ний эшелон, погнали к вагонам.
Состав показался мне очень длинным, конца его я не видел. Для
нас, тех, кого привели из Вологодской тюрьмы, отведено было пять
или шесть теплушек. Мы с Сашкой Переплетчиковым опять попали в
один вагон - но на этот раз не по счастливой случайности, а благо-
даря вовремя проявленной инициативе.
В ходе переклички мы заметили: в краснухи грузят по общему
списку, в алфавитном порядке. Чтобы не расставаться, я, по выраже-
нию Сашки, "крутанул чертово колесо": рискнул поменяться на время
пути фамилией и статьей с соседом по камере Ромкой Полторацким -
он, как и Переплетчиков, был на "п", а значит, попадал в один с
ним вагон. Теперь он стал Фридом, а я Полторацким Романом Владими-
ровичем. Правда, не обошлось без конфуза: когда начальник конвоя
выкликнул мою новую фамилию, я с непривычки среагировал не сразу.
И только услышав второй раз "Полторацкий!", торопливо отбарабанил:
- Роман Владимирович, двадцать третьего года, пятьдесят во-
семь один "а", двадцать пять и пять по рогам.
Чилита, чья фамилия начиналась на "с", попал с нами.
В нашей краснухе, кроме каргопольчан, ехало человек десять
литовцев - свеженьких, только что с воли (точнее - из следственной
тюрьмы). Мы с обоими Сашками заняли престижные места на верхних
юрцах; литовцы разместились внизу - кто попроворней, на нарах, ос-
тальные на полу.
Посреди теплушки стояла печка-буржуйка. На Севере апрель хо-
лодный месяц; печку топили, но для всех желающих погреться места
возле нее не хватало.
Перед кем еще изображать урку, если не перед новенькими? Саш-
ка Переплетчиков нагло, по-блатному, потребовал, чтоб его пустили
к печке. Кто-то из литовцев уперся, Сашка стукнул его, оттолкнул и
стал греть озябшие руки. Литовец смолчал, но затаил злобу.
Прошло часа два. Под перестук колес хорошо спится даже на
жестких нарах. Я задремал у себя наверху - и проснулся от громкого
крика. Кричал Сашка. Пятеро литовцев окружили его и принялись лу-
пить, мстя за земляка.
Чилита оторвал доску, которой заколочена была щель в стенке
вагона, и прыгнул с нар. Я надел было очки, но вовремя сообразил,
что вряд ли они понадобятся. Снял и тоже спрыгнул вниз.
Там уже шла настоящая битва: Чилита орудовал доской, а Сашка
хватал с пола глиняные миски и метал их в противников. Я включился
с ходу: "надел на калган" первого попавшегося литовца, то есть,
ухватил за шею и боднул в лицо. Отчетливо помню, что в голове у
меня как боевая инструкция проносились фрагменты виденных мною ла-
герных драк. Можно было, например, ударить оппонента ребром крышки
от параши. В краснухе параши не имелось, но стоял бачок с питьевой
водой. Я нагнулся за деревянной крышкой, не увидев по близорукос-
ти, что ее нет на месте. Но она немедленно обнаружилась: кто-то из
литовцев стукнул меня этой крышкой по голове. А я в отместку "пор-
вал ему пасть" - это тоже рекомендовалось: сунуть пальцы в рот и
разодрать. Щеки тянулись как резиновые, но одну в конце концов мне
удалось разорвать. От изумления литовец даже не попытался укусить
меня.
Глиняные миски к этому времени были все перебиты. Сашка дейс-
твовал теперь заточенным черенком ложки - как ножом. Чилита отбро-
сил свою доску и тоже стал рубить и колоть.
И неприятель дрогнул. Их было вдвое, а может, втрое больше,
чем нас. Крепкие ребята - литовские партизаны или, по тогдашней
терминологии, "бандиты" - они без труда одолели бы нас в нормаль-
ной человеческой драке. Но в нашем мире они были новичками, и рас-
терялись, впервые встретившись с лагерной, не знающей запретов
жестокостью. А мы, войдя в раж, пугали их блатняцким боевым кли-
чем:
- Под нары, падлы! Под нары!
