такой легкостью, не стоит хранить. Но если вы поняли, что за разглашение
тайны вас постигнет внезапная и жестокая смерть, - это уже другое дело!
Итак, вы согласны?
- Согласен.
- Превосходно. Я полагаю, ваши вещи в гостинице? Сейчас я пошлю
носильщиков; они оплатят ваш счет и все принесут сюда, Вам самим идти туда
незачем, племянничек. Давайте-ка лучше посидим и выпьем еще по стаканчику!
Чем скорее мы сойдемся, племянничек, тем лучше.
Вот так я познакомился с моим благодетелем сеньором Андресом де
Фонсекой, самым удивительным человеком, какого я когда-либо видел.
Несомненно, читатель подумает, что, связавшись с ним, я поступил
опрометчиво, сам накликал на себя беду, а может быть, просто попался в
сети ловкого мошенника, который ради своих темных замыслов вовлек, меня,
юнца, в преступное и гибельное дело. Но на поверку все вышло совсем не
так, и это, пожалуй, самое странное во всей этой удивительной истории.
Каждое слово Андреса де Фонсеки оказалось истинной правдой.
Он был джентльменом, наделенным блестящими способностями, однако со
странностями: какое-то горе, поразившее его много лет назад, наложило на
него отпечаток. Я не знаю, кто обучал его медицине, если он вообще
когда-либо ей обучался, но как знаток людей, особенно женщин, он не имел
себе равных. Он много путешествовал, много видел я ничего не забывал. В
каком-то отношении он был просто знахарем, но его знахарство никогда не
превращалось в бессмысленное шарлатанство. Правда, он стриг дураков и даже
занимался астрологией, зарабатывая деньги на суевериях, но в то же время
Андрес де Фонсека совершал немало добрых дел без всякого вознаграждения.
Он мог взять с богатой дамы десять золотых песо за окраску волос и вместе
с тем совершенно бесплатно нянчиться с какой-нибудь бедной девушкой,
попавшей впросак. Мало того: после выздоровления он сам подыскивал ей
подходящее приличное место! Он знал все тайны Севильи, но никогда не
пытался ими торговать, говоря, что это не окупается. Андрес де Фонсека
считал себя всесветным пройдохой, но в действительности же он был
человеком честнейшей души.
Что касается меня, то я с ним чувствовал себя свободным и счастливым,
насколько это возможно в моем положении. Вскоре я вошел в свою роль и
разыгрывал ее превосходно. Меня представляли, как племянника старика
Фонсеки, который практиковался под руководством своего дяди, богатого
врача, чтобы впоследствии занять его место. Это в сочетании с моей
внешностью и манерами открыло мхе доступ в лучшие дома Севильи. Здесь я
выполнял ту часть наших общих дел, которую мой хозяин целиком препоручил
мне, потому что сам он уже не показывался в светском обществе города.
Денег у меня было вдоволь, и я мог жить припеваючи; впрочем, вскоре
выяснилось, что в делах я разбираюсь не хуже, чем в удовольствиях. Все
чаще и чаще среди веселого бала или во время карнавала ко мне приближалась
то одна, то другая дама и, понизив голос, спрашивала, не согласится ли дон
Андрес де Фонсека принять ее наедине по очень важному делу; в ответ на
такой вопрос я назначал время и место свидания. Если бы не я, все эти
клиентки были бы для нас потеряны, потому что многие из них иначе не
смогли бы преодолеть свою стыдливость.
Тонно таким же образом, когда празднество заканчивалось и я собирался
домой, меня частенько брал под руку какой-нибудь щеголь и просил у моего
хозяина помощи в самых разнообразных делах - в любовных, в финансовых, а
то и в деле чести. Тогда я вел его прямо к нашему старинному мавританскому
дому, где сидел и писал, облаченный в бархатную мантию, дон Андрес,
подобный какому-то раскинувшему свою паутину ночному пауку, ибо большую
часть наших дел мы вершили ночью. Тут же любой вопрос разрешался ко
всеобщему благополучию - и не без выгоды для моего хозяина!
