Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
История - Фрид В. Весь текст 551.73 Kb

Москва-Подольск-Москва

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 7 8 9 10 11 12 13  14 15 16 17 18 19 20 ... 48
газеты. Правда, уже тогда нам, четырнадцати-пятнадцатилетним, ре-
зала слух  безвкусица  судебных репортажей:  "Подсудимый Гольцман
похож на жабу,  мерзкую отвратную жабу." Этот пассаж  я  запомнил
дословно. Помню  и то,  что месяца через три автор репортажа Сос-
новский сам был посажен и,  видимо,  тоже превратился  в  мерзкую
отвратную жабу.
     Но это были претензии к форме.  А суть у нас не вызывала по-
дозрений. Раз посадили,  значит,  было за что. И добрый немец Ро-
берт с нашего двора,  работавший на киностудии и даривший малышам
голубые и розовые куски кинолент, оказался шпионом - раз его заб-
рали. Позакрывались все китайские прачечные - стало быть, выявили
целую шпионскую  сеть.  (Правда,  над  этим уже тогда посмеивался
безвестный автор анекдота:  заказчик приходит в китайскую прачеч-
ную с претензией - почему так плохо постирали? А китаец ему:"Я не
пласика, я сапиона..." Но существовал и другой, официальный юмор:
знаменитая карикатура "Ежовы рукавицы".)
     Говорили - и никто не удивлялся,  -  что  весь  американский
джаз "Вейнтрауб синкопаторс",  приезжавший на гастроли,  оказался
шпионской бандой и арестован. Впрочем, в газетах я об этом не чи-
тал.
     Любопытно, что я даже не задавался вопросом:  куда  деваются
те, кого забрали?  Мы видели, конечно, пьесу "Аристократы" и сде-
ланный по  ней фильм "Заключенные",***) читали книгу про Беломор-
канал - но там речь шла больше об уголовниках. А политические - в
моем затуманенном сознании - просто исчезали.  Как человечки, на-
рисованные мелом на школьной доске:  прошелся мокрой  тряпкой,  и
они исчезли.  Не переместились в пространстве, а именно исчезли -
в никуда.
     Только финская война заставила нас  задуматься  -  как  так?
Финляндия -  такая  маленькая и напала на такого большого?  Этому
даже мы не могли поверить.
     Незадолго до этого был еще один  повод  призадуматься:  "юн-
керс"  со свастикой на хвосте в московском небе - прилет Риббент-
ропа. Но в школе нам объяснили, что это просто политика, дружбу с
Гитлером  не  надо принимать всерьез.  Я попытался втолковать это
своему отцу;  профессор Фрид не спорил,  только горестно вздыхал.
Так же вздыхал он еще раньше,  в тридцать восьмом - днем вздыхал,
а по ночам мучался бессонницей.  Только много лет спустя я  узнал
от  него,  что  тогдашняя волна репрессий накрыла с головой науч-
но-исследовательские  бактериологические  институты.   Пересажали
всех директоров и научных руководителей,  чудом уцелел только от-
цовский институт в Минске...  Но в те годы детям  о  таких  вещах
предпочитали не рассказывать.
     И мы оставались патриотами,  были, как писали тогда в харак-
теристиках, активными,  политически грамотными  комсомольцами.  Я
даже был  секретарем институтского комитета (и выбыл из комсомола
только по техническим причинам, в связи с арестом).
     Когда началась война мы с Юликом Дунским слегка поугрызались
совестью, что не пошли сразу добровольцами  -  его  старший  брат
Виктор ушел  на  фронт  в первые же дни.  На трудфронте мы честно
вкалывали, рыли эскарпы и контрэскарпы под Рославлем -  но  когда
осенью студентов отозвали в Москву, в военкомат мы не побежали, а
продолжали учиться. Правда, утешали мы себя, на передовую нас все
равно не послали бы:  очкастые, освобождены от армии по зрению. А
идти в стройбат, строить в тылу дороги нам совсем не хотелось.
     К этому времени мы достаточно поумнели, чтобы понимать, ска-
жем, несправедливость массовых арестов,  но воспринимали  их  как
стихийное бедствие,  как мор или потоп, как божью кару. Да Сталин
ведь и был богом - всемогущим и беспощадным, не прощающим ереси.
     Тому, кто  не жил при Сталине,  не понять отношений простого
смертного с тогдашним государством. Под гипнозом страха перед его
карающей десницей,  НКВД, жила вся страна. Этот страх парализовал
волю, подавлял способность к сопротивлению - во всяком случае,  у
большинства советских  людей.  В  истории  человечества я не знаю
аналогий. Обойдусь примером из зоологии: кролик и удав. Государс-
тво удав,  его право глотать кроликов.  А мы все кролики; на кого
упал его взгляд,  сам лезет к нему в пасть - обреченно и покорно.
