мне Хэхэльф. - А то пируют здесь только по вечерам, а все остальное время
крутись сам, как знаешь. То есть, считается, что если человек проголодался,
он просто пойдет на кухню и возьмет там, что ему нужно. Но я хорошо знаю
здешнего главного повара. Взять что-то на кухне, где хозяйничает старый
Клу... Знаешь, Ронхул, я не самый трусливый парень на Хомайге, и мне
довелось побывать во многих морских сражениях. Да что там морские сражения,
я и с любым альганским воякой не прочь поразмяться один на один, в полном
боевом вооружении! Но сунуться на кухню к дядюшке Клу за шесть часов до
начала вечернего пира - увольте!
- Мне уже стало страшно, - вздохнул я. - Сейчас начну плакать и
проситься домой, к маме.
- И будешь абсолютно прав! - решительно сказал Хэхэльф. Порылся в
корзине, извлек из нее парочку аппетитных розовых плодов неизвестного мне
пока вида и заявил: - Ты как хочешь, Ронхул, а я собираюсь поваляться. Устал
я! - и он отправился в одну из спален.
Выразить не могу, как меня обрадовало его решение. Я сам едва держался
на ногах: пробуждение на рассвете, волнения в связи с официальным приемом у
ндана-акусы и обилие новых впечатлений вымотали меня совершенно. Поэтому я
тут же упал на груду подушек в своей спальне и сам не заметил, как уснул.
Проснулся я от того, что в соседней комнате кто-то ругался - правда, на
незнакомом языке, но интонации не оставляли места сомнениям. Я открыл дверь
и обнаружил, что ругаются наши с Хэхэльфом слуги. Они сидели каждый в своем
углу и обменивались любезностями. Голоса звучали так, словно ребята вот-вот
схватятся не на жизнь, а насмерть, но их мрачные лица при этом сохраняли
совершенно бесстрастное выражение. Дверь в спальню Хэхэльфа была распахнута
настежь, его самого там не было.
- Ну что, проснулся наконец? - весело спросил он меня откуда-то сзади.
Я обернулся и увидел, что Хэхэльф стоит во дворе и заглядывает в мое окно.
- Разбудили! - пожаловался я.
- Да, ребята немного поцапались, - ухмыльнулся Хэхэльф. - Начали
выяснять, кто из них теперь более важная персона. Мой слуга, Хвоп, считает,
что он, поскольку я - почти приемный сын ндана-акусы, так что он,
соответственно - почти папну. А твой Веха не сдается и заявляет, что еще
надо выяснить: вполне возможно, его хозяин - то есть ты! - это хозяин
хвопова хозяина - то есть меня. В какой-то момент он позволил себе
нахальство предположить, что ты купил меня на невольничьем рынке.
- Как же, как же! Как вчера было помню: иду это я по невольничьему
рынку и думаю: кого бы прикупить... - прыснул я. Потом прислушался к
эмоциональному диалогу наших слуг и с любопытством спросил: - А что это
значит: "чам-чам байя агибуба"?
- Это значит: "у тебя агибуба в дерьме", - совершенно серьезно перевел
Хэхэльф. - Очень серьезное оскорбление! Если бы эти двое были ндана-акусами
разных областей, тут же началась бы война.
Он так заинтересовался происходящим, что уселся на мой подоконник и
внимательно прислушался.
- Масса пхатма! - сказал мой слуга своему оппоненту. Я вопросительно
посмотрел на Хэхэльфа. Тот наморщил лоб.
- Даже не знаю, как это перевести! Ну, скажем так: несолидный человек,
не берегущий свою честь, да к тому же еще и с грязным задним проходом.
- Круто! - уважительно сказал я. - Куда уж там страмослябам с их
скромным "ибьтую мэмэ"!
- Ну почему! - тоном знатока возразил Хэхэльф. - Страмослябы тоже лихо
ругаются, етидреный хряп!
- Ном тэ ном! - неслось из нашей прихожей. - Пабба рамэ! Кара умэ аа!
- Хэхэльф, будь человеком, переведи! - заныл я. - Я еще могу понять и
простить твое нежелание переводить мне слова ндана-акусы, и все такое... Но
сейчас! Это же самое интересное!