Постепенно я приобрел репутацию человека, который, несмотря на свою
молодость, отличается крайней рассудительностью, никогда не говорит о том,
что услышал, не вступает в ссоры, не пьет, не увлекается азартными играми
и никому не выдает ни своих, ни чужих секретов; ни одна ив близко знакомых
мне прелестных дам не могла похвастаться, что стала поверенной моих тайн.
Точно так же стало известно, что я сам довольно умелый врач, и дамы
Севильи начали передавать друг другу, что никто не может сравниться с
племянником старого Фонсеки в искусстве удаления пятен с кожи и окраски
волос, а, как известно, одно лишь это уже стоит целого состояния. Не
удивительно, что клиентки начали все чаще и чаще обращаться именно ко мне.
Короче говоря, дела наши шли так хорошо, что за полгода своей службы я
увеличил почти на треть доходы от нашей и без того достаточно обширной
практики, одновременно освободив моего хозяина от немалой доли хлопот.
Это была странная жизнь, и если бы я написал обо всем, что мне
довелось узнать и услышать, получилась бы сказочная история, но к моему
повествованию она не имеет отношения. Казалось, что все маски молчания и
улыбок, с помощью которых мужчины и женщины скрывают свои истинные мысли,
вдруг упали передо мной и я услышал голоса сердец, говоривших чистую
правду. К нам приходили очаровательные девушки и милые жены и сознавались
в таких пороках, что никто бы не поверил, если бы они не рассказывали о
них сами; мы сталкивались порой с тайными убийствами супруга, любовника
или соперницы; иногда появлялась какая-нибудь престарелая дама,
стремившаяся заманить в свои сети молодого мужа, а иногда это был богач
или богачка, мечтавшие купить себе титул, породнившись с обнищавшей, но
знатной семьей. Таким я помогал без особой охоты, зато всякую повесть о
несчастной или обманутой любви всегда выслушивал с сочувствием, потому что
сам был в сходном положении. В подобных случаях моя симпатия была
настолько глубокой и искренней, что несчастные красавицы не раз пытались
найти во мне утешителя, и однажды дело дошло до того, что стоило мне
захотеть, и я бы женился на одной из самых прелестных и самых богатых
знатных дам Севильи.
Но мне не нужна была ни одна из них. День и ночь я думал только о
моей златокудрой Лили.
8. ВТОРАЯ ВСТРЕЧА
Можно подумать, что при таком времяпрепровождении я совершенно забыл
о цели своего приезда в Севилью, о том, что я должен найти Хуана де Гарсиа
и отомстить ему за смерть моей матери. Но это не так. Едва обосновавшись в
доме Андреса де Фонсеки, я начал как можно осторожнее разузнавать, где
находится де Гарсиа, однако без малейших результатов. Размышляя
хладнокровно, я пришел к убеждению, что у меня довольно слабые шансы
отыскать де Гарсиа в Севилье. Правда, он говорил в Ярмуте, что
направляется именно сюда, однако его корабль не появлялся ни в Кадисе, ни
на Гвадалквивире, да и вообще вряд ли человек, совершивший убийство в
Англии, станет рассказывать англичанам о том, куда он действительно хочет
плыть. Тем не менее я продолжал поиски.
Старый дом моей матери и бабушки давно сгорел, жили они замкнуто, и
через двадцать с лишним лет в Севилье о них все забыли. Мне удалось найти
лишь одну прозябавшую в нищете старуху, которая некогда была служанкой
моей бабушки и знавала мою мать. В тот момент, когда мать бежала в Англию,
старуха была где-то в другом месте, однако я все же получил от нее
кое-какие сведения. О том, что я внук ее бывшей госпожи, я ей, разумеется,
не сказал.
Насколько мне удалось установить, после бегства матери с отцом в
Англию де Гарсиа начал преследовать мою бабушку и свою тетку всевозможными
тяжбами и прочими способами. Этот негодяй довел ее до полного разорения и
после этого бросил умирать с голоду. О нищете, в которой она доживала свои
дни, можно судить хотя бы по тому, что ее похоронили бесплатно в общей
могиле. Старуха служанка еще рассказала мне, будто бы де Гарсиа вскоре
совершил какое-то преступление и был вынужден бежать, но что это за
преступление, она не помнила, поскольку с тех пор прошло не менее
пятнадцати лет.
