Когда мы встретились с Каплером, мне не было тридцати, а ему
пятидесяти, но, естественно, он казался мне очень пожилым челове-
ком, хотя выглядел прекрасно. Он боялся располнеть от сидячей жиз-
ни и каждый вечер быстрым шагом проделывал два-три круга по нема-
ленькому периметру ОЛПа. Я не любитель прогулок, но с удовольстви-
ем присоединялся к Алексею Яковлевичу, чтобы послушать его расска-
зы.
Есть люди, которые воспринимают трагически даже мелкие жи-
тейские неприятности. У Каплера, как всем известно, неприятности
были крупные - те, что привели его в лагерь. Но в его голосе я ни
разу не уловил трагических ноток. И все истории, которые я от него
слышал - а чаще всего они были про арестантские судьбы - рассказы-
вались с улыбкой. Так, он весело сообщил мне, что здесь на пятом
встретил двух своих соседей: в Москве они жили с ним в одном доме
и даже на одной площадке. И всех посадили - по разным делам, но
почти в одно время. Смешно? А.Я. познакомил меня с ними: Илья Мос-
тославский, полковник Коновалов.
Вот не помню, этот ли полковник или другой, упомянутый выше
зав.пекарней, попал в тюрьму при таких забавных обстоятельствах:
сильно пьяного, его задержал патруль и отвел в военную комендату-
ру. Полковник бушевал, свирепо матерился. Комендант укоризненно
напомнил ему:
- Товарищ полковник, не забывайте: вы в военной комендатуре.
- Ебал я вашу комендатуру!
- Товарищ полковник! Я сейчас зам.министра позвоню!
- Ебал я вашего министра!
Комендант не терял надежды урезонить его.
- Постыдитесь, товарищ полковник. Посмотрите, чей над вами
портрет!
- Ебал я ваш портрет!!!
На этом дискуссия закончилась - для полковника полновесным
сроком.
От Каплера мы с Юлием Дунским услышали историю "червонного
казака" Гришки Вальдмана. (Юлик, правда, запомнил другое имя и фа-
милию: Ленька Шмидт).
Этот героический еврей-котовец после гражданской войны ока-
зался не у дел: к мирной жизни он был мало приспособлен. За старые
боевые заслуги его поставили директором какого-то завода, а в на-
чале тридцатых даже послали в Америку - набираться опыта. Оттуда
он привез холодильник (их тогда в Москве было мало, а те, что бы-
ли, называли почтительно рефрижераторами) и дюжину разноцветных
пижам. Пижамы ему очень нравились, он даже гостей принимал в пижа-
ме. А посреди вечера убегал в спальню и через минуту появлялся в
пижаме другого цвета. В общем, это был бестолковый добродушный ев-
рей-выпивоха.
В 37 году начались аресты. Окружение Гришки-Леньки сильно по-
редело и он, при всем своем легкомыслии, забеспокоился. Понял, что
заграничная командировка может выйти ему боком. Пошел к старому
приятелю и спросил совета, как вести себя, если за ним придут.
Приятель (это был Андрей Януарьевич Вышинский) поджал губы:
- Зря у нас никого не сажают. Но могу сказать тебе одно. При-
дут - попроси показать ордер на арест: есть ли там подписи ко-
го-нибудь из секретарей ЦК и генерального прокурора или его замес-
тителя. Ты номенклатурный работник, без этих подписей ордер не-
действителен.
Гришка поблагодарил, пошел домой. В ту же ночь за ним пришли.
Позвонили в дверь, на вопрос "Кто?" ответили: "Телеграмма".
- Подсуньте под дверь, - распорядился Вальдман. Тогда они пе-
рестали валять дурака:
- Открывайте! НКВД.
Гришка велел домработнице открыть дверь. Вошли трое и замерли
у порога: хозяин, в пижаме с тремя орденами Красного Знамени на
груди, стоял облокотившись на рефрижератор. В руке он держал мау-
зер; длинный ствол был направлен на вошедших.
- Покажите ордер! - потребовал Вальдман. Старшой с готов-
ностью рванулся вперед.
- Не подходить! Клава, дай швабру. - И взяв у домработницы
щетку на длинной ручке, протянул ее чекисту. - Ложи сюда.
Подтянув к себе ордер, Гришка долго вертел его в руках,
по-прежнему держа энкаведешников под прицелом. В грамоте он был не
очень силен, но все что нужно, углядел.
