деревьев.
- Если ты имеешь в виду агибубу, то даже самый последний бунабский
нищий непременно имеет такой головной убор - хотя бы одну, совсем
коротенькую, из некрашеной материи, но обязательно! - сообщил он. - Для
любого бунабского мужчины агибуба - это самая важная часть его имущества.
Это и головной убор, и очень крупная денежная единица - богатство человека
бунаба измеряется не в количестве купленных им домов и не в поголовье его
стада, а именно в агибубах! Кроме того, агибуба - это своего рода
обязательный атрибут, пренебрегать которым недопустимо. Любой бунаба может
позволить себе выйти на улицу голышом, или завернувшись в старый коврик для
вытирания ног, над ним посмеются, но поймут и простят - с кем не бывает! -
но выйти из дому без агибубы... Невозможно! И потом, в их понимании, агибуба
- это просто красиво. Можешь мне поверить: наши непокрытые головы кажутся им
такой же нелепостью, как тебе их колпаки... И только я могу спокойно взирать
и на то, и на другое, - неожиданно гордо заключил он.
- А пончо? - спросил я. - Это такой же "обязательный атрибут"?
- Нет, просто одежда, хотя она символизирует определенное положение в
обществе. Пончо носят не все бунаба, а только куса-баса - зажиточные
хозяева, - откликнулся Хэхэльф. - Другие и рады бы, а не положено!.. Кстати,
пончо - очень удобная одежда, что бы ты об этом не думал.
- Может, и удобная, но что-то в Сбо я таких нарядов, вроде, не видел.
- Потому что в Сбо куса-баса предпочитают одеваться, как все, разве что
от агибуб не могут отказаться, и только когда едут гостить к своим родичам
на Хой, извлекают из сундуков свои нарядные пончо, - объяснил Хэхэльф.
- Даже слишком нарядные, - ехидно вставил я. - У меня в глазах до сих
пор рябит!
- Что касается ярких расцветок... Видишь ли, каждый бунаба - немного
художник, поэтому они просто обожают раскрашивать ткани. Им нравятся яркие
краски. Ребят можно понять: здесь, на Хое, почти всегда пасмурная погода, а
если еще и одеваться в темную одежду, можно совсем загрустить!
- Здесь почти всегда пасмурно? - удивился я. - Какое замечательное
место! Что может быть лучше пасмурной погоды!
- Значит твой вкус совпадает со вкусом Варабайбы, - усмехнулся Хэхэльф.
- Говорят, что это он уговорил все облака Хомайги избрать небо над Хоем в
качестве места постоянного пребывания, и теперь тучи только изредка
отлучаются отсюда, чтобы оросить дождем другие острова... Ну, Ронхул, сделай
глубокий вдох и постарайся забыть, что такое улыбка! Мы пришли.
Мы действительно пришли: перед нами была изящная резная калитка,
запертая на несколько щеколд - слишком увесистых. если учесть, что даже
такой легковес как я вполне мог бы вышибить калитку одним хорошим ударом
ноги. Но разумеется, буянить мы не стали. Хэхэльф только негромко выкрикнул
несколько неразборчивых слов, и мы принялись ждать. За забором воцарилось
оживление: до моих ушей доносился топот шагов и человеческие голоса. Наконец
калитка распахнулась и невысокий хрупкий юноша в узорчатой агибубе и широких
белых штанах, едва достигающих щиколоток, с поклоном пропустил нас в сад.
Вдоль садовой дорожки, выложенной блестящими белыми камешками, стояли
мрачные мужчины, все, как один в агибубах и белых штанах того же покроя, что
и у их коллеги. Они стояли неподвижно и смотрели на нас в высшей степени
неприветливо.
- Имей в виду, Ронхул: они нам улыбаются, - шепнул мне Хэхэльф. -
Ребята делают все, что в их силах, чтобы изобразить радость по поводу моего
визита - просто у них не слишком хорошо выходит.
- Да, я заметил, - вздохнул я. - А кто они? Сыновья твоего покровителя?
- Ну ты скажешь тоже! - Возмутился Хэхэльф. - Где это видано, чтобы
сыновья ндана-акусы носили штаны, да еще и встречали гостей на пороге?! Это
- папну, рабы хозяина дома.
