одежды, опустили на предназначенное ей место в приделе дитчингемской
церкви. Там же, рядом с нею, покоится ныне и мой отец, а чуть поодаль, под
бронзовыми изваяниями, - родители Лили и все их многочисленные дети.
Эти похороны были для меня мучительны. Не в силах сдержать свое горе,
отец разрыдался, а моя сестра Мэри без чувств упала мне на руки. Почти все
в церкви плакали, потому что хотя моя мать и была по рождению
чужестранкой, ее все любили за обходительность и доброе сердце.
Но вот похороны подошли к концу. Благородная испанская дама и жена
англичанина уснула последним сном в старой церкви, где она будет покоиться
еще долго после того, как люди позабудут не только ее трагическую историю,
но и самое ее имя. А это, как видно, случится скоро, потому что из всех
Вингфилдов в наших краях остался в живых один я. У сестры моей Мэри,
правда, есть наследники, к которым перейдет все мое состояние, за
исключением некоторых пожертвований на бедных Банги и Дитчингема, однако
они уже носят другое имя.
Когда все было кончено, я вернулся домой. Отец сидел в гостиной,
погруженный в безысходную скорбь, а рядом с ним - мой брат Джеффри. Отец
снова начал осыпать меня самыми горькими упреками за то, что я упустил
убийцу, когда сам бог отдал его в мои руки.
- Вы забываете, отец, он же любезничал с девушкой, - язвительно
заметил Джеффри. - А это для него, видно, было куда важнее, чем спасение
матери. Ну что же, зато он сразу убил двух зайцев: позволил убийце бежать,
хоть и знал, что наша мать больше всего боялась появления испанца, и
заодно поссорил нас со сквайром Бозардом, нашим добрым соседом, которому
почему-то весьма не понравилось подобное ухаживание.
- Да, ты прав, - отозвался отец. - Кровь матери на твоих руках,
Томас!
Я слушал и чувствовал, что больше не в силах переносить подобную
несправедливость:
- Все это ложь! - воскликнул я. - И я это повторю даже родному отцу,
Ложь! Этот человек убил мою мать до того, как я его встретил. Он уже
возвращался в Ярмут к своему кораблю и только случайно сбился с дороги.
Почему же вы говорите, что кровь матери на моих руках? Что же до моего
ухаживания за Лили Бозард, то это уже мое дело, братец, а не твое, хотя
тебе, конечно, хотелось бы, чтобы все было иначе! А вы, отец, почему вы не
сказали мне раньше, что боитесь этого испанца? Я слышал только какие-то
намеки и не обратил на них внимания, потому что думал о другом. А теперь
слушайте, что я вам скажу. Вы, отец, призвали на меня проклятие божье,
чтобы оно тяготело надо мной до тех пор, пока я не найду убийцу и не
завершу того, что начал. Да будет так! Пусть преследует меня проклятие
божье, пока я его не найду. Я еще молод, но зато силен и ловок, С первой
же оказией я отправляюсь в Испанию и буду охотиться за ним до тех пор,
пока его не прикончу или не узнаю, что он уже мертв. Если вы дадите денег,
чтобы помочь мне в поисках, - хорошо; если нет - обойдусь и без них. Но
перед богом и перед духом моей матери я клянусь, что не успокоюсь и не
остановлюсь до тех пор, пока не заколю злодея той же самой шпагой, которой
была убита она, пока не отомщу за ее кровь убийце или не уверюсь, что он
умер, и если я когда-либо почему-либо нарушу свою клятву, пусть погибну я
еще более страшной смертью, чем погибла мать, пусть душа моя будет
отвергнута в небесах, а имя мое навсегда опозорено на земле!
Так в ярости и отчаянии я дал клятву, воздев руки к небу, чтобы
призвать его в свидетели истинности моих слов.
Отец смотрел на меня с одобрением.
- Если ты решился, сын мой Томас, в деньгах у тебя не будет
недостатка, - сказал он. - Я бы сделал это сам, ибо кровь можно смыть
только кровью, но силы мои уже не те. А потом меня слишком хорошо знают в
Испании, и Святое Судилище меня сразу найдет. Отправляйся же, и да будет с
тобой мое благословение! Ты должен это сделать, потому что наш враг
ускользнул от нас по твоей оплошности.
