Монро, она превзошла даже маленькую голосистую голландку Дани Кляйн, которая
до сих пор казалась мне идеальной исполнительницей этой пронзительной
вещицы, и даже ее нелепая манера произносить: "сылвадорум" вместо "silver
dollar" и "чежыхер" вместо "changing her" почему-то совершенно не портила
впечатление.
- Говоришь, Варабайба приносит эти песенки из своих путешествий? - еще
раз уточнил я. - Ох, по-моему, он не вылезает из того мира, в котором я
родился - половина репертуара оттуда!
- Наверное на твоей родине просто очень много печальных песен, -
предположил Хэхэльф.
- Да, чего-чего, а этого добра хватает, - согласился я и твердо решил,
что не буду предаваться размышлениям о загадочном репертуаре бунабского
оркестрика: пусть себе поют что угодно, пусть хоть "реквием" Моцарта
насвистывают - у меня и без того достаточно поводов сойти с ума и еще больше
веских причин этого не делать...
Глава 10. Паломничество к Варабайбе
На новом месте мне спалось просто отлично: все эти подушечки и коврики
оказались отличным материалом для строительства уютного гнезда, в недрах
которого я почувствовал себя защищенным от всех бед, потрясений и
неожиданностей. Мне повезло: спали в этом доме долго и со вкусом, никаких
подъемов на рассвете здесь не практиковали, следовательно ни одна голосистая
сволочь не заявилась в мою спальню за компанию с первыми лучами первого
солнца, чтобы пожелать мне "доброго утра" поэтому мне удалось выспаться.
Впрочем, "голосистая сволочь" все-таки заявилась, но только с первыми лучами
последнего из трех солнышек, которое сегодня собралось посетить небо лишь
после полудня.
- Ронхул, ты тут так здорово устроился, и мне очень жаль, что
приходится тебя будить, но нам пора собираться в дорогу, - виновато сказал
Хэхэльф. Он стоял на пороге моей спальни и с нескрываемым любопытством
рассматривал сооруженное мною гнездо.
- Было бы что собирать! - сонно возразил я. - Что касается моих вещей,
я их даже не распаковывал...
- Я заметил, - кивнул он. - Поэтому не разбудил тебя два часа назад. Но
уже пора ехать, а ты ведь еще наверняка захочешь умыться и перекусить...
- Ага, перекусить... предварительно обмазавшись твоим маслом сагыд с
ног до головы, - вздохнул я, с содроганием вспоминая невероятное количество
уничтоженной вчера пищи.
- Кстати, - заметил Хэхэльф, - мне кажется, было бы неплохо, если бы ты
подарил ндана-акусе парочку мешочков с кумафэгой. Он не ждет от тебя никаких
подарков, но тем лучше: это будет настоящий сюрприз! Тем более, тебе,
насколько я понял, все равно не жалко...
- Мне не жалко, - согласился я. - Могу хоть всю оставить: жил же я до
сих пор без кумафэги, и как-то не умер...
- Вот всю не надо! - веско сказал Хэхэльф. - Никогда заранее не знаешь,
что тебе понадобится в дороге. Думаю, три мешочка совершенно достаточно:
даже одна порция кумафэги считается самый ценным подарком, какой только
можно придумать, а при обмене за нее можно получить дюжины две самых лучших
агибуб, или дюжину агибуб и лодку, или...
- Я уже понял, что являюсь самым богатым человеком на всех островах
Хомайского моря, - улыбнулся я. - Чего я не понимаю - это как сунуться к
ндана-акусе со своим бесценным даром? Он такой важный дядя...
- Правильно! - согласился Хэхэльф. Здесь принято оставлять подарки на
пороге его комнаты и убегать, производя как можно больше шума, чтобы
ндана-акуса велел кому-то из своих рабов выйти и посмотреть, что творится.
Раб непременно найдет подарок и принесет его своему господину. Все это
считается изысканным придворным этикетом, а вот если сунешь подарок в руки
ндана-акусе, можно и по морде схлопотать! Но я нахожусь в очень теплых
отношениях со старыми доверенными рабами ндана-акусы, с тех самых пор, когда
они гонялись за мной по всему побережью после того, как я упражнялся в
стрельбе из лука по кончикам их парадных агибуб, поэтому мы можем просто
передать твой подарок через них.