- Где подпись секретаря?
- А что, нету? Так это мы сейчас. Поедемте, там подпишем.
- Никуда я с вами не поеду. Вы самозванцы, пошли вон!
Старшой потоптался на месте, попросил:
- Товарищ Вальдман! Разрешите позвонить по телефону.
Тот разрешил: телефон висел на стене в коридоре.
- Не идет, - сказал чекист кому-то в трубку. Последовала пау-
за. Видимо, на том конце провода ругались: чего вы с ним чикае-
тесь? Хватайте его и везите.
- Нельзя... Я говорю, нельзя. Обстоятельства не позволяют.
Вся троица покинула квартиру, пообещав, что скоро вернутся.
Не вернулись. То ли других забот было много, то ли самих по-
садили - тогда такое было не в диковинку. Как бы там ни было,
Вальдман остался на свободе. Посадили его года через три - за
растрату. Старые котовцы пустили шапку по кругу, набрали чуть ли
не миллион и принесли в прокуратуру - выкупать Вальдмана: его лю-
били. Разумеется, их погнали в шею...
Эту историю рассказали Каплеру ее участники, когда он собирал
материал для фильма "Котовский".
Во время "Прогулок с Каплером" я узнал от него, что таких
особых лагерей, как Минлаг, теперь уже несколько - и все на базе
старых, обычных. Названия им дали не географические, а шифрованные
- видимо, чтобы обмануть американскую разведку. Интлаг стал Минла-
гом (Минеральным лагерем), Воркутлаг - Речлагом... А были еще Мор-
лаг, Озерлаг, Степлаг, Песчанлаг, Камышлаг и даже один с былинным
названием Дубровлаг, в Мордовии, недалеко от станции Явас.
- Я вас! - смеялся Каплер. - Страшненькое название!
Но как раз этот Дубровлаг, по слухам, был помягче других: для
слабосилки и инвалидов.
В наш Минлаг Каплер с Юликом прибыли одним этапом, но из раз-
ных мест: Алексей Яковлевич с Лубянки (это был его второй заход),
а Юлий из Кировской области. Подробно про их встречу рассказал
Юлик, когда мы наконец встретились.
В первый же день после приезда он обратил внимание на шустро-
го не очень молодого человека, который торопился сообщить всем
минлаговским начальникам, что он кинорежиссер. Юлику он не понра-
вился. А Юлик привлек его внимание - я думаю, своей молчаливостью,
стеснительностью.
- Скажите, вы из Москвы?
- Да.
- Вы наверно были студентом? В каком институте?
- В институте кинематографии. Слыхали про такой?
- Слыхал - ВГИК... Давайте знакомиться. Моя фамилия Каплер.
А до Юлика все еще не доходило. Из вежливости он поинтересо-
вался:
- Не родственник Алексею Каплеру?
Каплер грустно усмехнулся:
- Вы английский язык знаете?
- Немножко.
- Ай эм.
Юлик так и сел на борт тачки. У него сделалось такое лицо -
об этом мне рассказывал уже Каплер, - что Алексей Яковлевич на всю
жизнь проникся к нему нежностью.
Вдвоем они таскали носилки со шлаком - и разговаривали, раз-
говаривали, разговаривали. Их бригада строила дорогу для вывозки
мусора. Я видел эту дорогу: она доходила до края оврага и круто
обрывалась. Грешным делом, я подумал, что они, увлекшись разгово-
ром, завели дорогу не туда, куда следовало. Но мне объяснили:
именно туда. Там мусор сбрасывали в овраг.
Про этот отрезок их лагерной жизни Каплер рассказывал и та-
кое. Когда бригада - по пятеркам, взявшись за руки - возвращалась
в зону, сосед Алексея Яковлевича по шеренге каждый раз жалобно
просил быть поаккуратней: очень болит рука, привычный вывих.
Кто-то из работяг по секрету шепнул Каплеру, что его сосед в не-
мецком лагере военнопленных работал "жидоловом" - выявлял евреев.
Ему же немцы доверяли расстреливать их. Вот так и получился вывих
- от отдачи автомата...
С блатными Алексей Яковлевич общался мало: так уж сложилось
его лагерная судьба. Но как писатель он сумел оценить богатство их
языка.
