чество вопросов, на которые почему-то никто не хотел вам отвечать - даже
на самые простейшие. Сейчас мы ответим на все. Как дела на фронте, где
теперь воюют ваши партизаны и многое другое. Начну с самого простого.
Для начала расскажу, как вам удалось уцелеть. Вас спас Владимир Росин
- он вывез вас на своем аппарате из немецкого тыла, и это помогло врачам
сохранить вашу жизнь. Так что вы с ним квиты.
Беда случилась с вами в декабре, а теперь лето, Вы, естественно, по-
няли, что очень долго были без сознания. Это так, но теперь вы здоровы,
совершенно здоровы, и вам непонятно, почему мы держим вас здесь взапер-
ти, когда идет война. Сергей Иванович сказал, что вы рветесь в действую-
щую армию. Вы вполне здоровый, обученный боец призывного возраста, и те-
перь, когда территория, где вы партизанили, освобождена, вы, конечно,
будете проситься на фронт. Я не ошибся?
- Буду, - ответил Николай Тимофеевич. - У меня с фашистами свои сче-
ты. Мне бы еще того фрица найти, что допрашивал меня...
Сидевший в углу Росин заворочался в кресле.
- Извини меня, Дед, - сказал он, подходя к столу. - Вот, возьми на
память.
Он со стуком поставил на зеркальную столешницу сверкающую никелиро-
ванную зажигалку с готической надписью "XX" и подогнувшим лапки черным
пауком - свастикой в красном кружочке. Все с недоумением смотрели на
незнакомую вещь. Сердце у Николая Тимофеевича заколотилось. Он поднялся,
взял зажигалку, крутанул колесико - вспыхнул желтый язычок пламени,
словно высветив темные углы крестьянской избы и засученные рукава на ру-
ках обер-лейтенанта, подносящих эту зажигалку к его лицу... Он поднял
глаза на Росина.
- Извини меня, Дед, - повторил тот. - Пристрелил я его как собаку...
Он ведь и меня допрашивал...
- Владимир... - укоризненно прогудел четвертый собеседник, которого
звали Ким. - Мы же договорились...
- Да, как собаку! - в запальчивости крикнул Росин. - И еще встречу -
снова пристрелю! И не только его - любого! Их всех до единого надо пе-
рестрелять!
Тут он словно осекся, пробормотал: "Извините" - и снова сел в кресло.
В комнате воцарилось молчание.
Партизанский командир удивленно оглядел присутствующих. Вспышка Роси-
на была ему понятна: так говорил и думал каждый, но здесь его слова были
восприняты как-то странно, и ученые смотрели на Росина явно осуждающе.
- Мы несколько отвлеклись, - произнес наконец Свет, когда молчание
стало тягостным. - Продолжим. Итак, Николай Тимофеевич, вы хотели бы по-
пасть на фронт. Проблема эта непростая...
Он сделал паузу, и Николай Тимофеевич, которого зажигалка вывела из
равновесия, бурно запротестовал:
- Вы же сами сказали, что я совершенно здоров. Поэтому, извините, не
понимаю, в чем проблема.
Профессор переглянулся с остальными.
- Проблема в том... что война уже кончилась!
- Кончи...лась? Совсем кончилась? - пробормотал ошеломленный парти-
зан. - Так быстро?
Между учеными словно искра пробежала, но они молчали, только врач по-
дошел вплотную и потихоньку опустил руку на плечо своего пациента.
- И чем же она кончилась? - напряженно спросил Николай Тимофеевич.
Мысли его метались. Самые невероятные предположения теснились в его го-
лове - одно нелепей другого. Сергей Иванович провел ладонями у его вис-
ков, словно успокаивая. Сразу стало легче, напряжение спало, да и ученые
вдруг заулыбались.
- Война окончилась нашей полной и окончательной победой, - ясным го-
лосом сказал Свет. - Гитлер во время штурма Берлина отравился, его под-
ручные были схвачены и по приговору международного трибунала повешены.
Сегодня фашизм уничтожен на всей планете - полностью и навсегда!
- Сколько же война продолжалась? - В мыслях у Николая Тимофеевича был
полный сумбур, но одно он понимал - такие дела быстро не делаются.
- война была долгой и кровавой. Она унесла двадцать миллионов жизней
только у нас и длилась четыре года.