- С удовольствием, мой бедный необразованный друг! - великодушно
отозвался он. - "Ном тэ ном" означает: "человек, которого подозревают в том,
что он гадит в свой котел для еды. "Пабба рамэ" означает: "я гадил в твоем
огороде" - обычно подобное заявление не основано на реальных фактах, сам
понимаешь! А "кара умэ аа" значит: "человек, который засовывает еду в свой
задний проход".
- Оказывается, местные ругательства отличаются ярко выраженной
анально-факальной тематикой, - глубокомысленно прокомментировал я.
- Чего? - опешил Хэхэльф.
- Имею я право тоже хорошенько выругаться? - невинно спросил я. - Чем я
хуже своего раба?
- Тоже верно, - миролюбиво согласился он.
- Акха ассу! - тем временем изрек Веха. И веско добавил: - Атэ байя!
- "Тебе снятся задние проходы моих рабов", - из Хэхэльфа мог бы
получиться отличный синхронный переводчик. - Мои рабы бьют палками дерьмо
жен твоих рабов!
- А что, у этих ребят есть еще какие-то свои рабы? - опешил я.
- Да нет, конечно, - невозмутимо ответил Хэхэльф. - Просто так принято
говорить во время ссоры...
- Ну уже легче, - вздохнул я, - а то я и без того запутался в бунабской
табели о рангах: "почтенные рабы" папну, "обыкновенные рабы" хуса... Я уж
было подумал, что есть еще какие-нибудь "рабы простых рабов", совсем уж
задрипанные!.. Слушай, я еще вот чего не понимаю: как может быть, что такой
коротенькой фразе "Атэ байя" , всего-то из двух слов, соответствует столь
сложный перевод: "Мои рабы бьют палками..." - ну и так далее. Что означает
слово "Атэ"? "Раб"? "Палка"? Или "раб с палкой"? Или "раб, который бьет
палкой"?
- Да ничего оно само по себе не означает, - пожал плечами Хэхэльф. -
Видишь ли, брань не является частью бунабского языка. Понимаешь, какое дело:
бунаба говорят на том языке, который дал им Варабайба. Полагают, что это -
его родной язык, поэтому бунаба очень горды тем, что говорят на языке богов.
Но в языке Варабайбы совсем не было слов, подходящих для хорошей ссоры.
Наверное боги никогда не ругаются... Ну а бунаба - не боги. И когда между
ними затевалась свара, они тут же начинали драться, поскольку не могли
выразить свою неприязнь к противнику с помощью слов. Потом им надоело
драться по пустякам, и они решили, что им требуются хорошие ругательства.
Началось с нескольких фраз, которые придумал тогдашний ндана-акуса Середины
Острова Пхех. Он собрал всех бунаба вместе и объяснил им, что означает
каждое выражение. Всем очень понравилось, так что драк сразу стало поменьше.
С тех пор каждый новый ндана-акуса придумывает какое-нибудь новое
ругательство, или просто изменяет значение старого, о чем немедленно
сообщает своим счастливым подданным и прочим жителям острова на
торжественном собрании у скалы Великой Агибубы.
- А что, еще и скала такая есть? - изумился я.
- Конечно, и ты сам ее увидишь, поскольку именно туда мы и отправимся:
чаще всего Варабайбу можно застать именно в тех местах. Собственно говоря,
форма скалы и стала прообразом бунабских головных уборов!
- Здорово! - резюмировал я. - История возникновения бунабских
ругательств - это нечто! Слушай, а нельзя подсказать им парочку? - Я
подумал, что это был бы самый идиотский, но весьма эффектный способ оставить
свой след в истории этого экстравагантного народа.
- Ты что! - Хэхэльф почти испугался. - Эта привилегия принадлежит
только ндана-акусам, даже их сыновья не имеют права высовываться со своими
предложениями!
- Ладно, - усмехнулся я, - нельзя, так нельзя... Им же хуже!
Перебранка наших рабов тем временем продолжалась. Пока Хэхэльф любезно
читал мне краткую, но захватывающую лекцию, ребята успели наговорить друг
другу множество замечательных вещей.
- Эр ту эр! - язвительно сказал Веха.
- Лу ту лу хэк ту лу агибуба! - выпалил Хвоп.
