том, что Селеста на следующий день вылетает домой в Лондон и просит Эмму
встретить ее в аэропорту.
Сначала Эмма была ошеломлена тем, что спустя все это время Селеста
может вот так просто написать и пригласить ее поехать с нею, а также дать
инструкции относительно того, что Эмма должна встретить ее в аэропорту.
Но осознание шаткости своего финансового положения, плюс любопытство,
свойственное всем людям, вынудили ее подчиниться. Она села на автобус и
поехала в аэропорт, а оттуда вернулась вместе с Селестой на такси,
переднее сидение которого было завалено кучей новых чемоданов.
Селеста повторила свое приглашение в гостиной номера, который сняла в
"Савойе", и Эмма почувствовала, что в своем белом виниловом плаще и со
спутанными ветром волосами, должно быть, выглядит скорее служанкой
Селесты, чем ее падчерицей.
Она говорила себе, что за всем этим должно что-то стоять, что жадная
натура Селесты не могла измениться в одни момент, что та вряд ли потратила
бы деньги на билеты и гостиницу просто так, но она мало разбиралась в
жизни и не могла понять мотивов своей мачехи. А когда Селеста с
сочувствующим видом приняла сообщение о гриппе, который перенесла Эмма,
она и вовсе была обезоружена. Во всяком случае девушка решила не
показывать своих сомнений, особенно, если учесть, что старшая медсестра
запретила ей исполнять служебные обязанности в больнице, по крайней мере,
в течение шести недель.
Селеста с явным удовольствием восприняла такое положение дел, и
сказала Эмме, что при сложившихся обстоятельствах гнет необходимости
откладывать отъезд. Она даст Эмме деньги, чтобы та приобрела себе одежду,
приличествующую дочери обеспеченной женщины, и как только паспортные
формальности будут закончены, они уедут.
И только, когда они провели в "Даниэли" два дня, в течение которых
Эмма была предоставлена сама себе, Селеста обрушила на нее новость о том,
что они покидают отель и переезжают в палаццо, принадлежащий крестной
матери Селесты, графине Чезаре.
И теперь Эмма в муках восстанавливая порядок в чемоданах Селесты,
снова задумалась о том, сможет ли она разгадать, что стоит за поступками
Селесты. Почему она привезла ее сюда? И почему, решив погостить у графини,
мачеха сочла, что ей нужна компаньонка? Если бы ей потребовалась служанка,
она могла нанять кого-нибудь за гораздо меньшие деньги, чем ей пришлось
заплатить за отдельную комнату в "Даниэли", отведенной для Эммы, только
для того, чтобы никто не подумал, будто она плохо относиться к своей
падчерице.
Эмма не могла постичь все это. Во всяком случае, почему Селеста
решила переехать в какой-то сырой старомодный палаццо, когда могла
наслаждаться комфортом и насыщенной жизнью в роскошном отеле? Эмма была
уверена, что Селеста собирается жить у графини, которой, по ее словам,
было уже восемьдесят, не из альтруистических побуждений. На нее это было
непохоже! Так почему же она переезжает туда? Есть ли у графини сын? Если
есть, то не это ли причина возбуждения, с каким мачеха приняла
приглашение? В конце концов у Селесты сейчас все есть, так, может, ей
захотелось иметь еще и титул? А если это было именно так, то Эмма снова
задумалась над причинами, заставившими мачеху пригласить ее с собой.
Дверь номера распахнулась, и вошла Селеста, яркая и живая, ее
изумрудно-зеленое платье из тонкого шелка плотно облегало изящные линии
маленького, но прекрасно сложенного тела.
- Эмма, - небрежно обратилась она к ней, - ты уже закончила сборы?
Эмма поднялась на ноги. Она была пять футов восемь дюймов ростом и
всегда чувствовала себя огромной рядом с хрупкой Селестой, хотя ее фигура
и была привлекательно пропорциональной, без угловатости, часто
свойственной высоким худощавым девушкам.