- Давай так и сделаем, - обрадовался я. - Передай ему, пожалуйста,
три... нет, даже четыре мешочка кумафэги, пусть знает наших! А я пока
действительно умоюсь...
Когда мы с моей дорожной сумкой вышли из дома, готовые к трудностям
пешего похода вглубь острова Хой, меня подкарауливал очередной сюрприз -
скорее приятный, чем нет. У ворот уже выстроился своеобразный караван:
больше десятка уже хорошо знакомых мне "свинозайцев". Но и кровожадный
Капик, запряженный в телегу Мэсэна, и перекрашенные "лже-свиньи" на корабле
страмослябских пиратов, очевидно, являлись самыми мелкими представителями
этой породы. Зверюги, с которыми мне довелось встретиться сейчас, оказались
настоящими великанами. У доброй половины на спинах были установлены большие
яркие сооружения, больше всего похожие на расписные бочки. Остальные были
навьючены тюками с грузом.
- Что это? - спросил я Хэхэльфа.
- Как что? Звери абубыл, - невозмутимо ответил он. - На них мы и
поедем. А ты думал, пешком пойдем? Хой - большой остров, я тебе уже говорил?
- Говорил... - я с некоторым сомнением покосился на зверюг. - А они
что, быстро бегают?
- Не слишком. Немного медленнее, чем хороший ходок. Но сидеть в удобной
корзине гораздо приятнее, чем переставлять ноги, сгибаясь под тяжестью
дорожной сумки.
- Да, дорожная сумка - это просто наказание какое-то! - согласился я.
- Ну вот. А если я добавлю, что с нами к Варабайбе отправятся второй
сын ндана-акусы, мой старинный приятель Кект и один из главных жрецов пага
Пикипых, которые ни за что не согласятся спать под открытым небом, ходить в
одной и той же одежде несколько дней кряду и есть сушеную рыбу и ягоды с
придорожных кустов, ты сразу поймешь, что нам пришлось взять с собой
несколько шатров, пару сундуков с одеждой и украшениями, несколько бочек
вина, чуть ли не тонну продовольствия, и еще кучу всякого барахла...
- А что, с нами поедут такие серьезные ребята? - уважительно сказал я.
- Вот уж не думал, что все так круто!
- "Круто" - не то слово! Будь ндана-акуса помоложе, он возможно и сам
бы с нами отправился. Мы же едем не куда-нибудь, а к Варабайбе! Вряд ли
Варабайба станет общаться с тобой, или со мной: мы ведь не хойская знать и
вообще не бунаба. А вот с таким великим колдуном как пага Пикипых, и с таким
знатным человеком как ламна-ку-аку Кект, он наверняка захочет поговорить.
Они вас познакомят, замолвят за тебя словечко, скажут, что старый
ндана-акуса ночами не спит, оплакивает твою печальную участь - и дело в
шляпе...
- В агибубе, - усмехнулся я.
- Ну да, ну да, - рассеянно согласился Хэхэльф. И продолжил: - Впрочем,
вполне возможно, что заступничество любого бунаба ничем не хуже, чем
протекция ндана-акусы. Варабайба очень трогательно заботится обо всех людях
своего народа. Когда я был мальчишкой и жил в этом доме, у всех на устах был
один примечательный случай: молодой человек по имени Пок, один из рабов
ндана-акусы области Вару-Хапра-Маруга, самовольно покинул дом своего
хозяина, явился к Варабайбе и прямо сказал, что жизнь в качестве слуги
делает его глубоко несчастным, так что он готов упрекать свою мать за то,
что она сдуру его родила, а своего бога - за то, что он все так плохо
устроил. И что ты думаешь? Варабайба не рассердился на наглеца и не наподдал
ему под зад, а напротив: ужасно огорчился и спросил у раба, какая жизнь
пришлось бы ему по душе. Пок сказал, что еще сам не знает, поскольку пока не
пробовал никакой жизни кроме рабской. Варабайба тут же дал ему одежду
свободного человека, подарил несколько новых агибуб и дорогое оружие, и даже
не поленился написать письмо его хозяину, в котором говорилось, что тот
больше не должен докучать приказами своему бывшему слуге.