Для наглядности расскажу историю "парашютиста" Володи Яблонского,
московского парня лет двадцати пяти, красивого, но уже лысоватого.
     На фронт он отправился лейтенантом,  попал в плен и, помаяв-
шись пару месяцев в фашистском  лагере,  согласился  поступить  в
школу диверсантов.  Многие соглашались, чтобы таким способом вер-
нуться на родину:  выполнять задание они не собирались,  а думали
сразу явиться с повинной. Были у нас в камере и такие; доброволь-
ная явка им не очень помогла.  Но Володя предчувствовал такой ис-
ход и сдаваться своим не торопился.
     Сбросили его под Москвой в форме старшего лейтенанта (приба-
вили звездочку!)  со  всеми документами - в том числе с "аттеста-
том" на получение довольствия.  Этот аттестат и сыграл  печальную
роль в Володиной судьбе.
     Встретиться со своим напарником-радистом - тоже москвичом  -
они должны  были у колонн Большого театра на следующий день.  При
каждом из диверсантов была приличная сумма денег - несколько  ты-
сяч. Естественно,  что попав в родную Москву, Володя прежде всего
раздобыл водки, выпил для храбрости и пошел в военную комендатуру
отоваривать аттестат - т.е.,  получать причитающийся паек. Оказа-
лось, что он  опоздал;  его  вежливо  попросили придти завтра. Но
пьяному, как известно, море по колено. Яблонский вломился в амби-
цию,  стал орать на тыловых крыс:  он фронтовик, он контуженный и
не уйдет, пока не получит свое. Ну, и получил. Тыловые крысы оби-
делись,  строгим голосом потребовали, чтоб он предъявил документ.
И тут, рассказывал Володя, его как морозом обожгло. В пьяном моз-
гу мелькнула мысль:  это конец,  все, разоблачили!.. И он положил
на стол кобуру с пистолетом, сказал:
     - Ваша взяла. Сдаюсь. Я немецкий диверсант.
     А ведь документы у него были в полном порядке, немцы за этим
следили.
     Дело Яблонского  было таким ясным,  что следствие получилось
очень короткое:  месяца три, не больше. Вот срок ему дали длинный
- двадцать  пять  и  пять "по рогам".  Так называлось поражение в
правах.
     В отличие  от  судов  и военных трибуналов,  ОСО поражения в
правах не давало - так что отбыв "командировку",  мы сразу стано-
вились полноправными гражданами.  Но до этого было еще далеко.  А
пока что мы продолжали копаться в подробностях следствия: расска-
зывали друг другу о соседях по камерам, о вертухаях, о следовате-
лях. Суховский,  например (не Рассыпнинский  ли?  Нет,  тот  вел,
по-моему, Сулимова.  А потом, лет через пять, он был следователем
у Ярослава Смелякова) - так вот, суховский со своим клиентом дер-
жался запросто,  называл его Лехой. Однажды спросил - это же была
любимая забава:
     - Как думаешь, Леха, сколько тебе впаяют?
     - Десять лет?
     Следователь хохотнул:
     - Тебе?  Десять?..  Смотри  сюда.  - Он вытащил чье-то чужое
"Дело N..." и прочитал:  "Подтверждаю,  что  являлся  сотрудником
польской, английской и американской разведок". - Видал? Вот каким
десять лет даем! А тебе... Тебе - восемь.
     И ведь обманул: Сухову дали все десять...
     Не могу  сказать,  что  настроение у нас было очень унылое -
хотя основания для уныния были.  Гуревич оставил на воле  жену  с
маленькой дочкой, вместе с Сулимовым посадили жену и мать, вместе
со мной - невесту. Конечно, радовало то, что мы с ребятами встре-
тились, что унизительные месяцы следствия позади. Но ночью, когда
камера затихала,  на меня наваливалась тоска.  Я ведь очень любил
Нину, любовь  к ней казалась мне смыслом жизни - а теперь,  когда
мы расстались навсегда (в этом я не сомневался),  когда все,  что
надо было сказать друзьям, сказано, вроде бы не было смысла жить.
     И однажды, дождавшись, когда все кругом заснут, я выдавил из
оправы очков стеклышко, разломил его пополам и стал пилить вену.