- Четыре года... Так, значит, сейчас сорок пятый год?
Свет отрицательно покачал головой.
- Нет, не сорок пятый. После войны прошло много времени... Очень мно-
го...
- Какой же сейчас год? - глухо произнес Николай Тимофеевич. Перед его
глазами опять встала все та же картина: простоволосая жена, перед отъез-
дом в эвакуацию со слезами обнимающая его, зареванные детишки, узлы на
санях с какими-то вещами - вроде даже самовар прихватили - комья снега
из-под лошадиных копыт...
- Чуть позже я вам отвечу. А сейчас у меня самого есть к вам вопрос.
Скажите, какие из тех книг, что мы вам дали, вы успели прочитать?
- "Войну и мир" начал, первый том. - Вопрос был явно нелепый, но от-
вета, видимо, очень ждали.
- Там был еще роман Герберта Уэллса...
- "Война миров"? Да я его в школе прочел. Посмотрел бы автор на нашу
войну...
- Но в той же книжке был еще один роман - "Машина времени". Его вы
читали?
- Полистал только. По-моему, скукотища изрядная.
- Но о чем там идет речь, уловили?
- Какую-то машину там изобрели, У нас в деревне был тракторист безно-
гий, так вот он себе такую сделал - с рычагами.
- Еще один вопрос. Вы Москву знаете? Бывали в ней?
Николай Тимофеевич кивнул. К сестре в Марьину Рощу он наведывался не
раз, костюм в Пассаже покупал, а в ЦУМе - патефон с пластинками. Утесов,
Шульженко, Александрович, Козин...
- Тогда посмотрите сюда, - профессор показал на стену.
И в ту же секунду стена исчезла, и за ней раскрылась Красная площадь
- красный кирпич древних зубчатых стен, мрамор Мавзолея, неподвижные фи-
гуры часовых. По брусчатке площади бродили веселые, необычно одетые лю-
ди, под ногами у них сновали голуби, легкий ветер колыхал флаг над купо-
лом дворца...
В первый момент Николай Тимофеевич решил, что это кино, но на кино
это не походило. Просто не стало стены, и он видел Красную площадь через
огромный проем. Но тут изображение стало стремительно вырастать, и вот
уже перед ним был только Мавзолей, и огромные буквы на нем - ЛЕНИН. За-
тем картина сменилась, появился Большой театр, перед ним били фонтаны и
тоже гуляли веселые люди. Потом театр поехал в сторону, и Николай Тимо-
феевич перестал что-либо узнавать - здания вокруг были странные, огром-
ные, сплошь из стекла. Опять мелькнула кремлевская стена - он словно
мчался к ней через площадь, уголком глаза отметив справа знакомые здания
Манежа и университета, он тут же забыл о них, потому что чудесным спосо-
бом поднялся в воздух, перелетел через решетку Александровского сада и
замер перед языком пламени, трепещущим над мраморной пятиконечной звез-
дой. Профессор Свет что-то говорил ему, но он не понимал ничего - все
слова оставались за порогом сознания, а он продолжал идти, ехать,
мчаться, лететь по улицам небывалой, невозможной Москвы - то рядом с за-
бавными карапузами, таращившими на него круглые глазенки, то в стреми-
тельном полете над крышами.
Он видел здания небывалой вышины и прозрачные трубы над городом, в
которых скользили прозрачные каплевидные поезда, обгонял диковинные ав-
томобили, не похожие ни на что, спиралью взлетел чуть не к самому небу
вокруг бетонной иглы неимоверной длины - верхняя часть вся была в ка-
ких-то железных прутьях, словно ерш для чистки ламповых стекол. На самой
ее макушке, выше облаков, развевался красный флаг, а рядом с флагом ле-
тели двое на прозрачных крыльях - похоже, парень с девкой, - кувыркались
в небе, смеялись и дурачились, ошалев от солнца, неба и любви... Потом
все исчезло, стена комнаты вернулась на место, и постепенно Николай Ти-
мофеевич осознал, что он по-прежнему сидит все в том же кабинете.
- Что это? - тихо спросил он после долгой паузы.
- Это Москва, сегодняшняя Москва, - ответили ему. - Это тот самый го-
род, защищая который, и вы, и миллионы других людей шли на бой с фашиз-
мом, шли на смерть и муки.