- Твой говорит: "ты - человек, прислуживающий своим рабам". А мой
отвечает: "ты чешешь зады моим домашним животным, в то время, как мои рабы
гадят в твою агибубу". Дело зашло слишком далеко, пора их приструнить, а то
сейчас, чего доброго, начнется драка, - заметил Хэхэльф. Он быстро спрыгнул
на устланный коврами пол моей комнаты подошел к переругивающимся слугам и
веско сказал им: - Ык! Ун де ак!
Наши суровые слуги тут же умолкли, с неописуемо мрачным видом
уставившись куда-то вдаль.
- Пошли купаться, Ронхул, - весело предложил мне Хэхэльф. - Здесь в
саду до фига бассейнов: с теплой водой, с холодной водой, с морской водой, с
дождевой - на любой вкус!
- Пошли, - обрадовался я. И с любопытством спросил: - А что ты им
сказал?
- А, ничего особенного, - отмахнулся Хэхэльф. - Просто велел им
заткнуться. И добавил "ун дэ ак" - это ругательство, обозначающее человека,
который унижается перед своими рабами в присутствии их рабов... Ну, не то
что бы я действительно имел в виду именно это - просто использовал самый
доступный способ выражения, чтобы сказать ребятам, что они ведут себя
недостойно.
Я восхищенно покачал головой, ошеломленный сказочными возможностями
бунабской ненормативной лексики, и мы отправились купаться, поскольку нет
лучшего занятия для праздного человека в теплый день. Во дворе, тем
временем, полным ходом шли приготовления к пиру. Многочисленные "почтенные
рабы" папну, все, как один в высоких агибубах и широких штанах, неторопливо
раскладывали на примятой после многочисленных пирушек траве круглые циновки
и пухлые подушки. Ребята действовали неторопливо, как настоящие художники:
положив на землю очередной предмет, непременно отходили на несколько шагов и
смотрели, как выглядит вся композиция в целом. К тому моменту, как солнышки
решили спуститься пониже, а я понял, что несколько переборщил с водными
процедурами, эти вдохновенные парни наконец закончили работу над своей
инсталляцией: большой пестрый круг из подушек и циновок благополучно
сомкнулся. Начался новый этап священнодейства, папну принялись расставлять
многочисленные столовые приборы: миски, мисочки и совсем уж крошечные
блюдечки - пока совершенно пустые. Я понял, что не доживу до начала
всеобщего чревоугодия и отправился в свою комнату, где тихо, по-партизански
уничтожил несколько здоровенных плодов странного вида, но совершенно
уникального вкуса.
- Все у тебя не как у людей! - огорчился Хэхэльф. Он застукал меня за
поеданием последнего, самого экзотического, плода из его утренних запасов,
немного похожего на смешной головной убор бунаба: тоже своего рода
"сапожок". На вкус сей дар природы напоминал, как ни странно, сдобную булку.
- Кое-что у меня как у людей, можешь мне поверить! - успокоил я своего
скорбящего друга.
- Ну, может быть, кое-что, - вздохнул он. - Но кто же так объедается за
полчаса до пира?
- Я объедаюсь. А что, было бы лучше, если бы я лег и умер? - возмутился
я. - Я ведь даже не завтракал.
- И кто тебе виноват? - Хэхэльф озабоченно покачал головой. - Теперь
ты, пожалуй, ничего жрать не станешь под предлогом, что, дескать, сыт.
Хозяева, чего доброго, разобидятся: пир все-таки в нашу честь - оно тебе
надо?
- Разобидятся, говоришь? - помрачнел я. - Ладно, сделаю над собой
героическое усилие и съем еще что-нибудь.
- "Что-нибудь" делу не поможет, - строго сказал Хэхэльф. - Ты даже не
представляешь себе, Ронхул, сколько надо съесть, чтобы бунаба убедились, что
тебе по душе их угощение... Нет, без масла сагыд тут не обойдешься!
- Что это за масло такое? - заинтересовался я.
- О, это по-настоящему чудесная вещь, - многообещающе протянул Хэхэльф.
- Его едят? - не отставал я.
- Нет. Его не едят, маслом сагыд мажут брюхо, - совершенно серьезно
объяснил он. - А вот уже потом едят. Столько, что страшно делается! И без
