, никому обид
не прощает.
Лангобарды - любимцы Фрейи.
Я только одного лангобарда видел - Лиутпранда, того, что срубил голо-
ву нашему дяде Храмнезинду. Лиутпранда послушать - вовсе не изнемогают
лангобарды от свирепости. Напротив. Сидят, киснут, от безделья мхом по-
росши. Лиутпранд тоже с ними сидел-сидел, а после плюнул и прочь подал-
ся.
Только он недолго с нами жил - ушел в поход и не вернулся. А Ульф и
дядя Агигульф с ним в тот поход не ходили и потому никто не мог сказать
нам, куда делся Лиутпранд.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОЗЕРО
РЫБАЛКА
После того, как брат мой Гизульф на охоте взял кабана и съели того
кабана и брата моего Гизульфа к Марде-замарашке водили, сильно изменился
Гизульф: высокомерен стал и от меня отдалился. А к дяде Агигульфу и Ва-
ламиру, наоборот, - приблизился.
Я на то дяде Агигульфу жаловался и выговаривал. Обвинить его хотел,
что он дружбу мою с братом порушил. Дядя же Агигульф вдруг опечалился
заметно и сказал, что было и у него в мои годы такое огорчение, когда
старший брат его Тарасмунд, мой отец, взял себе жену и от него, Аги-
гульфа, отошел.
И добавил, заметно приободрясь, что зато впоследствии брата своего
старшего Тарасмунда славой превзошел. Ибо сколько он, Агигульф, в походы
ходил - и сколько Тарасмунд, семьей обремененный, ходил? Не сравнить!
Вон и конь в конюшне добрый стоит. А кто коня того добыл и в дом привел?
И уздечка на коне знатная, а кто ее в бою захватил? И седло богатое. Кто
седло достал для коня? Он, дядя Агигульф, добыл все это, сражаясь неус-
танно.
Дядя Агигульф любит про коня напоминать.
Я возразил на то дяде Агигульфу, что зато отец мой Тарасмунд Багмса
добыл, а дядя Агигульф только и горазд, что в походах юбки задирать (де-
душка так говорит). Дяде Агигульфу нравится, когда ему про то говорят,
что он юбки задирает.
На то дядя Агигульф ликом просветлел и сказал, что настоящий воин
всегда в походах юбки задирает. Что до багмсов всяких, то тут всему ви-
ною агигульфова священная ярость: рвет он багмсов на части, удержаться
не может. Оттого и не привел ни одного.
А наложниц и рабынь всяких он нарочно не берет. Нечего дом наш рабы-
нями засорять. С нас дедушкиной наложницы хватит, Ильдихо.
Агигульф недолюбливает Ильдихо. А что ее любить? Наложница, а держит-
ся хозяйкой. Все потому, что дедушкина.
После того, как дядя Агигульф видел на озере чужих, а никто больше не
видел, ни один человек, кроме моего брата Гизульфа, Агигульфу верить не
стал.
Дядя Агигульф из-за этого со всеми дрался.
В последний раз дядя Агигульф дрался на хродомеровом подворье, с Оп-
тилой, сыном Хродомера. Правоту свою доказывал.
Пока дрались, к нам от Хродомера Скадус-раб прибежал и закричал, что
дядя Агигульф хлев там проломил. Дедушка Рагнарис пошел туда и дядю Аги-
гульфа домой палкой пригнал.
После и сам Хродомер к нам явился и требовал, чтобы дядя Агигульф у
него хлев восстановил. Развалил, мол, хлев своей глупой дракой.
Дедушка Рагнарис заставил дядю Агигульфа Хродомеру хлев восстановить,
а заодно и наш починить ему велел. Брат мой Гизульф жалел дядю Агигульфа
и помогал ему. Еще шушукались они о чем-то в сумерках, а мне не говори-
ли.
Я обо всем потом узнал. Они хотели на озеро вдвоем идти и словить
этих чужих, чтобы все село устыдить. Я думаю, дядя Агигульф хотел всех
чужих порвать, только одного привести, а Гизульфа с собой брал, чтобы
духов озерных отгонять, дабы они благодушие на дядю Агигульфа опять не
напустили.
Хотели и Валамира с собой взять, но больно уж крепко дядя Агигульф с
Валамиром в последний раз подрался. Рано, мол, еще к Валамиру идти,
пусть у того сперва синяки с лица создут. Да и на дядю Агигульфа в те
дни любо-дорого было смотреть: Валамир ему так нос расквасил, свеклу
вместо носа сделал. Да еще палка дедова везде погуляла.
Первые дни после того дядя Агигульф ярился, кричал, что всему селу
красного петуха пустит и к велемудовым вандалам уйдет, но потом душой
отошел. И с Гизульфом шептаться про то стал, что на озеро они тайно пой-
дут. Я однажды подслушал, как они шепчутся.
Я не хотел, чтобы они на озеро шли. Я боялся, что они привадят чужих
к нам, покажут им дорогу в наше село. Но еще пуще чужих боялся дедушку
Рагнариса, который настрого запретил на озеро ходить. Страшен в гневе
дядя Агигульф, но куда страшнее гнев дедушки Рагнариса, ибо Арбр-вутья
за ним стоит и Аларих-курганный, а с ними встречаться никому не пожела-
ешь.
Три дня прошло, как шептались дядя Агигульф с Гизульфом; я же глаз с
них не спускал, ибо не хотел допустить, чтобы на озеро они пошли. Ги-
зульф ночевал рядом со мной, поэтому не мог ночью уйти без того, чтобы я
про то не узнал.
На четвертую ночь перед рассветом я проснулся, будто подбросило меня.
