не ранее как через неделю: ему надо время,
чтобы, проехав через всю Англию, возвратиться домой.
По правде говоря если бы не то, что его избили в темноте
и свернули шею брату Амброзу, я думаю, он вообще
не довел бы дела до казни, чтобы не иметь потом неприятностей.
Но сейчас он взбешен, клянется, что в зале на
него набросились злые духи и что те, кто их вызвал,
должны умереть. Эмлин, кто же убил брата Амброва?
Люди или...
-- Думаю, что люди, матушка. Дьявол никому шеи
не сворачивает -- это только монахам такое снится. Кого
может удивить, если у моей госпожи сохранились верные
друзья? Она ведь самая знатная леди в наших местах,
и с ней поступили так жестоко. Наши люди просто перетрусили,
а то бы они уже давно камня на камне в этом
аббатстве не оставили и глотки бы перегрызли всем, кто
скрывается за его стенами.
-- Эмлин, -- снова начала настоятельница, -- во ими
Христово и ради спасения своей души, скажи ты мне
правду, -- есть во всем этом деле колдовство или нет?
А если нет, то что же оно все означает?
-- Не больше в нем колдовства, чем в вашем добром
сердце. Все это еде.пал человек. Имени его я вам не назову,
чтобы вы его как-нибудь не подвели. Человек надел
на себя доспехи Фотрелов и потайным ходом пришел
в часовню посоветоваться с нами. Человек спалил кельи
и скирды аббатства, разогнал скот, надев себе на голову
козью шкуру, и вытащил из могилы череп пьяницы
Эндрью. Не сомневаюсь, что его же рука свернула шею
Амброзу, который меня ударил.
-- А! -- сказала настоятельница. -- Кажется,я теперь
догадываюсь; только очень уж у тебя грубое орудие,
Эмлин. Ну, не бойся, тайны твоей я никому не выдам. --
Она помолчала, потом заговорила опять: -- Ох, и рада
же я, что вражья сила тут ни при чем! А вот все в это
верят. Теперь мне ясно виден мой путь, и я пойду по нему
хоть до смерти, если придется. Да, да, я вас спасу или
сама погибну.
-- Какой путь, матушка?
-- Эмлин, в течение всех этих месяцев вы никаких
новостей не слышали, но я многое знаю. Слушай, сейчас
происходит важные события. Король, или лорд Кромуэл,
или оба они вместе ведут войну против монастырей послабее,
уничтожают их, захватывают их владения, прогоняют
оттуда монахов и пускают нищими по миру. Его
милость посылает в монастыри королевских комиссаров;
они там творят суд и расправу. Они и сюда намеревались
явиться, но у меня есть друзья и кое-какие свои
личные средства -- я ведь из хорошего и небедного
рода, -- и мне удалось их подкупить. Один из этих комиссаров,
Томас Ли, как я недавно узнала, ведет расследование
в Бэйфлитском монастыре в Иоркшире. А настоятель
там мой двоюродный брат Альфред Стакли; от него
я нынче утром получила письмо. Эмлин, я отправлюсь
к этому жестокому человеку, -- все говорят, что он шесток.
Я старая и слабая женщина, но я проникну к нему
и предложу ему эту древнюю обитель, которой управляю,
только бы спасти твою жизнь и Сайсели, а также старой
Бриджет.
-- Вы поедете, матушка? О, да благословит вас бог!
Но как вы это сделаете? Они ведь не дадут вам уехать.
Старая монахиня выпрямилась и ответила:
-- А кто имеет право запретить блосхолмской настоятельнице
отправиться туда, худа ей нужно? Уж, наверно,
не какой-то там испанский аббат. Слуги этого надменного
монаха тоже хотели помешать мне в моем собственном
доме зайти сюда, в вашу комнату, но я дала им
такую отповедь, что они ее не забудут. В моем распоряжении
имеются лошади, но что правда, то правда -- я не
могу ехать одна: сил у меня мало, да и трудно мне будет
за пределами монастыря, -- я ведь не была в миру уже
много лет. Вот мне и вспомнился этот рыжеволосый монастырский
батрак, Томас Болл. Говорили мне, что он
хоть и чудаковат, но человек смелый, с которым мало
кто решается потягаться, и что к тому же он умеет обращаться
с лошадьми и знает все дороги. Как ты думаешь,
Эмлин Стоуэр, согласится этот Томас Болл стать моим
спутником, с разрешения ли аббата или без него?-И
она снова посмотрела прямо в глаза Эмлин.
