И писем моих не читаешь,
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь, не узнаешь.
вариант Б) Я знаю, меня ты не ждешь.
Под гулкие своды вокзала
Встречать ты меня не придешь -
Мне сердце об этом сказало.
*******) Кого-то удивит: откуда в камере ножи? Ведь обыскива-
ют, наверно? Обыскивают, и очень тщательно. Но если сунуть нож в
подушку, его не так просто обнаружить: чем больше вертухай мнет ее
в руках, тем плотнее перья сбиваются в комок. Для страховки блат-
ной свою подушку с запрятанным в нее ножом давал пронести како-
му-нибудь безобидного вида старичку: того сильно шмонать не будут.
VI. ЕДЕМ НА СЕВЕР
Перевозят зеков - на дальние расстояния - двумя способами:
или в "столыпинских" вагонах (официальное название - "вагонзак"),
или в товарных. Когда-то их называли "телячьими", а в наше время
"краснухами".
Краснухи - это теплушки, в каких еще в первую мировую войну
возили солдат. На красных досчатых стенках в те годы натрафаречено
было: "40 человек или 8 лошадей".
Наш этап так и грузили - человек по сорок в каждый вагон,
особой тесноты не было. В обоих концах теплушки - нары, поперечный
досчатый настил. На нем расположились воры; их в моей краснухе
ехало шестнадцать лбов. Я и другие фраера устроились внизу. Моих
товарищей по камере рассовали по разным вагонам, даже поговорить
было не с кем. Я лежал и слушал разговоры блатных.
Молодой вор, низкорослый и худосочный, подробно рассказывал,
как они втроем "лепили скачок", брали квартиру. Все у них шло
гладко, пока не вернулась из школы хозяйская дочь, десятилетняя
девочка. И рассказчику пришлось зарезать ее.
Этого слушатели не одобрили. Возможно, теперь критерии изме-
нились, но в те годы ценилась у блатных не сила и жестокость, а
мастерство. Не бандиты были самой уважаемой категорией, а карман-
ники - "щипачи". В их деле требовалась и филигранная техника, и
артистизм, и отвага. Так что молодой вор, зарезавший девочку, мно-
го потерял в глазах своих коллег; да он и сам понял, что совершил
- faux pas - не надо было убивать, а если уж так вышло, не стоило
этим "хлестаться", хвастать.
Мне было любопытно: первый раз за все время я присутствовал
на воровском "толковище" - обсуждении этических проблем преступно-
го мира. К слову сказать, это книжное "преступный мир" ворам поче-
му-то очень нравится. Даже в песню оно попало: "Я вор, я злодей,
сын преступного мира". (Юлик Дунский пел: "Я вор, я злодей, сын
профессора Фрида".)
Не прошло и часа, как я и сам встал перед нешуточной этичес-
кой проблемой. Получилось это так. Один из пассажиров нашей крас-
нухи, Женька Эйдус, сидел со мной еще в Бутырках. Там Эйдуса не
любили: была в нем какая-то мутноватость. Еврей - а благополучно
пережил плен; в камере перед всеми заискивал; разговаривая, в гла-
за не глядел. Одет он был вполне прилично, в новенькую английскую
форму. (Его англичане освободили из немецкого лагеря, но отдали
нашим - видимо, он и союзникам не понравился). И вот теперь, чтоб
отвести от себя угрозу раскуроченья, Женька настучал блатным про
меня - вернее, про мои уже упомянутые ранее "самосудские" сапоги.
Кто-то из уркачей подсел ко мне и предложил поменяться. Не
грубо сказал - отдай, мол, мужик прохаря, они тебе в коленках
жмут, а попросил по-хорошему:
- Давай махнем? Их у тебя в лагере все равно отвернут. А я
тебе на сменку дам - смотри, какие хорошие.
И он показал мне действительно хорошие, почти ненадеванные
кирзовые сапоги. Мои, конечно, были лучше, но не в этом дело. Ка-
кое-там "попросил по-хорошему"! Если соглашусь, ясно, что струсил,
отдал "за боюсь" - так это у воров называется. А если не отдам?..
Тут я всерьез задумался: я один, а их шестнадцать. И никто не при-
дет на выручку, это уже проверено. Конвой тоже не заступится: он и
не услышит... Изобьют до полусмерти, а то и удавят... Короче гово-
ря, я не стал заедаться, поменялся с вором сапогами - с сразу зап-
резирал себя за малодушие.