- Да, да, он должен ехать, - поддакнул мой брат Джеффри.
- Ты это говоришь только потому, что рад от меня избавиться, -
ответил я ему со злостью. - А избавиться от меня тебе хочется для того,
чтобы занять мое место подле одной девушки, которую мы оба знаем. Ты
хочешь воспользоваться моим отсутствием. Что ж, попытайся, если совесть
тебе позволяет! Но помни - козни за моей спиной не доведут тебя до добра!
- Девушка достанется тому, кто сумеет ее завоевать, - ответил
Джеффри.
- Сердце девушки уже завоевано, братец. Ты можешь купить у ее папаши
только тело, но никогда не получишь души, а тело без души - незавидная
добыча!
- Довольно! - вступился отец. - Не время сейчас болтать о любви и о
девушках. Слушайте меня! Я расскажу вам о вашей матери и об испанце,
который ее убил. Раньше я не говорил об этом, но теперь я должен сказать
вам все.
И отец начал:
"Когда я был молодым парнем, мне пришлось по воле отца отправиться в
Испанию. Я попал в монастырь в городе Севилье, однако монахи и монашеская
жизнь не пришлись мне по душе, и я оттуда сбежал. Год с лишним я
перебивался как мог, потому что после бегства из монастыря боялся
вернуться в Англию. Впрочем, жил я не так уж плохо, добывая деньги разными
случайными способами, но главным образом - стыдно признаться! - азартными
играми, в которых мне всегда везло. И вот однажды ночью за игорным столом
я встретил Хуана де Гарсиа. Это его настоящее имя. Он его выболтал Томасу
в порыве ярости, когда хотел его заколоть.
В те времена де Гарсиа уже пользовался дурной славой, несмотря на то,
что был еще совсем юнцом. Но собой он был хорош, отличался приятным
обхождением и принадлежал к знатному роду. Случилось так, что он выиграл у
меня в кости и, придя в отличное настроение, пригласил в дом своей тетки,
знатной севильской вдовы. У нее была единственная дочь, и это была ваша
мать. Я узнал, что девушка, Луиса де Гарсиа, обручена со своим двоюродным
братом, однако не по собственной воле, ибо контракт о помолвке был
подписан тогда, когда ей едва исполнилось восемь лет. Тем не менее союз
этот считался законным и нерушимым, поскольку в Испании такая помолвка
рассматривается чуть ли не как освященный церковью брак. Женщины,
связанные подобными обязательствами, обычно не питают к своим нареченным
никаких нежных чувств, и так было с юной Луисой. По правде говоря, она
просто ненавидела и боялась Хуана де Гарсиа, хотя он, я думаю, - по-своему
любил ее больше всего на свете. Под разными предлогами она добилась от
Хуана согласия отложить свадьбу до тех пор, пока ей не исполнится двадцать
лет. Но чем она становилась холоднее, тем больше он загорался желанием
завладеть ею, а заодно и ее весьма значительным состоянием. Подобно всем
испанцам, он был необузданно страстен и, как все беспутные игроки, всегда
нуждался в деньгах.
Скажу, не вдаваясь в подробности, что с первой же встречи я и ваша
мать полюбили друг друга, и единственным нашим желанием стало встречаться
как можно чаще. Это нам было нетрудно, ибо мать Луисы тоже боялась я не
любила своего племянника со стороны мужа и хотела избавить свою дочь от
такого супруга. Кончилось все тем, что я открылся в своей любви, и мы
тайно порешили бежать в Англию. Однако слух об этом дошел до Хуана де
Гарсиа, который имел в доме своих соглядатаев и был ревнив и мстителен,
как настоящий испанец.
Сначала он попытался отделаться от соперника, вызвав меня на дуэль,
однако обстоятельства заставили нас разойтись, не позволив даже обнажить
шпаги. Тогда он заплатил наемным убийцам, чтобы они разделались со мной,
когда я выйду ночью на улицу. Но у меня под курткой была надета кольчуга,
о которую сломались кинжалы бандитов, и я сам заколол одного из них.