- Рабы? - удивился я. - Так у них тут есть рабы?
- А где их нет? - пожал плечами Хэхэльф. И предупредил: - Ты не
обижайся, если во время беседы с ндана-Акусой я не смогу отвлекаться, чтобы
переводить тебе наши слова: этикет, и все такое - сам понимаешь! Если он
будет тебя о чем-то спрашивать, я переведу.
- Ладно, - вздохнул я. - Ты, главное, предупреди, если поймешь, что он
хочет сделать меня своим рабом...
- Не бойся, Ронхул, - усмехнулся Хэхэльф. - Ни один бунаба никогда не
окажет чужеземцу честь стать его рабом. Они не настолько нам доверяют.
Я озадаченно умолк, пытаясь понять, что же это за "рабство" такое, если
нормальный физически здоровый чужеземец не может удостоиться "чести" стать
рабом... Тем временем, мы подошли к большому одноэтажному дому, который
стоял в глубине двора. Он действительно был очень похож на дом самого
Хэхэльфа в Сбо, и на тот, который он выменял для меня, только гораздо
больше, а украшенная причудливыми узорами входная дверь показалась мне
массивной, как какие-нибудь замковые ворота. Дверь распахнулась, и оттуда
высыпала целая толпа счастливых обладателей высоченных агибуб и нарядных
женщин разного возраста. Все они: и мужчины, и женщины, были одеты в длинные
разноцветные юбки с роскошными высокими поясами и с ног до головы увешаны
драгоценностями. Те женщины, что помоложе, показались мне очень
привлекательными, несмотря на резко опущенные вниз уголки губ и глубокие
складки у рта - такие же, как у мужчин этого народа. Их милая манера
прикрывать грудь только ожерельями заставила меня слегка покраснеть: честно
говоря, я как-то не привык к такому скоплению обнаженных дамских бюстов на
небольшой площади.
Все эти угрюмые ребята - и мужчины, и женщины, плотным кольцом
обступили Хэхэльфа. Некоторые даже ненадолго повисли на его шее - я понял,
что несмотря на каменные выражения хмурых физиономий, бунаба все-таки
обладают счастливой способностью испытывать положительные эмоции. Через
несколько минут, когда радость встречи слегка поутихла, Хэхэльф принялся
читать друзьям своей юности поучительную лекцию о цели нашего визита и о
моей персоне заодно. Разумеется, я не понимал ни слова, но видел, что бунаба
слушают его с возрастающим интересом и разглядывают меня с неподдельным
любопытством. Я окончательно смутился, а когда я смущаюсь, я начинаю
улыбаться. Впрочем, я помнил рекомендации Хэхэльфа и изо всех сил пытался
бороться с нервной улыбкой. Хвала аллаху, что рядом не было зеркала и я не
увидел результат - полагаю он был ужасающим: один уголок моего рта все время
сам по себе отползал в сторону, в то время, как другой усилием воли
опускался все ниже и ниже. Что ж, зато Хэхэльфу не пришлось доказывать своим
приятелям, что он действительно притащил с собой демона: уверен, что у меня
все на лице было написано!
Выступление Хэхэльфа продолжалась примерно полчаса. Все это время я
оставался объектом пристального внимания - мне ужасно хотелось считать его
доброжелательным, но я не мог в это поверить, как ни старался. Впрочем, я
тоже с пользой провел время: с любопытством начинающего антрополога изучал
новых знакомцев. Разумеется, все они были разными, но я заметил некоторые
особенности, присущие всем бунаба. Кроме одинаково неулыбчивых ртов все они
обладали длинными, слегка раскосыми, непроницаемо темными глазами, узкими
овальными лицами и не то смуглой, не то просто покрытой ровным золотистым
загаром, удивительно гладкой кожей. Я вспомнил всех бунаба, которых видел
прежде, и решил, что наверное это и есть их "расовые отличия". Хотя, что
касается опущенных вниз уголков губ, это вполне могло оказаться следствием
привычки: у моего приятеля Хэхэльфа имелись те же проблемы с улыбкой, а ведь
насколько я понял, в нем не было ни капли бунабской крови - только
воспитание.