- Не совсем, - ответила Эмма. - Я решила немного перевести дух. Скажи
мне, Селеста, ты абсолютно уверена в том, что хочешь, чтобы я переехала в
этот палаццо вместе с тобой? Я хочу сказать, что могла бы остаться здесь,
или в каком-нибудь другом более дешевом пансионате.
Лицо Селесты приняло странное выражение, и Эмма почувствовала, как в
желудке у нее возникло отвратительное ощущение, такое, какое всегда
возникало, когда мачеха звала ее к себе, чтобы сообщить о каком-нибудь
новом плане, касающемся падчерицы. Но сейчас Селеста не напугала ее, хотя
иногда смотрела на Эмму так, словно та находилась рядом с нею
исключительно из милости.
Конечно, ты отправишься со мной, - произнесла Селеста твердо, ее
улыбка не гармонировала с холодными глазами. - Нас обеих пригласили, и,
естественно, ты будешь сопровождать меня.
Эмма пожала плечами.
- Но с чего это вдруг графиня пригласила меня? - настаивала она, и
Селеста сделала нетерпеливое движение.
- Ты задаешь слишком много вопросов, - произнесла она раздраженно. -
Где мое лимоновое шифоновое платье? Я одену его на обед сегодня вечером.
Сегодняшний вечер графиня проведет с нами здесь, а завтра утром мы
переедем из отеля в палаццо. - Она повернулась к зеркалу, с довольным
видом изучая свое отражение. - Между прочим, ты обедаешь с нами.
С тех пор, как они приехали в Венецию, Эмма обедала в своей комнате,
предоставив их столик в столовой Селесте которой нравилось создавать
вокруг себя тайну, и слышать, как все поговаривают об очаровательной
вдове, каждый вечер сидящей за своим столиком в одиночестве.
При последних словах мачехи глаза Эммы расширились, но она больше
ничего не сказала. Тайна сгущалась, и у Эммы стало зарождаться слабое
подозрение, что Селеста хотела произвести на графиню впечатление своей
любовью к падчерице. Но зачем? Только в том случае, если графиня ожидала,
что Селеста заботится о падчерице после смерти Чарльза Максвелла.
Могло ли это быть тем ключом, который она искала? Эмма не знала. Ей
было больно признавать, что до сих пор Селеста считала ее обузой, от
которой чем скорее избавишься, тем лучше.
В тот вечер на Эмме было розовое хлопчатобумажное платье, которое,
хотя и стоило Селесте приличных денег, тем не менее было простым и
совершенно не подходило к светлым волосам Эммы. Ей шли более яркие цвета,
а не пастельные тона. И, так как она теперь на все смотрела с подозрением,
то не могла не задуматься над тем, выбрала ли Селеста ей одежду скорее для
того, чтобы лишить ее привлекательности, чем для того, чтобы подчеркнуть
ее.
В прошлом, правда, у нее не было достаточно денег, чтобы свободно
тратить их на одежду, но все что она носила, было удобным и молодежным, и
никогда еще у нее не возникало чувства, что ее преспокойно сделали
совершенно безликой.
Графиня прибыла ровно в восемь. Селеста и Эмма встречали ее внизу в
холле. Эмма подумала, что никогда в своей жизни не видела более
царственной особы, но так как обе женщины были такими маленькими, она
чувствовала себя вдвойне неловко.
Однако, графиня решила быть очаровательной, и когда знакомство было
закончено и они заказали аперитив, прервала опрос Селесты, повернулась к
Эмме и спросила:
- А вы, моя дорогая, как относитесь к неожиданному изменению своей
судьбы?
Эмма взглянула на Селесту, потом пожав плечами, ответила:
- Я... ну... это совсем не то, что больница.
Пальцы Селесты предупреждающе вцепились в ее руку.
- Больница? - графиня нахмурилась. - Моя дорогая, вы были в больнице?
Но в вашем возрасте это очень плохо.
- Я... р... - начала Эмма, но пальцы Селесты сжали ее руку еще
сильнее.
- Разве я не сообщала вам в письме, что у Эммы была очень тяжелая
форма гриппа? - быстро заговорила Селеста. - Он едва не перешел в
воспаление легких, и конечно, больница была самым безопасным местом.