Дважды потерпев неудачу, де Гарсиа, однако, не успокоился. Дуэль к
убийство из-за угла не помогли, зато оставался еще один, самый надежный
способ. Я уже не знаю, как он узнал некоторые подробности из моей жизни,
например, о том, что я сбежал из монастыря, но с таким козырем на руках
ему оставалось только выдать меня Святому судилищу как еретика и
вероотступника. Однажды ночью он так и сделал.
Это произошло накануне того дня, когда мы должны были сесть на
корабль и отплыть из Испании. Луиса, ее мать и я сидели в их севильском
доме, как вдруг в комнату ворвались шесть человек с капюшонами на головах
и, не говоря ни слова, схватили меня. Когда я спросил, что они от меня
хотят, они вместо ответа поднесли к моему лицу распятие. Я сразу понял, в
чем дело, Женщины отшатнулись, захлебываясь рыданиями. Затем тайно и тихо
меня доставили в башню Святого Судилища.
Я не буду рассказывать обо всем, что мне пришлось там вынести. Дважды
меня пытали на дыбе, один раз прижигали раскаленным железом, трижды
бичевали железными прутьями и все время кормили такими отбросами, какие у
нас в Англии никто бы не предложил и собаке. А когда мое "преступное"
бегство из монастыря и прочие так называемые "святотатства" были
окончательно установлены, меня приговорили к сожжению.
И вот, когда после целого года пыток и ужасов я уже утратил последнюю
надежду и приготовился к смерти, неожиданно пришла помощь. Вечером
последнего дня (наутро меня должны были сжечь живьем на костре) в темницу,
где я лежал без сил на соломе, явился мой главный мучитель. Он обнял меня
и сказал, чтобы я воспрянул духом, ибо церковь сжалилась над моей
молодостью и решила вернуть мне свободу. Сначала я дико расхохотался,
полагая, что это было только новой пыткой, и не поверил ни одному его
слову. Лишь когда с меня сняли мои лохмотья, одели в приличную одежду и
вывели в полночь за ворота тюрьмы, я уверовал, что бог совершил это чудо.
Измученный и пораженный, стоял я возле ворот, не зная, куда мне бежать,
когда ко мне приблизилась закутанная в черный плащ женщина и прошептала:
"Иди за мной!" То была ваша мать. Из хвастливой болтовни Хуана де Гарсиа
она узнала о моей судьбе и решила меня спасти. Трижды все планы ее терпели
неудачу, но, наконец, с помощью одного ловкого посредника золото сделало
то, в чем мне отказало правосудие я милосердие. За мою жизнь и свободу ей
пришлось заплатить огромную сумму.
Той же ночью мы обвенчались и бежали в Кадис. Однако мать Луисы не
смогла последовать за нами, потому что была больна и не вставала с
постели. Ради меня ваша любимая мать бросила все, что оставалось от ее
состояния после выкупа, заплаченного за мою жизнь, и покинула свою семью и
свою родину - так велика любовь женщины!
Все было подготовлено заранее. В Кадисе стоял на якоре английский
корабль из Бристоля, "Мэри", за проезд на котором было уже заплачено.
Однако неблагоприятный ветер задержал нас в порту. Он был так силен, что,
несмотря на все свое желание спасти нас, капитан не решался вывести "Мэри"
в открытое море. Мы провели в гавани два дня и еще одну ночь, опасаясь
всего на свете, и все же счастливые нашей любовью. И опасались мы не без
причины. Тот, кто бросил меня в темницу, поднял тревогу, уверяя всех, что
я сбежал с помощью дьявола, своего господина, и меня искали по всему
побережью. Кроме того, обнаружив исчезновение своей нареченной и будущей
жены, Хуан де Гарсиа сообразил, что мы скрылись вместе. Обостренное
ненавистью и ревностью чутье помогло ему проследить наш путь шаг за шагом,
и в конце концов си нас нашел.
Наутро третьего дня яростный ветер утих, якорь был поднят и "Мэри"
двинулась по фарватеру. Но когда корабль начал разворачиваться я матросы
приготовились поднять паруса, к борту его подошла лодка с двумя десятками
