буду считать, что в этом большая доля вашей вины.
-- Нет, -- ответила настоятельница, -- на это есть
причины. Вы уезжали и не слышали. -- Она поколебалась
и, нервно оглянувшись, увидела Сайсели и Эмлин, стоящих
позади нее. -- Что ты здесь делаешь, дочь моя? --
спросила она с такой строгостью, какой еще никогда не
проявляла.
-- Право, не знаю, матушка, -- ответила Сайсели. --
Сестра Бриджет сказала нам, что лорд аббат желал нас
видеть.
-- Я же велела ей сказать, чтобы вы ждали его в
моей комнате... -- сказала настоятельница раздраженным
голосом .
-------------------------
' Анне Болейн отрубили... голову. -- В 1535 году вторая
жена Генриха У111, Анна Болейн, была казнена по обвинению в
измене королю. На следующий день после казни Генрих \/111 женился
на ее фрейлине -- Джен Сеймур).
-- Ну, -- прервал аббат, -- похоже, что ваша посланная
просто дура; если это та изрытая оспой ведьма, то
у нее не осталось мозгов уже много лет назад. Опекаемая
Сайсели, здравствуй. После горестей, постигших
тебя, о которых, с твоего разрешения, мы не будем говорить,
потому что бесполезно тревожить подобные воспоминания,
я надеялся, что ты сменишь свою мирскую
одежду на лучшую, и очень жалею, что это не так. Но,
перед тем как ты вошла, святая мать говорила о каком-
то препятствии, стоящем между тобой и господом. Что
это? Может, мой совет поможет тебе? Надеюсь, не эта
женщина сбивает тебя с толку. -- И он хмуро взглянул
в сторону Эмлин, которая тотчас же спокойно ответила:
-- Нет, милорд аббат, я не стою между ней и господом
с его святыней; я защищаю ее от человека и
его несправедливости. Все же, если желаете, могу
сказать вам об этом препятствии -- оно послано самим
богом.
Тут старая настоятельница, покраснев до корней
седых волос, наклонилась вперед и прошептала на ухо
аббату слова, от которых он вскочил, как будто его
ужалила оса.
-- Порази его чума! Не может быть, -- сказал он, --
Что ж, если так, придется проглотить и эту пилюлю.
Жаль, впрочем, что так случилось, -- добавил он с усмешкой
на смуглом лице. -- Много лет прошло с тех пор, как
в этих стенах родился внебрачный ребенок, а теперь дело
обстоит так, что это может расшатать их и наделать
вам бед...
-- Я знаю, что такое потомство опасно, -- прервала
Эмлин, глядя Мэлдону прямо в глаза. -- Мой отец говорил
мне об одном молодом монахе в Испании, -- я забыла
его имя, -- из-за которого некие дамы по такому
же поводу были подвергнуты пытке. Но кто смеет говорить
о незаконности ребенка госпожи Сайсели Харфлит,
вдовы сэра Кристофера Харфлита,убитого блосхолмским
аббатом?
-- Молчи, женщина! Где нет законного брака, там
не может быть законного ребенка...
-- Который смог бы получить законно унаследованное
имущество. Скажите, милорд аббат, разве сэр Кристофер
тоже сделал вас своим наследником?
Тогда, не дав ему ответить, Сайсели, молчавшая все
это время, вдруг заговорила:
-- Осыпайте меня какими вам угодно оскорблениями.
Милорд аббат, вы отняли у меня отца, мужа,
сердце вырвали мне из груди, отнимите у меня также
и мое богатство, если сможете. Мне это все равно. Но
не клевещите на моего ребенка, если он у меня родится,
и не смейте затрагивать его права. Не думайте, что вы
сможете сломить мать так же, как сломили девушку:
перед вами окажется разъяренная волчица.
Он смотрел на нее да и все смотрели на нее, потому
что в глазах Сайсели было что-то, заставившее их
отвести взгляд. Клемент Мэлдон, знавший жизнь и понимавший,
как волчицы могут бороться за своих волчат,
прочел в них предостережение, принудившее его изменить
тон.
-- Ну, ну, ну, дочь моя, -- сказал он, -- какой смысл
говорить попусту о ребенке, которого нет и, может, никогда
не будет? Когда он родится, я его окрещу, и мы
поговорим.
-- Когда он родится, вы не коснетесь его и пальцем.
Я бы предпочла, чтобы он лучше сошел в могилу некрещеным,
чем отмеченным вашим кровавым крестом.
Он махнул рукой.