Все это я узнал на четвертый месяц пребывания в Севилье. Рассказ
старухи был для меня, конечно, интересен, но поискам моим он нисколько не
помог.
Дней через пять после этого разговора, возвращаясь ночью к себе
домой, я разминулся на пороге патио с выходившей молодой женщиной под
густой вуалью. Я обратил внимание на ее высокую стройную фигуру. Дама
рыдала так безудержно, что все ее тело содрогалось. Подобные сцены для
меня уже были привычны, ибо многие из тех, кто прибегал к помощи моего
хозяина, имели все основания горько плакать, а потому я прошел мимо нее,
ни слова не говоря. Но когда я вошел в комнату, где дон Андрес принимал
пациентов, то рассказал ему о своей встрече и спросил, кто эта дама.
- Ах, племянник! - ответил Фонсека, который всегда называл меня так,
а в последнее время вообще начал ко мне относиться, словно я и в самом
деле был его родственником. - Аж, племянник, тяжелый случай! Но ты ее не
знаешь - она из бесплатных клиентов. Бедняжка из знатной семьи, пошла в
монахини, принесла обет, и тут появляется щеголь, тайно встречается с нею
в монастыре, обещает на ней жениться, если она согласится с ним бежать, и
на самом деле устраивает какую-то комедию венчания, как она рассказывает,
и все прочее, Теперь он от нее сбежал, а она ждет ребенка. Но что самое
страшное: если она попадется в лапы к попам, ее ждет мучительная,
медленная смерть - несчастную замуруют в монастырскую стену. Она пришла ко
мне посоветоваться и принесла вместо платы свои серебряные побрякушки. Вот
они.
- И вы их взяли?
- Да, взял. Я всегда беру плату. Но я возместил их вес золотом. А
потом я указал ей укромное местечко, где она сможет спрятаться от попов и
переждать, пока охота за ней не кончится. Единственно, чего я не сделал,
так это не сказал, что ее любовник - самый последний из мерзавцев,
когда-либо появлявшихся на улицах Севильи. Но какой в этом толк? Она все
равно его больше не увидит. Ты-ш-ш! Кажется, пришла герцогиня, Это
астрологический случай. Где гороскопы и жезл? Ага. А хрустальный шар?
Спасибо. Теперь прикрути лампы, дай мне вон ту книгу и исчезни!
Я повиновался и едва не столкнулся с массивной дамой, которая в
сопровождении дуэньи боязливо пробиралась по темному коридору для того,
чтобы узнать будущее по звездам и заплатить за это немало золотых песо.
Вид ее так меня насмешил, что я быстро позабыл о другой даме и ее
горестях.
Теперь я должен рассказать о том, как я во второй раз встретился со
своим двоюродным дядюшкой и смертельным врагом Хуаном де Гарсиа.
Дня через два после того как я столкнулся с плачущей дамой под
вуалью, я шел около полуночи по окраинной улочке города, где почти не
встречается прохожих. Появляться одному в такое время в этом квартале
весьма небезопасно, однако у меня было поручение от моего хозяина, не
терпевшее отлагательств. К тому же я не имел врагов и, наконец, был
вооружен: при мне была та самая шпага, что я отнял у де Гарсиа близ
Дитчингема, шпага, которой была убита моя мать и которой я надеялся
отомстить ее убийце. В обращении с этим оружием у меня к тому времени уже
был изрядный опыт: каждый день я брал по утрам уроки фехтования.
Выполнив поручение, я шел, не торопясь, домой, раздумывая о своей
странной жизни, столь отличной от моего детства, прошедшего в долине
Уэйвни, и о многих прочих вещах. Я думал о Лили, о том, что ее преследует
мой братец Джеффри, понуждая выйти за него замуж, и о том, сумеет ли она