Они действительно полезли под нары: это было самое безопасное
место. На том нам бы и успокоиться, но злопамятный Сашка Переплет-
чиков пополз, не слушая увещеваний, за тем литовцем, с которым по-
лаялся в самом начале, догнал и воткнул в его ягодицу острый чере-
нок. Литовец дернулся и тяжелым армейским ботинком попал Сашке по
морде. Это сыграло известную роль в развитии событий.
А пока что я снял с одного из побежденных рубаху и отдал на
сменку свою, порванную в драке и перепачканную кровью - моей и чу-
жой. Он отдал без звука: знал уже, что так положено.
Спустя сколько-то времени поезд остановился перед очередным
семафором. Дверь краснухи стремительно отъехала в сторону, и к нам
ворвались трое краснопогонников. Старшой заорал:
- Что тут у вас?.. Ну?!
Оказывается, именно на нашей теплушке была узенькая площадка
над буферами. Такие площадки - для сопровождающего груз - бывают
на товарных вагонах, но далеко не на всех. Нам просто не повезло:
стрелок, дежуривший на площадке, слышал через тонкую стенку крики
и шум драки. Доложил начальству, и на первой же остановке они при-
бежали наводить порядок.
Сказать им, что ничего особенного не случилось? Это не прохо-
дило: весь пол был усыпан черепками, ни одной глиняной миски не
осталось в живых.
Кто-то из каргопольских нашелся:
- А тут у нас эстонец есть психованный. Это он побил миски, у
него припадок был!
Психованный эстонец с нами действительно ехал. Этого несчаст-
ного на следствии так били, что он повредился в уме. Панически пу-
гался любой голубой чекистской фуражки; когда в камеру заходил
вертухай, эстонец хватал мокрую тряпку и принимался мыть пол около
параши, демонстрируя покорность и усердие.
Сейчас, по незнанию русского языка, он не мог опровергнуть
возведенную на него напраслину - но этого и не потребовалось. Кон-
вой и так понимал, что к чему:
- Кто здесь Сашка? Кричали: "Сашка брось, Сашка, брось!"
Никто не отозвался. Тогда старшой приказал всем перейти на
одну сторону вагона и стал пропускать зеков мимо себя по одному.
Каждого он несильно ударял длинным, похожим на крокетный, молотком
- подгонял и заодно пересчитывал. Такими деревянными молотками они
обстукивают пол и стенки вагонов, угадывая по звуку, нет ли где
подрезанной доски, не готовится ли побег.
Я сидел у себя на нарах, привалившись разбитой стороной голо-
вы к стенке - чтоб не видна была засохшая над ухом кровь. Через
очки смотрел на происходящее, изображая лицом интеллигентский ис-
пуг и непонимание. Это сработало: при пересчете я остался послед-
ним и меня не стронули с места - а иначе опознали бы и во мне
участника драки. Первым из всех разоблачили Сашку Переплетчикова:
у него на скуле вздулся огромный синяк - отпечаток литовского каб-
лука. На Сашку, на Чилиту и на всех, у кого были синяки, порезы
или царапины, конвой надел наручники и увел с собой: остаток пути
они проделали в отдельном вагоне, походном карцере на колесах.
Забавно, что в этой истории все старые лагерники, ехавшие с
нами, приняли нашу сторону. Хотя виновата во всем была Сашкина
блатная фанаберия. Нет на свете справедливости!.. А я и сейчас не
уверен, мог ли я в той ситуации вести себя по-другому...
На следующий день мы прибыли на Инту. Несколько вагонов отце-
пили, остальные поехали дальше - на Воркуту. Тот, в котором был
поменявшийся со мной Ромка Полторацкий, остался на Инте. А уехал
бы Ромка в другой лагерь - не тем, кем был до этапа, а Фридом - не
знаю, как бы мы выпутывались.
Этот этап оказался последним в моей жизни - хотя прожить на
Крайнем Севере мне предстояло еще целых семь лет.
XIII. НАЧАЛО ВТОРОЙ ПЯТИЛЕТКИ
Нас выстроили в колонну и повели со станции на ОЛП-5, в ин-
тинском просторечии "Сангородок". Название условное: на пятом ОЛПе
действительно был большой стационар с хорошими врачами - в/н в/н и
з/к з/к, но большую часть населения Сангородка составляли не меди-
ки и не больные. Это был центральный распределитель рабочей силы:
при каждой шахте на Инте имелся свой лагпункт, куда после сорти-
ровки отправляли новоприбывших. Все это мы узнали несколько позд-
нее. А сейчас стояли у ворот в ожидании первого шмона.