Эмма посмотрела на свою мачеху с изумлением. Если нужны были
доказательства ее предположений, то вот они!
- Нет, моя дорогая Селеста, - произнесла графиня, и Селеста отпустила
руку Эммы. - Ты мне ничего не писала. Но это неважно. Как удачно, что вы
приехали в Италию. Осмелюсь сказать, что здесь ваше окончательное
выздоровление будет куда более приятным, чем в Лондоне. Я знаю вашу страну
очень хорошо, и ее климат ужасает меня!
Эмма тяжело глотнула, какое-то мгновение неспособная мыслить
логически.
- Ваш английский превосходен, - неуклюже пробормотала она, не в
состоянии, даже если бы ей это стоило жизни, придумать что-нибудь другое.
Она знала, что от нее ждут каких-то слов.
- Спасибо, моя дорогая. Я сама всегда так думала, - улыбнулась
графиня. - Ну, допивайте ваше мартини. Думаю, пора переходить к обеду. Она
взяла Селесту под руку. - А теперь, моя дорогая, ты должна рассказать мне
все. Я хочу все знать о твоих двух покойных мужьях, и о том, думаешь ли ты
снова выйти замуж. В тридцать три года твоя жизнь только началась. Мы
должны постараться сделать ваше пребывание здесь незабываемым.
Эмма была потрясена. Она хотела пожаловаться на головную боль,
которую действительно испытывала, и оставить их, чтобы хоть чуть-чуть
собраться с мыслями, но ее внутреннее чувство приличия не позволяло ей
оскорбить графиню таким образом. Кроме того, она знала, какой будет
реакция Селесты, если она вдруг попытается сбежать с этого вечернего
развлечения.
Так что она последовала на обед, и ковырялась в еде, слушая разговор
графини с мачехой. Еда была восхитительной, минестра, суп, приготовленный
из овощей и трав, ароматный и вкусный, но Эмма едва ли заметила, что
находится у нее в тарелке. Даже сладкий десерт не пробудил ее от летаргии,
в которую она погрузилась. К счастью, графиня обращалась в основном к
Селесте, так что ей не пришлось больше лгать, хотя та не стеснялась
приукрашивать правду в своих собственных интересах, а также совершенно
менять обстоятельства, если находила это более выгодным для себя.
- Бедный Чарльз, - говорила она. - Он был совсем молодым, когда умер,
ему едва исполнилось пятьдесят три, и он был таким очаровательным! - она
посмотрела на Эмму. - Естественно, мы с Эммой разделили наше горе, и
думаю, помогли друг другу в тяжелое время.
- Конечно, - понимающе кивнула графиня. - Смерть всегда тяжело
перенести, и тебе повезло, что рядом была подруга почти твоих лет. Кстати,
моя дорогая, тебя ни в коем случае нельзя принять за мать этой девочки. Ты
выглядишь удивительно молодо, и вас можно принять за сестер.
Оценивающий взгляд, которым она одарила Эмму, сказал ей лучше слов,
что графиня считает Селесту куда более привлекательной и изящной, чем ее
падчерица.
- Мы с Эммой добрые друзья, - произнесла Селеста, снова глядя на
девушку, словно подталкивая ее опровергнуть это утверждение, но Эмма была
слишком поглощена своими мыслями и ничего не замечала.
И по мере того, как время шло, она задумалась над тем, а почему,
собственно, ее это вообще должно трогать. В конце концов у нее никогда не
было сомнений относительно того, как к ней относится Селеста, начиная с
того времени, как ее отослали в интернат. Да она, в общем-то, и
предполагала, что ее взяли в это путешествие в качестве компаньонки, так
что какая разница, если Селеста решила сыграть роль феи, вырвавшей Эмму из
тяжелой прозаической жизни и перенесла в этот изящный мир дворцов,
аристократии и богатства?
Казалось логичным предположить, что Селеста хотела показаться
спасительницей Эммы и наставницей. И графиня, явно гордившаяся своим
родом, едва ли посчитает женщину, несколько лет назад, без сожаления
бросившую свою падчерицу, подходящим и достойным ее общества лицом.