-- Есть другой вопрос или скорее два, о которых я
должен поговорить с тобой, дочь моя. Когда ты дашь
свои первые обеты?
-- Мы поговорим об этом после того, как родится
мой ребенок. Это дитя греха, вы говорите, а я, неисправимая,
безнравственная женщина, не готова для того,
чтобы дать святой обет, и вы не можете меня к нему
принудить, -- ответила она с горькой насмешкой.
Опять ев махнул рукой, потому что волчица показала
зубы.
-- Второй вопрос, -- продолжал он, -- заключается в
том, что хне нужна ваша подпись под документом. Это
всего лишь формальный документ, и я боюсь, вы не
сможете его прочесть, как и я, по правде сказать. --
И с какой-то лицемерной улыбкой он вытащил неразборчивый
документ и развернул его перед ней на столе
-- Чтоб -- засмеялась она, отшвыривая пергамент
в сторону. -- Вы забыли, что вчера я стала совершеннолетней
и поэтому не нахожусь больше под ваше! опекой,
если даже когда-либо и была? Вам следовало продать
мое наследство поскорее, потому что теперь ваши права
стоят не больше, чем прошлогодние гнилые яблоки,
а я ничего не подпишу. Будьте свидетелями, мать Матильда и ты, Эмлин Стоуэр, что я ничего не подписала.на
и ничего не подпишу. Клемент Мэлдон, аббат Блосхолма,
я свободная совершеннолетняя женщина, даже если, как
вы утверждаете, распутница. Какое вы имеете право
заковывать в цепи распутницу, не являющуюся монахиней?
Отоприте ворота и дайте мне уйти.
Теперь он почувствовал всю остроту ее волчьих
клыков.
-- Куда бы ты пошла? -- спросил он.
-- Прямо к королю, чтобы изложить перед ним мое
дело, как собирался сделать мой отец в прошедшее
рождество.
Речь эта была смелой, но безрассудной. Волчица не
сдержалась и зарычала -- зарычала на охотника с окровавленным
мечом.
-- Кажется, твой отец не добрался до короля со
своим лживым доносом, не доберешься, пожалуй, и ты,
Сайсели Фотрел. Времена сейчас жестокие, пахнет восстанием,
в лесах и на дорогах бродит много отчаянных
людей. Нет, нет, ради своей безопасности оставайся
здесь, пока...
-- Пока вы не умертвите меня. 0! Это у вас на уме.
Знайте, я просила у бога помощи, милорд аббат. И какой
бы тяжкой ни была моя судьба, какой бы близкой
ни представлялась мне смерть, я не боюсь вас -- и я и
мой ребенок, -- ибо господь уже приготовил камень,
который упадет на вашу голову. Этот камень похож на
топор.
Тут старая настоятельница воздела руки к небу и
открыла от ужаса рот, но аббат вскочил со своего места
в ярости или, может быть, в страхе?
-- Ты назвала себя распутницей, -- воскликнул он, --
но я назову тебя еще и ведьмой, и если ты заслуживала
снисхождения, то теперь должна погибнуть в огне как
ведома. Мать Матильда, я приказываю вам, во имя данных
вами обетов, хорошенько стеречь эту ведьму и докладывать
мне о ее колдовстве. Не годится, чтобы подобная
тварь ходила повсюду и причиняла зло невинным.
Ведьма и распутница, уходи к себе!
Сайсели выслушала, потом без единого слова рассмеялась
презрительным смехом и, повернувшись, вышла.на
из комнаты, а следом за ней пошла настоятельница.
Но Эмлин не двинулась с места. Она осталась, и на
ее смуглом красивом лице играла улыбка.
-- Не повезло вам, хоть вы и бросали кости, налитые
свинцом, -- сказала она смело.
Аббат набросился на нее с ругательствами.
-- Женщина, -- сказал он, -- если она ведьма, ты-демон-искуситель,
и ты наверняка сгоришь, даже если
она избежит этого. Именно ты научила ее вызывать
дья вол а .
-- Тогда вам лучше оставить меня в живых, милорд
аббат, чтобы я могла научить ее, как обуздать его. Нет,
не угрожайте мне: ведь на дыбе я, чего доброго, заговорю
а птицы небесные разнесут повсюду то, чтоб я
расскажу.
Его лицо побледнело; потом он вдруг спросил:
-- 1"де драгоценности? Мне они нужны. Отдай мне
драгоценности, и ты будешь свободна, и, возможно, твоя
проклятая хозяйка тоже.