Наконец Хэхэльф закончил свою пространную речь, нарядные обитатели дома
расступились, давая ему пройти, и он поманил меня за собой. Я вздохнул,
кое-как привел в порядок свой перекошенный рот и последовал за ним в
прохладный полумрак белого коридора. Я тут же попытался выяснить, о чем он
говорил со своими приятелями, но Хэхэльф страдальчески сдвинул брови и
умоляюще посмотрел на меня. Насколько я понял, мне предлагалось не отвлекать
его от подготовки к последнему, решающему выступлению. Немного поплутав по
коридору, мы вышли во внутренний двор, в котором был разбит великолепный сад
- не слишком густой, но превосходно спланированный, так что я сразу вспомнил
знаменитые японские сады, знакомые мне исключительно по иллюстрациям. В
глубине сада стоял еще один дом - небольшой, но необыкновенно красивый,
сложенный из очень мелких белых кирпичиков, а роскошный шатер на крыше
показался мне настоящим произведением искусства - и это несмотря на то, что
я отнюдь не разделяю любовь бунаба к ярким краскам! У входа в дом
выстроилось чуть больше дюжины человек в сравнительно невысоких, но расшитых
разноцветными узорами агибубах. Одни были в широких штанах, другие - в
своего рода юбках до колен, которые, на мой вкус, следовало немедленно
поместить в музей Метрополитен, в назидание моим несчастным
соотечественникам, именующим себя художниками. Эти нарядные стражи
показались мне очень старыми, но их осанка была величественной, обнаженные
до пояса загорелые тела - подтянутыми и мускулистыми, а неподвижные, как у
индейских вождей, и мрачные, как у падших ангелов, лица были преисполнены
неописуемого спокойствия. Честно говоря, эти бунабские дедушки произвели на
меня неизгладимое впечатление, я даже смирился с фактом существования такого
головного убора, как агибуба - а это дорогого стоило!
- Это личные рабы ндана-акусы Анабана, - очень тихо, почти не размыкая
губ, сообщил мне Хэхэльф. - Их начальник, Хму-шули-аси, хранитель циновки -
этот высокий старик в красной агибубе - неотлучно находится при ндана-акусе
с момента его рождения. Сколько ему лет - даже подумать страшно! По-моему,
больше сотни. Если учесть, что ндана-акуса Анабан немного старше моего
покойного отца, а хранителем циновки новорожденного нданы редко назначают
молодого человека...
- Ничего себе! - таким же едва различимым шепотом отозвался я. И не
удержался от вопроса: - А что будет, если он все-таки умрет от старости?
Назначат нового хранителя циновки? Или просто упразднят эту должность?
- Не говори глупости, Ронхул, - строго сказал Хэхэльф. - Ни один
хороший раб никогда не позволит себя умереть прежде своего господина. А эти
люди - очень хорошие рабы. Лучшие из лучших.
- Бессмертие из чувства долга, - констатировал я. - Кто бы мог
подумать!
- Все, Ронхул, пока помолчи, ладно? - попросил Хэхэльф. - Сейчас мне
предстоит познакомить тебя с ндана-акусой Анабаном, а я - не такой уж
великий дипломат, поэтому постарайся не мешать.
- А что я должен делать? - робко спросил я. - Может быть, я должен ему
как-то поклониться, или?..
- Вот делать как раз ничего не надо. Обойдемся без поклонов. Просто
присутствуй - и все. И самое главное - не улыбайся.
Мы миновали неподвижных стариков, равнодушно посмотревших на нас как на
пустое место, и вошли в дом. Коридор был таким же темным и прохладным, как
все коридоры в бунабских домах, но в этом доме он оказался очень коротким и
прямым. Прямо перед нами была дверь, завешанная тонкой полупрозрачной тканью
- такой легкой и невесомой, словно ее соткали не люди, а трудолюбивые
паучки. Занавеска сама взлетела вверх, словно от порыва ветра, хотя я мог
поклясться, что никакого ветра не было, и мы вошли в комнату. Помещение
оказалось просторным и почти пустым, если не считать многочисленных ковров,
