тяжелых последствий: ты даже не разжиреешь особо от такой пирушки. И уборную
не придется отстраивать заново после того, как ты посетишь ее поутру -
словно и не было ничего. Слышал когда-нибудь выражение: "жрет как не в
себя"? Ну вот, именно это и происходит с человеком, который намазал живот
маслом сагыд. И сейчас тебе прийдется познакомиться с этим чудесным
средством на собственном опыте, а не то плакала моя дипломатия!
- Надо, так надо, - нерешительно согласился я. - А со мной точно не
начнут твориться всякие странные штуки, как от твоей хваленой кумафэги?
- Никаких странных штук! - пообещал Хэхэльф. - Никаких чудес, за
исключением зверского аппетита: ты сам себя не узнаешь!
- Ладно, - вздохнул я, - уговорил. Давай сюда свое масло.
Хэхэльф тут же отправился в свою комнату и принялся с остервенением
рыться в дорожных сумках. Этому удовольствию он посвятил добрую четверть
часа. Наконец вернулся ко мне, неописуемо гордый свершенным подвигом, и
торжественно потряс перед моим носом небольшой керамической бутылочкой.
Аккуратно вытащил пробку, сунул драгоценный сосуд мне в лапы и нетерпеливо
взмахнул рукой - дескать, давай, не тяни. Я осторожно понюхал содержимое
бутылочки: хотя мне и не предстояло его пить, но мазать чем попало
собственный живот тоже не слишком хотелось. Вопреки опасениям, запах мне
очень понравился: масло сагыд пахло, как увядшая роза, медом и жухлой
травой.
- И что я теперь должен делать? - спросил я Хэхэльфа. - Как им
пользуются?
- Вот бестолочь! - почти нежно сказал он. - Просто расстегни рубаху,
плесни немного масла на ладонь и намажь свое тощее брюхо: не велика наука!
- Тебе все "просто"! Откуда я знаю: может быть положено мазать какой-то
определенный участок живота, - вздохнул я, слегка обиженный словом
"бестолочь".
- "Определенный участок" мазать не надо! - ехидно откликнулся Хэхэльф.
- Только брюхо... Ладно, ладно, не скрипи зубами, грозный Маггот, если очень
обиделся, можешь сказать мне "масса пхатма", я переживу!
- Масса пхатма, - с удовольствием повторил я, и мы оба расхохотались,
как дети, оставленные без присмотра и упражняющиеся в произнесении
запретных, но заманчивых "взрослых" словечек.
- Несолидный! Человек! Не берегущий свою честь! Да к тому же еще и с
грязным задним проходом! - сквозь смех простонал я.
- Ишь ты, сразу запомнил! - восхитился Хэхэльф.
Потом я все-таки выполнил его нехитрую инструкцию и осторожно намазал
живот густой темной жидкостью, на ощупь действительно напоминающей масло.
- Вот и молодец., - с облегчением сказал Хэхэльф. У него был вид
заботливой мамаши, только что убедившей свое чадо принять приписанную
доктором микстуру. - Можешь застегнуться. Или ты теперь собираешься всегда
ходить в таком виде?
- Рубаха испачкается, - проворчал я. - Пропадет. Жалко же!
- Не испачкается, - заверил меня Хэхэльф. - Масло уже почти впиталось,
сам посмотри.
Я опустил глаза и с изумлением обнаружил, что мой живот снова выглядел
почти таким же чистым, как после купания. Пока я пялился на сие чудо, слово
"почти" перестало быть актуальным: последнее темное пятнышко бесследно
исчезло с моей кожи.
- Круто! - восхитился я, застегивая маленькие непослушные пуговицы,
скользкие, как стекло. Потом прислушался к своим ощущениям и с удивлением
сказал: - Знаешь, пока ничего не происходит. Я по-прежнему не чувствую себя
голодным.
- Ничего, скоро почувствуешь! - оптимистически заверил меня Хэхэльф. -
Требуется некоторое время, чтобы масло сагыд как следует пропитало твои
потроха. Оно и к лучшему: пир начнется не раньше, чем через четверть часа.