Забегая вперед, скажу, что у этой истории было забавное про-
должение. На лагпункте, куда нас привезли, администрация блатных
не жаловала. Новеньким в первый же день устроили шмон, отобрали
все, награбленное в пути, и сложили на земле перед конторой: под-
ходите, фраера, забирайте свое! Целый курган получился - из шине-
лей, пиджаков, ботинок, сапог. Были там и мои, но я, ко всеобщему
удивлению, не пошел брать их: стыдно было, что отдал без боя. Глу-
по, конечно - но решил таким способом наказать себя за трусость,
остался в кирзовых, полученных на сменку. И вдруг подлетает ко мне
незнакомый блатарь, кричит:
- На, падло, подавись своими колесами! - Кидает мне под ноги
офицерские хромовые сапожки и требует назад свои кирзовые. Хромо-
вые были не мои, а кирзовые не его, но жулье народ сообразитель-
ный: когда надзиратели стали водить по зоне слишком хорошо одетых
и обутых блатных - в поисках бывших владельцев барахла, - этот во-
ришка решил "опознать" меня, чтоб выйти из дела с наименьшими по-
терями. На мне ведь были очень приличные сапоги, наверняка лучше
тех, что он дал кому-то на сменку. Я не стал отказываться, поме-
нялся с ним "колесами" и стал обладателем чужих "хромовячих проха-
рей".
Не знаю почему, но в этом случае совесть моя промолчала. За
что бог покарал меня уже через неделю: в офицерских сапожках я
сходил на работу и вернулся в зону в одних голенищах - подошвы
остались в болоте. Пришлось обуваться в лагерные "суррогатки", они
же говнодавики - башмаки, сшитые из расслоенных автомобильных пок-
рышек. А хромовые голенища мне удалось сменять у лагерного сапож-
ника на полторы буханки хлеба... Надо сказать, что сапожникам жи-
лось в лагерях хорошо: всегда в тепле, всегда сыты. В детстве отец
не раз грозил мне: "Отдам в сапожники!" (Я плохо учился). Но ведь
не отдал - а жаль. Между прочим, заложивший меня ворам Женька Эй-
дус был по профессии сапожником и на лагпункте прекрасно устроился.
Но до лагпункта, надо было еще доехать, а пока что вернусь в
краснуху. Я не помню, сколько времени мы добирались из Москвы до
станции Кодино - это там, в Архангельской области, располагалось
Обозерское отделение Каргопольлага НКВД СССР. Думаю, что не больше
двух суток. Не помню и особых тягот: нас вовремя кормили, питьевой
воды хватало, приспособились мы и пользоваться вместо параши пока-
тым деревянным желобком, выведенным наружу. Ехать было скучно - и
парнишка, знавший меня по Красной Пресне, попросил рассказать
что-нибудь. Воры на верхних нарах заинтересовались, стали уважи-
тельно упрашивать: тисни роман, керя!
Как и в камере, я стал пересказывать трогательные голли-
вудские мелодрамы. Вот когда пригодилось вгиковское образование!
Трофейные фильмы еще нигде не шли, а нам их показывали.
Особенным успехом у сокамерников пользовалось "Седьмое небо"
с Джемсом Стюартом - о любви мусорщика и проститутки. И еще "Дожди
наступили" - тоже про любовь; там индийский раджа страдал по
красавице американке, Мирне Лой.
В краснухе я рассказывал эти фильмы на сон грядущий, вместо
колыбельной - а за окошком все не темнело и не темнело. Пошли в
ход и "Летчик-испытатель", и "В старом Чикаго", но все равно день
никак не желал кончаться. Я устал рассказывать, хотелось спать...
Не сразу мы поняли, что это уже утро следующего дня - мы приехали
в белую ночь. Поезд замедлил ход, остановился. Забегали вдоль ва-
гонов конвоиры, с грохотом отъехала в сторону дверь нашей теплушки.
- Вылезай, приехали!
Весь этап - человек двести - построили возле путей, пересчи-
тали и повели к лагерю.
Высокий дощатый забор, поверху - колючая проволока; вышки по
углам, и на вышках "попки" - часовые. А над тяжелыми воротами по-
лоса кумача и по красному белые буквы: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!".