- И что стало с этим парнем? - с любопытством спросил я.
- О, он прославился на весь Хой - как же, любимчик самого Варабайбы! -
быстро разбогател, женился на младшей дочке своего бывшего хозяина, потом
решил поселиться на побережье и купил себе дом у нас, на Вару-Чару, а еще
через несколько лет ему надоела размеренная жизнь, он купил себе хорошую
лодку и уплыл - сначала на Хой, торговать, а потом еще куда-то, а его жена
до сих пор живет здесь, неподалеку... Хороший он был мужик, этот Пок,
непоседливый, вроде нас с тобой!
- Слушай, а почему же тогда все остальные рабы тут же не рванули к
Варабайбе? - удивился я. - Клянчить свободу, богатство и новые агибубы...
- Некоторые пробовали, - Хэхэльф пожал плечами. Кто-то из них так и не
добрался до Варабайбы, кто-то не застал его на обычном месте и вернулся
домой, а кто-то действительно получил свободу... Но вообще паломников было
не так много, как ты полагаешь. Можно сказать, совсем мало.
- Почему? - изумился я.
- Ну а как ты думаешь? Лень, глупость, или просто отсутствие желания
что-то изменить. Между прочим, большинство рабов абсолютно довольны своей
участью, - невозмутимо объяснил Хэхэльф. - Быть рабом не так уж плохо, во
всяком случае, здесь, на Хое: спокойная сытая жизнь до старости обеспечена,
ну а работа, которую приходится делать... Свободные люди, как правило,
работают еще больше, и при этом нередко рискуют остаться ни с чем. Ну,
конечно, хозяин может обругать, а то и побить, если подвернешься под горячую
руку - ну так от плохого обращения свободный человек тоже не застрахован.
Думаешь, моим братьям сладко жилось в отцовском доме? А ведь они не рабы, а
знатные люди. И при этом всего трое, не считая меня, покинули замок на озере
Инильба, когда подросли, а прочие остались с родителями, да еще и в голос
рыдали, когда наш отец, их господин и повелитель, сыграл в ящик... Знаешь,
Ронхул, не так уж много людей хотят быть свободными. Рабство затягивает, как
пьянство: сначала думаешь: "скоро все брошу, еще немножко - и все", - а
потом незаметно начинаешь думать: "а зачем, собственно, бросать?"
- Какой ты мудрый, однако, - вздохнул я. - Грустно все это...
- Почему грустно? - Хэхэльф сочувственно посмотрел на меня и неожиданно
подмигнул: - Мы-то с тобой не сидим на цепи, верно? Мы свободны как птицы и
ничего не боимся!
"Кто знает, - подумал я, - может быть и сидим, просто наша "цепь"
немного длиннее, чем у прочих", - но вслух высказываться не стал, поскольку
к нам подошли наши будущие попутчики, и Хэхэльф тут же принялся нас
знакомить.
Кект, второй сын ндана-акусы, ровесник и друг детства Хэхэльфа,
оказался высоким изящным человеком с выразительным птичьим лицом, таким же
мрачным, как у его соплеменников, но отличающимся живой мимикой, придающей
ему совершенно особенное обаяние. Его одежда, на мой вкус, отличалась
утонченной элегантностью: длинная юбка была сшита не из разрисованной
цветами, а из клетчатой ткани, из-под юбки выглядывали штаны свободного
покроя, тоже клетчатые, но рисунок немного помельче. Высокий черный пояс
выгодно подчеркивал его стройную фигуру и превосходно сочетался с такими же
черными браслетами, унизывающими его обнаженные мускулистые руки. Его
агибуба тоже была черной, как и элегантные открытые сандалии на ногах. На
фоне пестрых цветастых нарядов его соплеменников Кект показался мне одетым
чуть ли не во фрачную пару. Он выглядел вполне дружелюбным, несмотря на
мрачное, как у всех бунаба, лицо. Второй наш спутник, пага Пикипых произвел
на меня куда более тревожное впечатление. Когда я услышал, что он "один из
главных жрецов", я сразу же представил себе глубокого, но бодрого старика.
Ничего подобного: пага Пикипых оказался никак не старше меня самого, а то и