Шмонали старательно и неторопливо. У меня нашли десять рублей
и отобрали, с удовольствием объяснив: тут вы денег не увидите! Не
положено! Затем вертухай вытянул у меня из-за голенища отточенный
обломок ложки и дал по уху. Я окусываться не стал: уже догадывался
по многим признакам, что с этими особенно не подискутируешь.
- Давай раздевайся! Все сымай!
Я разделся догола, слегка смущаясь присутствием женщин - они
пришли с нашим этапом и теперь стояли отдельной кучкой, дожидаясь
своей очереди. Торчать голышом на холодном ветру пришлось недолго;
больше ничего запретного при мне не было.
В конце концов нас запустили в зону. Сводили в баню и опреде-
лили на временное жительство в пересыльный барак. До отбоя у нас
было время оглядеться.
Внешним видом 5-й сильно отличался от каргопольских лагпунк-
тов. Пожалуй, в лучшую сторону: бараки добротной постройки, разум-
ная планировка, чистота. Но было в этой упорядоченности что-то
неприятное - например, фальшивые клумбы, на которых вместо цветов
красовались аккуратно выложенные шлаком красно-бурые узоры. Мне
вспомнилась привычная, почти уютная, неприбранность нашего 15-го.
Но вообще-то, сейчас было не до эстетики. Местные старожилы
успели рассказать: это специальный лагерь для пятьдесят восьмой,
охранять нас будут не сине-, а краснопогонники - внутренние войска
МВД. При смене караула здешние "попки" - часовые на вышках - ра-
портуют так: "Пост по охране врагов народа, изменников Родины
сдал", "Пост по охране врагов народа, изменников Родины принял!"
(Сам ни разу не слышал; за что купил, за то и продаю). Наши форму-
ляры помечены буквой "О" - "опасный", а на некоторых "ОО" - "особо
опасный". (Опять-таки - своими глазами не видел). Блатных очень
мало: только те, у кого 58.14 или восьмой пункт, террор - за
убийство милиционера или еще какого-нибудь советского начальника.
Здесь зекам сразу дают понять: если что случится, например, война
с Америкой, вас всех постреляют и покидают в шахты!..
Эти малоприятные новости не помешали нам хорошо выспаться в
первую ночь после этапа. Утром повели на завтрак; кормежка была не
хуже и не лучше, чем везде.
А после завтрака к нам в барак явился улыбчивый молодой чело-
век в очках. Спросил: нет ли у кого шерсти на продажу? Старых сви-
теров, шарфов, носков? Можно грязные, рваные - это не играет роли.
Платить будут хлебом.
Оказалось, шерсть требовалась для изготовления ковров, а мо-
лодой человек был как бы агентом по снабжению. Возглавлял же ков-
ровую мастерскую венгерский еврей Шварц, это он подал идею здешне-
му начальству. Красители он получал в посылках, а работницы - к
слову сказать, самые красивые девушки на ОЛПе - стирали добытое
очкастым снабженцем рванье, распускали и на простеньких станках
ткали ковры и коврики. Коврики - маленьким начальникам, ковры -
большим.
Шерсти у меня не было. Но расспросив о моем деле и услышав,
что я учился во ВГИКе, очкастый сказал:
- А вы знаете, что здесь Каплер?
Откуда мне было знать? Я и Каплера не знал - лично. Т.е., мы,
конечно, встречали его в гиковских коридорах - красивого, победи-
тельного, всегда оживленного. А когда были с институтом в эвакуа-
ции, узнали, что Каплер арестован. Дальше - тишина.
Скупщик шерсти представился: Виктор Луи. Рассказал, что он
тоже москвич, работал в посольстве - на чем и погорел. И повел ме-
ня к Каплеру: тот заведовал посылочной.
Тут я должен извиниться: мне придется повторяться. О своей
встрече с Алексеем Яковлевичем Каплером я довольно подробно уже
писал. ("Амаркорд-88", альм."Киносценарии" N2, 1988 г.) Но, в кон-
це концов, не каждый же обязан читать все, что я напишу. А кто чи-
тал - не обязан помнить. И опять же: если человек одними и теми