     Я даже предусмотрительно раздвинул щиты на нарах, чтобы про-
сунуть в  щель руку:  пусть кровь стекает на пол,  а не на спящих
соседей. Но кровь не желала стекать - ни на пол,  ни на  соседей.
Видимо, я пилил,  не вкладывая в это занятие душу. Разум подзужи-
вал меня: давай-давай, самое время произвести с жизнью все расче-
ты! Но это разум - а все остальное во мне сопротивлялось,  хотело
жить. И стеклышко только царапало кожу. А тут еще каждые пять ми-
нут кто-нибудь из соседей вставал и направлялся к параше.  И каж-
дый раз я замирал,  притворялся,  что сплю. Когда, пописав, сосед
укладывался на нары, я продолжал свою работу - и опять переставал
пилить, потому что кто-то еще вставал к параше. С меня семь потов
сошло, так волновался. А до вены так и не сумел добраться...
     И в конце концов сдался, подсознательное нежелание умирать в
двадцать три года взяло верх. Я отложил стеклышко и заснул, а ут-
ром объяснил ребятам,  что раздавил очки во сне.  Не уверен,  что
они поверили,  но  в  душу  лезть никто не стал,  за что я был им
очень благодарен: стыдился слабости характера.
     После этого  происшествия дни потянулись вполне безмятежные.
На Лубянке мы жили в постоянном напряжении,  как цирковые звери в
клетках: каждую минуту может явиться укротитель и заставит проде-
лывать неприятные унизительные трюки.  А здесь была тоже  неволя,
но не  тесная  клетка,  а как бы вольера.  Хочешь - расхаживай от
стенки до стенки, бья себя по бокам хвостом, хочешь - валяйся це-
лыми днями, поднимаясь только при раздаче пищи.
     Тюремная пища в "церкви" была отвратительная,  не сравнить с
лубянской. Пайка хлеба и каждый божий день суп из полугнилой хам-
сы, чья зловонная золотистая шкурка плавала на поверхности, будто
тина в зацветшем пруду.  Но нам хватало передач из дому; тюремную
баланду мы чаще всего отдавали кому-нибудь из товарищей по камере.
     Здесь собралась  очень  пестрая  публика.  С первого взгляда
можно было угадать кто из тюрьмы,  а кто из лагеря.  У лагерников
кожа на лице, задубленная дымом костров и морозом, бурая и шерша-
вая, как старое кирзовое голенище;  у  "тюремщиков"  лица  серые,
мучнистые. (Забавно,  что  в народе тюремщиками зовут и тех,  кто
сидит, и тех, кто сторожит - но вспомним деваху-надзирательницу с
Лубянки и ее рассуждения.) Московские интеллигенты спали на нарах
и под нарами впритирку со смоленскими колхозниками, раввин по фа-
милии Бондарчук делился передачкой с блатным Серегой из Сиблага.
     Раввина очень огорчала матерщина,  без которой в  камере  не
обходился ни один разговор. Услышав очередную фиоритуру, он вски-
дывался:
     - Кто тут ругался матом?  Мы этого не любим! Мы этого не лю-
бим!
     Над стариком беззлобно посмеивались, но материться старались
потише: своей наивностью и добродушием он вызывал симпатию и даже
уважение.
     Не могу не помянуть здесь другого раввина по фамилии Вейс. С
тем мы повстречались уже в лагере.  К нему соседи по бараку отно-
сились плохо;  особенно донимали его блатные - дразнили, обижали,
отнимали передачи.  И раввин повредился в уме.  В один прекрасный
день вбежал в барак к ворам и, подскакивая то к одному, то к дру-
гому, закричал визгливо:
     - Я старший блатной!  Иди на хуй! Иди на хуй! - именно с та-
ким, логичным  но  нетипичным ударением.  Вскоре его отправили от
нас куда-то - наверно, в  лагерную психушку.
     А возвращаясь в "церковь",  скажу,  что симпатии и антипатии
возникали там по не совсем понятным причинам. Над московским сту-
дентиком Побиском Кузнецовым ядовито посмеивались.  Был он, види-
мо, из ортодоксальной партийной семьи, и странное имя расшифровы-
валось как "Поколение Октября Борец И Строитель Коммунизма".
     Поскольку сел Побиск по 58-й, однокамерники переделали это в
"Борец Истребитель Коммунизма".  (А когда не  дразнили,  называли
просто Бориской). Впоследствии я узнал от своего интинского прия-
теля Яшки Хромченко, что Кузнецов был его однодельцем. А еще поз-
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 7 8 9 10 11 12 13  14 15 16 17 18 19 20 ... 48
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (3)

Реклама