-- Может быть, очень может быть; он риска не побоится,
по крайней мере таким он мне помнится с моих
молодых лет, -- ответила та. -- Да и предки его в течение
ряда поколений служили Фотрелам и Харфлитам и
в мирное время и на войне, так что он, без сомнения, любит
мою госпожу. Но как с ним сговориться?
-- Это не трудно было бы, Эмлин. Он как раз. стоит
на страже за воротами. Но надо передать ому какой-
нибудь условный знак.
Эмлин на миг задумалась, потом сняла с пальца сердоликовый
перстень в виде сердца.
-- Отдайте ему и скажите, что та, кто носила этот
перстень, велит ему сопровождать ту, у кого он в руках
сейчас, повсюду, до смерти, если придется. И что это
нужно для спасения жизни той, что носила кольцо, и
еще другой. Он -- человек простой души, и, если аббат не
перехватит его, я думаю, он поедет с вами.
Мать Матильда взяла кольцо и надела себе на палец.
Затем она подошла к ложу Сайсели и посмотрела
на нее и на мальчика, спавшего на ее груди. Протянув
над ними свои тонкие руки, она призвала на них обоих
благословение божие и пошла к выходу.
Но Эмлин удержала ее за платье.
-- Постойте, -- сказала она. -- Вы думаете, я не понимаю,
но ошибаетесь. Вы все отдаете ради нас. Даже
если вы останетесь живой и невредимой, эта обитель,
которой вы руководили столько лет, будет закрыта,
овцам вашим придется разбрестись по свету и голодать
на старости лет. а в загоне овечьем, что стоял четыреста
лет, поселятся волки. Я очень хорошо это понимаю, и
она, -- тут Змлин указала на спящую Сайсели, -- тоже
поймет.
-- Ей ты ничего не говори, -- прошептала мать Матильда,
-- меня может постичь неудача.
- Может, коне"но, а может быть, дело и выйдет.
Если будет неудача и нас сожгут, бог воздаст вам за
ваши старания. Если удача и мы будем спасены, клянусь
вам от ее имена, вы не пострадаете. Есть у нас
припрятанное богатство; стоит оно многих обителей.
Вы и ваши сестры получите свою долю, и комиссар этот
не останется внакладе. Пусть он знает, что у нас имеется
малая толика заплатить ему за труды и что только
блосхолмский аббат может нам в этом помешать. А теперь,
миледи Маргарет -- кажется, так звали вас раньше
и будут звать после, когда вы порвете с попами и монашками,
-- благословите меня тоще и знайте, что, живая
или мертвая, я считаю вас человеком великой и
святой души.
Настоятельница благословила ее, удалилась величавой
своей походкой, и дубовая дверь сперва открылась,
а потом закрылась за нею.
Через три дня аббат навестил их один, без спутников.
-- Гнусные и проклятые ведьмы, -- сказал он, -- я
пришел объявить вам, что в следующий понедельник
в полдень вы будете сожжены на лужайке против ворот
аббатства. И лишь благодаря милосердию церкви не
предали вас пытке, чтобы обнаружить сообщников, а я
полагаю, у вас их было немало.
-- Покажите мне королевский указ на это убийство,
-- сказала Сайсели.
-- Ничего я тебе не покажу, кроме костра, ведьма.
Покайся, покайся, пока не поздно. Адский огонь уже
ждет тебя.
-- И моего ребенка тоще, милорд аббат?
-- Отродье твое возьмут у тебя перед тем, как ты
взойдешь на костер, и положат на землю, -- он ведь
окрещен и слишком юн, чтобы его сжечь. Если кто сжалится
над ним -- ладно, а нет -- на том же самом месте
его и похоронят.
-- Да будет так, -- ответила Сайсели. -- Бог мне его
дал, он пусть его и спасает. Оставь меня, убийца, наедине
с ним. -- Тут она повернулась и ушла.
Аббат и Эмлин остались вдвоем.
-- Правда, что в понедельник нас сожгут? -- спросила
она.
-- Можешь не сомневаться. Разве что хворост не
зажжется. Однако, -- медленно произнес он, -- если некие
драгоценности найдутся и будут вручены мне, дело,
возможно, удастся передать на рассмотрение другого трибунала
-- А наши мучения только оттянутся. Боюсь, милорд
аббат, что эти драгоценности так и не будут найдены.
-- Что ж, тогда вы сгорите, и, может быть, на медленном
огне, так как недавно прошли дожди я дрова сырые.