Вынужден признаться: я не дождался начала пира. Минут через десять я
понял, что просто погибну, если немедленно не съем хоть что-нибудь. К
счастью, существовала корзина с плодами, опустошенная всего наполовину. Я
извлек оттуда спелую умалу и захрустел, как оголодавший кролик.
- Ты бы все-таки прожевывал, - сочувственно сказал Хэхэльф. - Так ведь
и подавиться можно! Держи себя в руках, Ронхул: вечер только начинается!
- Ты сам намазал меня этой дрянью, - проворчал я, - а теперь
выпендриваешься с полезными советами... Раньше надо было думать!
Тем не менее Хэхэльфу как-то удалось сдержать мой первый стихийный
порыв жрать все, что под руку подворачивается, а потом я сам взял себя в
руки: ко всему можно притерпеться, если припечет. По крайней мере, когда
пришло время идти во двор, я не рычал при виде пищи и вообще вел себя вполне
прилично. Нам достались почетные места: Хэхэльфа усадили по правую руку от
пустующего пока места ндана-акусы, а меня - рядом с ним. Сервировка
оказалась скромной и незамысловатой, к моему величайшему облегчению: терпеть
не могу тужиться, пытаясь отличить рыбный нож от десертной вилки! Перед нами
стояли пустые миски разных размеров и лежали большие трезубые вилки,
отличающиеся от знакомых мне столовых приборов тем, что острия их зубцов
располагались не на одной прямой линии, а являлись вершинами невидимого
равностороннего треугольника. Я понял, что с технологией поглощения
продуктов питания у меня проблем не будет - и на том спасибо!
- А где ндана-акуса? - шепотом спросил я своего спутника. - Что, он
передумал общаться? - К этому моменту я уже настолько взял себя в руки, что
смог интересоваться вещами, не имеющими отношения к пище.
- А кто его знает, - пожал плечами Хэхэльф. - Но то, что его пока нет -
это нормально. Ндана-акуса всегда появляется примерно через час после начала
пира: во-первых, чтобы продемонстрировать окружающим свое презрение,
во-вторых, дабы дать всем понять, что он не торопится набить желудок... ну и
еще потому, что в начале пира все так голодны, что уделяют ндана-акусе
недостаточно внимания, а ему это не нравится...
- Мудрое решение! - удивленно согласился я. - И самое главное: все
довольны.
Потом я сказал себе "можно" и принялся вовсю демонстрировать
гостеприимным хозяевам свое уважение: уписывал за обе щеки все, до чего мог
дотянуться, не слишком заботясь об этикете - я заметил, что и сами бунаба о
нем не слишком заботятся. Они тоже дружно пережевывали пищу и практически не
общались, только время от времени что-то неприветливо бурчали себе под нос:
насколько я понял, просто просили своих соседей по застолью передать им то
или иное блюдо. "Я же говорил, тебе, что на кухне этого дома хозяйничает
настоящий монстр: готов поклясться, что для большинства домочадцев это
первая трапеза за день!" - весело шепнул мне Хэхэльф.
В самый разгар этого "веселья" я получил великолепную возможность в
очередной раз разинуть рот от изумления. Событие того стоило: из глубины
сада вышла самая невероятная компания, какую только можно себе представить.
Большие - ростом до полутора метров - толстые мохнатые создания, этакие
пушистые "холмики" с короткими лапками, маленькими аккуратными, почти
кошачьими ушками, черными блестящими глазками-бусинками и неописуемо
большими щеками - Дизи Гиллеспи обзавидовался бы! В довершение ко всему, они
были одеты в разноцветные передники, совсем как домохозяйки из рекламных
роликов. Яркая раскраска передников свидетельствовала, что эти создания
природы одеваются в том же "бутике", что и все окрестные бунаба. Из
кармашков торчали трезубые вилки вроде тех, которыми были вооружены все
участники пира. Из дома тут же выскочило несколько рабов с ковриками под
мышками и мисками в руках. Они поспешно расстелили коврики на некотором
отдалении от нас, расставили котлы и рванули в дом, чтобы через некоторое
время появиться с новыми порциями. Толстые звери, чинно расселись по местам,
достали из карманов свои вилки и принялись за еду. Я смотрел на все это,
разинув рот, временно забыв даже о непреодолимом чувстве голода, масле сагыд
и прочей мистике в бунабском стиле.