- Представляете, Юлик, они даже в числительные ухитряются
вставить свое любимое словечко. Мишка мне сказал: "И дали мне два,
блядь, с половиной года!"
От этого же Мишки он впервые услышал: "Вот. Дали ему год. От-
сидел тринадцать месяцев и досрочно освободился". Услышал и восхи-
тился Мишкиным остроумием. Но мы это слышали тысячу раз: самая хо-
довая лагерная присказка.
О своем деле Алексей Яковлевич рассказывал неохотно. Те-
перь-то оно ни для кого не секрет, но на всякий случай напомню -
коротко.
В него влюбилась дочка Сталина Светлана. В те годы Каплер был
на вершине успеха - "Ленин в Октябре", "Ленин в 1918 г." Был об-
ласкан властями, принят в "высшем обществе" - если условно назвать
так кремлевскую элиту. Влюблялись в него женщины и покрасивее ры-
жей вчерашней школьницы. Но внимание "кронпринцессы" ему очень
льстило. Романа, собственно, не было: держась за ручку, они гуляли
по Москве, разговаривали. И повсюду за ними ходил провожатый - до-
чери Сталина полагалась охрана.
Светланиному папе эти прогулки сильно не нравились. В один
прекрасный день раздался звонок. Грубый голос велел:
- Каплер, перестаньте крутить мозги дочке Сталина! Будет пло-
хо.
Алексей Яковлевич не поверил, а зря.
Как-то раз Светлана пришла в слезах: из-за Каплера она опоз-
дала на папин день рождения; он рассердился, шмякнул об пол тарел-
ку с праздничным пирогом, накричал на дочь... В общем, Алексею
Яковлевичу лучше уехать.
Он послушался, уехал. Сначала отправился в "партизанский
край", потом на сталинградский фронт - собкором "Правды". И пого-
рел на литературном приеме: своим корреспонденциям с фронта он
придал форму писем некоего лейтенанта к любимой девушке. Лейтенант
писал примерно так: "Помнишь, любимая, как мы гуляли по Александ-
ровскому саду, как смотрели на Кремль с Каменного моста?.." Именно
эти маршруты фигурировали в ежедневных отчетах Светланиного охран-
ника.
Сталин пришел в ярость: он решил, что этот наглый еврей таким
хитрым способом объясняется в любви его дочери. Газета "Правда"
получила первый в своей истории выговор по партийной линии. А Кап-
лера арестовали, дали пять лет по ст.58.10 ч.II (антисоветская
агитация: "восхвалял мощь германской армии... выражал сомне-
ние...") и отправили на Воркуту.
Начальником Воркутлага был тогда генерал Мальцев, человек не
глупый и не трусливый. Он не побоялся расконвоировать своего знат-
ного узника и предложил написать что-нибудь о "заполярной кочегар-
ке" - Воркуте.
Алексей Яковлевич, походил, присмотрелся - и отказался пи-
сать. Объяснил: рассказать, как оно есть, не позволят, а писать,
что Воркуту, как "город на заре", Комсомольск, построили комсо-
мольцы-добровольцы - это ему совесть не позволяет. Генерал не нас-
таивал.
Каплер хорошо фотографировал. Ему разрешили выписать из дому
все необходимое, и он стал городским фотографом. Возможно и по сей
день сохранилась в Воркуте будочка "Фотография "Динамо". Лет двад-
цать назад она еще стояла: Каплер ездил на Воркуту с женой, Юлей
Друниной, и показывал ей свою бывшую резиденцию. Правда, мемори-
альной доски: "Здесь жил и работал А.Я.Каплер" не было...
Воркута гордилась своим театром. Труппа была смешанная: воль-
ные и зеки. Смешанным был и репертуар - даже оперы, по-моему, ста-
вили. Или оперетты? Главные роли играла длинноногая красавица Ва-
лентина Токарская. Кто видел довоенный фильм "Марионетки", навер-
няка помнит ее.
В войну она вместе с фронтовой бригадой московских атристов
попала к немцам в плен. Явных евреев расстреляли, а неявные вместе
с русскими стали работать в теперь уже немецких фронтовых бригадах
- выступали большей частью перед власовцами. Репертуар был совер-
шенно аполитичный; когда война кончилась, особых претензий к ар-
тистам "органы" не имели. Но на беду в руки одного из военных кор-
респондентов (знаю кого, но из симпатии к его дочери не назову фа-