Хвать - нет рядом Гизульфа. Мы тогда на сеновале спали. Спустился на
двор, никого не увидел.
Вдруг кто-то сзади подкрался ко мне, схватил и рот мне зажал. Я от
страха обмер и подумал, что это враги к нам на двор незаметно вошли, от-
биваться начал и мычать, ибо громко завопить не мог.
Потом перед собой вдруг Гизульфа увидел, брата моего. Брат мой глядел
на меня и подло улыбался. Тогда я понял, что это дядя Агигульф меня дер-
жит. Тут он меня отпустил, наказав только не кричать, и по шее дал для
убедительности.
Но Гизульф сказал, что я непременно пойду и старшим на них нажалуюсь
и что обезопасить себя от такой беды одним способом можно: взяв меня с
собой. Тогда я-де с ними одной виной повязан буду и не стану язык свой
распускать. А дядя Агигульф добавил, что ежели стану, то они с Гизульфом
меня конями размечет. Но я не поверил, потому что у нас только один
конь, тот самый, про которого дядя Агигульф вспоминать любит. И над ко-
нем этим дядя трясется.
Так и вышло, что мы втроем на озеро пошли. Впереди дядя Агигульф вы-
шагивал, острогу на плече несет. Вторым меня пустили, чтобы не сбежал и
дедушке Рагнарису про поход этот не донес. (Брат мой предлагал связать
меня, но дядя Агигульф сказал: не надо.) Сзади Гизульф шел, за мной
приглядывал.
Я все думал, что так из плена Ульфа вели, когда наш Ульф первый раз в
рабство угодил, к герулам: впереди враг, позади враг, между ними дядя
Ульф плетется и глаз у него вышибли.
Гизульф с рогатиной шел; дядя Агигульф ему свою дал. Сам же дядя Аги-
гульф топориком своим "Пью-Кровь" вооружился. А я безоружный.
Так и шли. Солнце только-только вставало, в селе еще спали. Только
Од-пастух из своей хижины выходил, чтобы идти по дворам скотину соби-
рать. Агигульф ему кулаком погрозил и палец к губам приложил и Гизульф
тоже ему кулаком погрозил, а я только улыбнулся прежалостно.
Поднявшись на Долгую Гряду, дядя Агигульф нарочито крюк сделал и под-
вел нас к кабаньему черепу на шесте. От того самого кабана был череп,
какого Гизульф завалил, жизнь дяде Агигульфу спасая. Поглядел, повзды-
хал, огладил череп, клык попробовал пальцем, забормотал под нос: "Умру,
мол, геройски и кроваво, как-то без меня жить будете, огольцы..."
После вниз с холма побрел, а мы за ним.
Когда село за Долгой Грядой скрылось, а солнце уже встало, дядя Аги-
гульф пришел в хорошее настроение и песню горланить стал. И Гизульф тоже
горланить стал. И так им было хорошо и весело, что я позавидовал и тоже
хотел было с ними песню эту горланить, как вдруг вспомнил, что я - плен-
ник их и глаз у меня выбит, как у Ульфа; еще больше закручинился и не
стал с ними петь.
Я даже прикрыл один глаз, пока Агигульф, обернувшись, это не увидел и
не хмыкнул гнусно (на другой день у меня этот глаз действительно заплыл,
но об этом рассказ впереди).
Мы шли и шли себе лугами да балками, переходили низинки, от незабудок
синие. Так и до дубовой рощи дошли. За дубовой рощей Сырой Лог, где Ги-
зульф своего кабана завалил. Но мы в сторону взяли и рощу только краем
прошли, а к Сырому Логу спускаться не стали.
Тут дядя Агигульф от пения охрип и сиплым голосом поучать нас стал,
как к озеру ловчее выходить. Потому как к озеру подходы почти везде за-
болочены, однако ж пара тропок есть. Одну тропку он, дядя Агигульф, как
свои пять пальцев знает.
Тут в чем вся хитрость? Дуб один надо найти, который немного в сторо-
не от рощи растет. Будто выбежал он из рощи на открытое место и там его
молния настигла и пополам расколола. Если, не выходя из рощи, к этому
дубу лицом встать, то тропка как раз будет видна в высокой траве. Вот по
этой тропинке и надо идти.
Пока идешь, почти гибель от мошкары примешь, но надлежит это претер-
петь. Зато прямо к озеру выйдешь как раз в том месте, где берег сухой и
в воду небольшим мысом входит. На этом-то мыске в свое время и отыска-
лись портки того пропавшего раба-меза.
Трава тут в человеческий рост растет и не одна только мошкара в той
траве таиться может, прибавил дядя Агигульф значительно. В траве этой
всякое таиться может. И потому надлежит идти с оглядкой, смотреть и слу-
шать.
При этих словах Гизульф взял рогатину наперевес, а я крепко пожалел о
том, что я безоружен. И надеяться мне не на кого. Ибо не могу же я наде-
яться на человека, который родного брата, точно пленника, куда-то против
его воли тащит?
А еще, добавил дядя Агигульф, под ноги смотреть надобно. Ибо змей тут
видимо-невидимо, а на озере и того больше, одна другой ядовитее.
С тем и пошли.
Хоть и напугало меня напутствие дядино (Гизульфа, думаю, оно тоже на-
пугало), однако ж добрались до мыска без приключений. Из всех змей
только ужа один раз видели, да и то когда к озеру уже подходили. Лягушек
прорва была, это да.
Я про лягушек дяде Агигульфу сказал; он же ответствовал, не оборачи-
ваясь, что поговаривали, будто в озере царь-лягушка живет о трех голо-