Говорят, это ужасная смерть.
-- Не сомневаюсь, что вы сами ее испытаете, Клемент
Мэлдон, теперь или впоследствии. Но об этом мы
поговорим, когда все кончится, -- об этом и утюгом другом.
Я имею в виду суд божий. Нет, нет, я не угрожаю,
как вы, но так оно к будет. А пока у меня к вам последняя,
предсмертная просьба. Я хочу повидать двух
человек -- настоятелъницу Матильду, которой мне надо
поведать одну тайну, и Томаса Болла, монастырского
слугу у вас в аббатстве, с которым я некогда была помолвлена.
Ради себя самого не вздумайте мне отказать.
-- Я бы охотно согласился, если бы это от меня зависело,
но тут я бессилен, -- ответил аббат, с любопытством
глядя на нее. Он подумал, что им она, возможно,
сообщила бы то, что отказывается открыть ему, -- место,
где спрятаны драгоценности, -- он уж потом заставил бы
их сказать, где оно.
-- Почему же, милорд аббат?
-- Потому что настойте.лъница куда-то тайно уехала
по своим делам, а Томас Болл исчез тоже неизвестно
куда. Если они или кто-нибудь из них возвратится до понедельника,
ты их увидишь.
-- Если же они не вернутся, я увижу их впоследствии,
-- ответила Эмлин, пожав плечами. -- Это неважно.
Прощайте, милорд аббат, пока мы не встретимся у костра.
В воскресенье, то есть накануне казни, аббат явился
снова .
-- Три дня тому назад, -- сказал он, обращаясь к ним
обеим, -- я предлагал вам на известных условиях возможность
сохранить жизнь, но вы, упорствующие в своем
злодействе ведьмы, не захотели слушать. Теперь я предлагаю
вам единственное, что еще в моей власти, -- не
жизнь, конечно, для этого уже слишком поздно, но смерть
без мучений. Если вы отдадите мне то, чего я домогаюсь,
палач отправит вас на тот свет прежде, чем вас коснется
пламя, -- неважно, как он это сделает. Если же
нет, -- я уже сказал вам: прошли сильные дожди и, говорят,
хворост довольно сырой.
Сайсели слегка побледнела -- кто бы не побледнел
даже в те жестокие времена! - а затем спросила:
-- А что вам нужно такое, что мы можем вам дать?
Признание своей вины, чтобы обелить вас .в глазах людей?
Если так, то этого вы не добьетесь, хотя бы тела
наши горели понемножку, дюйм за дюймом.
-- Да, я хочу этого, но ради вас самих, а не ради
себя, ибо кто признает свою вину и покается, тот может
получить отпущение. Однако мне и другое нужно -- ве-
ликолепные драгоценности, которые вы спрятали и которые
можно употребить ко благу церкви.
Тогда Сайсели проявила все мужество, которое было
у нее в крови.
-- Никогда, никогда! -- закричала она, обратив на
него горящий взор. -- Пытайте и убивайте меня, если хотите,
но достояния моего вам не похитить. Я не знаю, где
находятся эти драгоценности, но, где бы она ни были,
пусть там и лежат, пока их не найдут мои наследники
или пока они не рассыплются прахом.
Лицо аббата приняло злобное выражение.
-- Это твое последнее слово, Сайсели Фотрел?
Она наклонила голову, он же повторил свой вопрос
Эмлин, которая ответила:
-- Что говорит моя госпожа, то и я скажу.
-- Пусть же будет так! -- вскричал он. -- Наверно,
вы, колдуньи, надеетесь на дьявола. Что ж, посмотрим,
поможет ли он вам завтра.
-- Бог нам поможет, -- спокойно ответила Сайсели. -
Придет время, и вы вспомните мои слова.
С тем он и ушел.
ГЛА ВА Х
К о с т е р
Последняя ночь была ужасна. Пусть те, кто следил
за этим рассказом, представят себе, в каком состоянии
находились эти две женщины -- одна из них почти девочка,
-- которые завтра, под глумленье и проклятия
суеверной толпы, должны были безвинно претерпеть мучительную
смерть, если, конечно, не считать преступлением
затеи Эмлин и Томаса Болла, к которым Сайсели
почти не имела отношения. Однако тысячам других, тоже
ни в чем не повинным, приходилось претерпевать подобную
же, а то и еще худшую участь в те времена, кое-кем
именуемые "добрыми, старыми", времена рыцарей и любезных