-- Я сказала вам, -- ответила она. -- Сэр Джон взял
их с собой в Лондон, и если они не были найдены на его
теле, значит, он или выбросил их или Джефри Стоукс
увез их туда, куда он уехал. Обшарьте болото, обыщите
лес, найдите Джефри и спросите его.
-- Ты лжешь, женщина! Когда ты и твоя хозяйка
бежали из Шефтона, слуга видел у тебя в руках шкатулку.
-- Правильно, милорд аббат, но драгоценностей уже
там не было; там были только любовные письма моей хозяйки,
а их она не хотела оставлять.
-- Тогда где шкатулка и где эти письма?
-- Нам не хватало топлива во время осады, и мы
сожгли и то и другое. Когда у женщины есть муж, ей не
нужны его письма. Уж вы, Мальдонадо, -- многозначительно
добавила она,-- вы-то должны знать, что не всегда
благоразумно хранить старьте письма. Хотела бы я
знать, что бы вы дали за кое-какие письма, которые
я видела и которые не сожжены!
-- Проклятое отродье сатаны, -- прошипел аббат, --
как смеешь ты издеваться надо мною? Когда Сайсели
венчалась с Кристофером, она надела те самые жемчужины. Я слышал об этом от тех, кто видел ее с ожерельем
на труди, с бесценными жемчужинами и ушах,
похожими на розовые бутоны.
-- Ого! Ого! -- сказала Эмлин. -- Значит, вы признаете, что она была обвенчена, а сами только что обозвали
ее, чистую душу, распутницей! Ладно, милорд аббат, не
будем больше кривить душой: да, на ней были драгоценности.
Джефри ничего с собой не увез, кроме вашего
смертного приговора.
-- Тогда где же сни? -- спросил он, ударив кулаком
по столу.
-- Где? О, там, где вы их никогда не найдете, --
взвились в небо, когда бушевал пожар. Боясь, чтобы нас
не ограбили, я спрятала их за секретной панелью в ее
комнате, в надежде вернуться за ними позже. Идите
выгребайте золу; вы, может быть, найдете один или два
треснутых бриллианта, но не жемчужины: они в огне
испаряются. Вот вам, наконец, правда, и много она принесет
вам пользы.
Аббат застонал. Как большинство испанцев, он легко
возбуждался и ничего не мог с этим поделать; вся
горечь, скопившаяся у него в сердце, прорвалась наружу.
Эмлин потешалась над ним.
-- Видите, как мудрым и могущественным мира сего
случается самих себя перехитрить. Клемент Мальдонадо,
я знаю вас около двадцати лет. Когда меня называли
блосхолмской красавицей и старый аббат, ваш предшественник,
взял меня под опеку церкви, вы находили для
меня более нежные слова, чем те, которыми обзываете
сегодня, хотя я-то всегда ненавидела вас -- ведь вы
затравили моего отца. Да, я следила за вашим возвышением
и увижу ваше падение, и я знаю ваше сердце и
все его желания. Деньги -- вот чего вы домогаетесь и что
хотите получить, иначе вам не добиться своей цели.
Вам нужны были драгоценности, а не Шефтонские земли,
которые теперь невысоко ценятся, а скоро совсем потеряют
цену. Да, на одну из этих розовых жемчужин,
если их продать евреям, можно закупить три прихода-и
людей и дома. Ради этих драгоценностей вы послали
на смерть одних, причинили горе другим, а свою собственную
душу навеки погубили, хотя, если бы вы были
благоразумны и посоветовались со мной, все эти драгеценности или по меньшей мере некоторые из них перешли
бы к вам. Сэр Джон был не дурак. Он охотно расстался
бы с одной или двумя жемчужинами, цены которых
не знал, чтобы прекратить непримиримую вражду
с церковью и отстоять права свои и своей дочери. А теперь,
ослепленный безумием, вы сожгли их -- сожгли
драгоценности, которыми можно было бы заплатить
выкуп за короля или, вернее, с помощью которых его
можно было бы свергнуть 0! Если бы вы только об этом
догадывались, вы бы отрубили руку, поднесшую факел
к стенам Крануэл Тауэрса, потому что теперь вам не
хватит золота, и все ваши грандиозные планы провалятся
и погребут вас под собою, как вы хотели похоронить
нас в Крануэле.
Аббат, терпеливо слушавший эту длинную и горькую
речь, снова застонал.
-- Ты умная женщина, -- сказал он. -- Мы понимаем
друг друга, потому что мы одной крови. Ты знаешь, в чем
дело; какой совет ты бы мне дала?
-- Тот, которого вы не примете, будучи заранее