- Но ведь такое не сделать и за двадцать лет. Сколько же времени
прошло? - еле слышно спросил Николай Тимофеевич, уже предугадывая ответ
и страшась его. - Какой теперь год?
Они смотрели на него с жалостью и тревогой.
- Год вам ничего не скажет, - ответил Свет тихо, - у нас теперь дру-
гое летосчисление. А война закончилась пятьсот лет назад.
4
Заседание Трибунала Чести тянулось долго. Страсти разгорелись, участ-
ники порой забывали, что они собрались решить судьбу Владимира Росина, и
пускались в дебри хронофизики и хроноистории, проецировали на экран зала
заседаний то сложнейшие математические выкладки, то алгоритмы, заданные
мозгу Института времени, а то и просто несли ахинею, пытаясь прикрыть
слабость своих аргументов красноречием. Не терял спокойствия, наверное,
лишь виновник всей этой кутерьмы Росин. Войдя в зал, он плюхнулся на
ближайшее кресло и вот уже третий час с философическим видом разглядывал
потолок, словно происходящее в зале его совсем не касалось. Николай Ти-
мофеевич, наоборот, места себе не находил, извертелся в кресле, все вре-
мя хватал Владимира за руку и громким шепотом - чуть ли не на весь зал -
возмущался несправедливыми нападками на своего спасителя, а защитникам
Росина несколько раз бурно аплодировал. На него вначале оглядывались, но
председатель Хроносовета профессор Свет объяснил, кто он такой, и на не-
го перестали обращать внимание.
Во время перерыва Росин отвел Деда обедать на крышу, откуда вся Моск-
ва была как на ладони. Дед, быстро освоивший обращение с шифратором, сам
заказывал блюда автомату, но ел невнимательно - рассматривал город, зад-
рав жидкую бороденку, провожал взглядом аэропоезда, дирижабли туристов,
летунов с разноцветными крыльями.
- Теперь я понимаю, почему твои дурехи мне голову морочили. Да и ты
тоже... - Он подмигнул сидевшему с ними врачу.
Тот засмеялся.
- Одна из них - профессор психологии, вторая тоже известный медик.
Просто им был дан строжайший приказ. Мы ведь не знали, как вы отнесетесь
к тому, что попали в XXV век. Было решено создать вам знакомую обстанов-
ку, только из этого ничего не вышло. Ну книги, скажем, взяли из хранили-
ща под страшные клятвы - ведь это большая редкость, мы все пишем на
кристаллы. А вот фанерную тумбочку достать не смогли. Фанеру лет триста
как не выпускают. Во всем были проблемы - одежда, карандаш, бритье. Ги-
гиенисты, например, пришли в ужас, когда кто-то предложил сделать для
вас старинную ванную комнату - без лучевой стерилизации. А карандаш! Его
и в музее не найдешь... Кстати, вот ваше письмо. Как вы понимаете, нам
его отправлять некуда. А вы завтра будете дома, и сами все разузнаете.
После обеда споры продолжались. Кто-то предложил поставить вопрос на
голосование, но желающих выступить и сказать свое веское слово оказалось
столько, что голосование пришлось отложить. Случай был уникальный, пре-
цедентов не имеющий, и к тому же надо было решить судьбу человека. То,
что Росина следовало наказать, понимали все, но вот нажать кнопку выбора
и тем вынести решение, ни у кого рука не поднималась.
О том, что заседание трибунала будет бурным, Росин знал заранее.
- Вопрос о вмешательстве в прошлое, - рассказал он Деду, - дискутиру-
ется уже лет пятьдесят, с тех пор как Гордеев и Ямамото доказали возмож-
ность проникнуть в него. Но это все были досужие рассуждения, потому что
первые аппараты - интрахроновизоры - позволяли лишь наблюдать прошлое и
годились разве для съемки учебных фильмов по истории. Но несколько лет
назад был построен первый интрахронолет - ну, ты видел его, я на таком к
вам прилетел, - и сразу пришлось решать: вмешиваться или не вмешиваться?
Существует такая теория, что раз прошлое уже состоялось, менять его
нельзя даже в самой малости - это, дескать, может вызвать огромные и со-
вершенно непредсказуемые потрясения в последующих веках. Представь, нап-
ример, что кто-то отправился в прошлое и убил там отца или дедушку Напо-