- Кто это, Хэхэльф? - наконец я догадался, что мой друг может дать мне
исчерпывающую консультацию по этому вопросу.
- Это? Это кырба-ате, - с набитым ртом ответил он. - Впрочем, бунаба
называют этих замечательных толстяков "шубабодо". Хочешь сказать, что
никогда раньше их не видел? Вообще-то на Мурбангоне их хватает. Хотя,
конечно: землю Нао они не очень-то жалуют, а ты в основном там
околачивался...
- А кто такие эти кырба-ате? - настойчиво спрашивал я. - Что они здесь
делают?
- Как - что? Сам не видишь: едят! - пожал плечами Хэхэльф. - Они всегда
едят. Вот уж кому не требуется масло сагыд! Они каждый вечер приходят к
ндана-акусе, когда в доме начинается пир. Тут уж хочешь, не хочешь, а корми
гостей!
- Это обязательно? - восхитился я.
- Вообще-то, конечно, не обязательно. Но весьма желательно. Кырба-ате -
звери Мараха. А с Мараха лучше не ссориться: ни с людьми Мараха, ни с
животными, ни даже с деревьями... И потом, если ндана-акуса не будет кормить
их на пирах, они повадятся на его огороды. Здесь земля добрая, урожай
следует за урожаем: сегодня сорвал умалу, а завтра на ее месте уже новая
пробивается... Но если кырба-ате начнут ходить на твой огород, можешь искать
себе новое занятие, чтобы прокормиться: тебе ничего не останется!
- Страсти какие! - уважительно сказал я. - Настоящий рэкет!
- Ну, для ндана-акусы Анабана приглашать к себе десяток кырба-ате
каждый вечер - не проблема, сам понимаешь, - заверил меня Хэхэльф. Зато он
может хвалиться перед соседями своим богатством: говорит им, что кормит всех
окрестных кырба-ате. Такое удовольствие мало кому по карману. А они за это
не трогают огороды: ни его собственные, ни его людей... Ну, вообще-то,
бывает, побезобразничают иногда, но только изредка, чтобы их уважать не
перестали!
- Ну дела! - изумленно сказал я. И робко спросил: - А местные жители на
них не охотятся? Они на вид такие славные... и совершенно беззащитные: ни
клыков, ни когтей!
- Смеешься? - Хэхэльф даже на месте подпрыгнул от удивления. -
Охотиться? На кырба-ате? Они же Мараха, дурень!
- Извини, забыл, - вздохнул я. - А в чем это выражается? Я имею в виду:
они умеют делать какие-нибудь чудеса, как люди Мараха?
- Еще бы! - с энтузиазмом кивнул Хэхэльф.
- А какие? - не отставал я.
- Понятия не имею, - он пожал плечами. - Они никому об этом не
рассказывают... Да ты жуй давай! Тетя Хондхо уже на тебя подозрительно
косится. Наверное ей кажется, что ты недооцениваешь жареные плавники рыбы
бесеуxlii в сладком соусе из плодов
улидибу... Зря я, что ли, столько масла сагыд на тебя перевел? Неужели уже
наелся?
- Нет, конечно, - вздохнул я. - Просто эти удивительные зверушки...
Глаз отвести не могу!
- Ты бы действительно лучше жрал, чем на нас пялиться. А то тощий такой
- смотреть противно! - внезапно сказал один из мохнатых гостей, обернувшись
к нам. Он говорил громко, четко и, судя по всему, на языке кунхе - по
крайней мере, я его сразу понял.
- Ничего себе, - упавшим голосом сказал я. - Скажи, Хэхэльф, здешний
повар добавляет кумафэгу во все блюда, или только в некоторые? Предупреждать
надо...
- Никто никуда кумафэгу не кладет, ты что спятил? - он озадаченно
покачал головой. - С чего ты взял?
- Они со мной разговаривают, эти зверушки, - пожаловался я. - Сейчас в
беседу вступят мои ботинки... Знаешь, мне уже не смешно!
- А, ты решил, что тебе мерещится! - рассмеялся Хэхэльф. - Не
переживай, кырба-ате действительно говорят, да еще и на всех языках, какие
только есть в мире Хомана - как и все прочие Мараха... Правда, деревья