Мы очень удивились. Не "Оставь надежду, всяк сюда входящий" и
не знаменитое беломорстроевское "Кто не был, тот будет, кто был,
тот не забудет", а именно приветливое "Добро пожаловать!".
Позднее выяснилось, что приглашение адресовано было не нам.
Просто здесь, на "комендантском", неделю назад проходил слет удар-
ников лесорубов - заключенных, разумеется. Их под конвоем свезли
сюда с разных лагпунктов; их-то и приветствовало местное начальст-
во. Слет кончился, а транспарант, как водится, поленились снять.
VII. КОМЕНДАНТСКИЙ
Открылись ворота и наш этап впустили в зону. По узкому доща-
тому тротуару неторопливо шел к вахте угрюмый красномордый мужик в
"москвичке" (так на Севере называли короткое полупальто; Москва об
этом и не подозревала). Рядом со мной кто-то из блатных пробормо-
тал:
- У-у, волчара!.. Вот за кем колун ходит.
Я был уже достаточно образован, чтобы понять: воры чутьем
угадали в красномордом врага, от которого им хотелось бы избавить-
ся. Убивали, как правило, не колуном, а топором, но "колун" звучит
как-то страшнее.
Мой блатной сосед оказался почти пророком: на этого "волча-
ру", коменданта Надараю, решительного и жестокого грузина, уже че-
рез месяц кинулся Иван Серегин - правда, не с колуном и не с топо-
ром, а с ножом. Зарезать не зарезал, но довесок до червонца полу-
чил (т.е., добавили срок до десяти лет)*).
Пока нас пересчитывали и переписывали, Петька Якир - он, ока-
зывается ехал в другом вагоне - незаметно вышел из строя, минут за
десять обежал всю зону и вернулся с утешительной информацией:
- Доходить доходят, но помирать не дают. У них тут три стаци-
онара, ОК и ОП.
Это означало: работа тяжелая, кормежка плохая, но на лагпунк-
те три лазарета, Отдыхающая Команда и Оздоровительный Пункт, так
что жить, в общем, можно. Хочу сразу сказать, что помирать все-та-
ки давали. Как правило, два-три человека в день списывались "по
литеру МР", умершие. Но ведь сюда, на комендантский (почему он так
назывался, понятия не имею; ясно, что не в честь заключенного ко-
менданта Надараи) - сюда свозили со всех лагпунктов Обозерского
отделения дистрофиков, пеллагрозников, туберкулезников и всяких
других. Лечили, как могли - а врачи были хорошие, свои же зеки -
но всех не вылечишь. В ОК, Отдыхающую Команду, зачисляли недели на
две сильно истощенных, но не больных. Работягу, измученного непо-
сильными нормами, могли месяц, а то и два продержать в ОП, Оздоро-
вительном Пункте; там кормили, а работать не заставляли. Если уж и
это не помогало, списывали в инвалиды. Вот оттуда возврата не бы-
ло: доходяги рыскали по помойкам в поисках чего-нибудь съедобного,
часами варили траву в ржавых консервных банках и вконец расстраи-
вали здоровье. Не все,конечно. Кто-то нес свой крест молча, с дос-
тоинством, не унижался до попрошайничества и до помоек - у таких
было больше шансов выжить. Но до чего же трудно голодному человеку
не переступить черту! Впадали и в полный маразм. Так, Юлию Дунско-
му признался один фитиль, что подкармливается корочками сухого ка-
ла; собирать их он рекомендовал в уборной возле барака ИТР - инже-
нерно-технических работников: те питаются лучше и экскременты у
них более калорийные.
Но это было не у нас, а в другом лагере. Там, рассказывал
Юлик, смертность составляла 160 %. Это значит, что при списочном
составе лагпункта 1000 человек, умирало за год 1600. Кончилось
тем, что тамошнее начальство пошло под суд: воруй, но знай меру...
А наш этап в первый же день прогнали через санобработку,
т.е., помыли в бане и прожарили одежду. Парикмахер, блатнячка Су-
санна Столбова, брила мне лобок, командуя:
- Тяни хуишко направо!.. Так. Теперь налево его!
(Она была забавная девка. Разговаривала капризным детским го-
