он был ранен под Вязьмой, провалялся в госпитале до морозов, после чего
был направлен в родные места для формирования партизанского отряда, од-
нако едва добрался до места, как нагрянули немцы.
- Почему же нельзя... - медленно произнес врач, словно к чему-то
прислушиваясь. - Вам теперь все можно будет... Даже на фронт...
Николай Тимофеевич еще раз взглянул на своего собеседника - мужик что
надо, ростом под два метра, хотя и тонкий в бедрах, ручищами лом может
согнуть, а прикоснется мягко - любая боль уходит. Как говорится, врач от
бога. Такому в медсанбате цены нет. Видно, не раз просился, да не пуска-
ют - ишь, глаза какие грустные.
- А вам что - нельзя? - тихо спросил, почти шепотом.
- А мне нельзя. - Доктор сразу подобрался, сделался колючим, как еж,
и тут же ушел, унося в своих чудодейственных руках треугольник солдатс-
кого письма.
В неторопливой больничной жизни было два странных обстоятельства, над
которыми Николай Тимофеевич подолгу размышлял. Первым фактором был ежед-
невный дождь, который начинался почему-то всегда в три часа, когда глаза
после обеда так и слипались. Кончался он тоже словно по расписанию -
ровно через час. Большие часы с бегающей секундной стрелкой висели нап-
ротив кровати, и Николай Тимофеевич довольно скоро заметил, что дождь
начинается и кончается минута в минуту. Вначале он решил, что это ис-
кусственное поливание, вроде того, что до войны пробовали на полях в со-
седнем колхозе, но однажды дождь был даже с громом и молнией, небо по-
чернело, березы под окном согнулись от ветра. Задремавший было Николай
Тимофеевич спросонок поплелся закрывать окно, забыв, что оно без рам, и
тут проснулся окончательно, потому что сразу за подоконником дождь ру-
шился стеной, а в комнате и на подоконнике не было ни капли. Он осторож-
но высунул руку - ее сразу окатило холодной водой. Девицы, когда он
спросил про такие странности, зафыркали, как всегда, и предположили, что
все дело в отсутствии ветра. При этом они безбожно врали, потому что на
его глазах одна из берез в саду была этим самым отсутствующим ветром
сломана пополам.
Вторым обстоятельством была полная ненадобность в бритье. В отряде
партизаны звали своего командира Дедом не за возраст, а за пышную боро-
ду, которую тот отпустил еще перед войной для солидности, чтобы прикрыть
узкий, по его мнению, подбородок. Неожиданно жена заявила, что с бородой
он стал просто красавец... Фашисты эту бороду поджигали никелированной
зажигалкой - это последнее, что он помнил о ней. Теперь он был гладко
выбрит - ни бороды, ни усов - и нигде не появлялось даже щетины, сколько
он ни щупал себя перед зеркалом. Поразмыслив, он решил, что тут виноваты
лекарства, которыми его лечили, пока он был в беспамятстве, - здоровье
вернули, а бороды лишили. Впрочем, невелика потеря.
Огромное зеркало, в которое он себя рассматривал, занимало полстены в
ванной комнате, напоминавшей скорее храм санитарии и гигиены.
Столбовские жители мылись в бане, но замужняя сестра Николая Тимофее-
вича жила в Марьиной Роще в Москве, в квартире со всеми удобствами, в
том числе с. обширной ванной комнатой, казавшейся деревенскому жителю
пределом мечтаний. Однако то, что он увидел здесь, превосходило жалкие
"удобства" Марьиной Рощи в сказочное число раз. Ванна была такая, что
хоть плавай; в углу находился душ, который бил и сверху, и снизу, и сбо-
ку, причем вода по комнате не разбрызгивалась, а падала на мягкий синий
квадрат пола и куда-то всасывалась; рядом с синим квадратом был красный
квадрат - стоило на него встать, как тебя со всех сторон обдувало теплым
воздухом, который приятно покалывал и пощипывал тело - ну словно в нос
газировкой шибало; в шкафу, едва протянешь к нему руку, открывалась
дверца, и оттуда высовывалась чистая, проглаженная и горячая простыня;
ношеное белье надо было не жалеючи кидать в какой-то ящик, из которого
оно исчезало неведомо куда, а чистое белье - исподнее и верхнее - было
наготове в другом шкафу.
Все это сияло и сверкало идеальной чистотой и вдобавок не требовалось
ни мыла, ни мочалки: вода из душа и крана лилась, видно, с мылом, то ро-
зовая, то зеленая, а обычная лилась уже потом. Девицы предупредили его,
что цветную воду глотать не следует - вреда не будет, но и пользы тоже.
Зубная щетка была с батарейкой - она жужжала и елозила в руке, так что
зубы вроде сами чистились. Такое новшество Николаю Тимофеевичу не понра-
вилось, но, поскольку другой не было, он смирился и стал привыкать к то-
му, что дали.
Вдобавок ко всему вся эта санитарно-гигиеническая роскошь была авто-
матической - не требовалось вертеть краны, вода начинала литься сама,
едва встанешь под душ или протянешь руку к умывальнику. Правда, после
концертов Термена, о которых не раз писали в газетах (Деду даже запомни-
лось название инструмента - "терменвокс"; на нем надо было играть, не
прикасаясь руками), все эти устройства Николая Тимофеевича не очень по-
разили. Он удивлялся только, что в тяжелое военное время нашлись деньги
на подобную ерунду, без которой вполне можно обойтись. Вот парную бы, да
веничек, да кваску побольше - и попить, и квасного духу поддать - это
была бы жизнь!
3
Однажды утром он открыл глаза и увидел вокруг себя незнакомую обста-
новку - не пустую больничную комнату, а прекрасный гостиничный номер с
коврами на полу, мягкими креслами, картинами на стенах и так далее. Ря-
дом с кроватью на спинке кресла висел костюм - видать, очень дорогой, и
повесили его здесь, а не в шкафу, для того чтобы Николай Тимофеевич сра-
зу заметил приколотый к нему орден Красной Звезды и круглую незнакомую
медаль на полосатой ленточке, на которой он прочитал слова "За оборону
Москвы".
- Доброе вам утро, Николай Тимофеевич! - раздался за его спиной голос
доктора. Как всегда, тот появился, словно почувствовав, что его ждут. -
Умывайтесь, одевайтесь и на завтрак! Мы находимся в гостинице Академии
наук, с вами очень хотят поговорить наши ученые. Я знаю, у вас масса
вопросов, и сегодня вам на все ответят. Это ваш костюм - как, нравится?
- А орден, медаль... откуда? - глухо спросил Николай Тимофеевич,
рассматривая награды.
- А это за то, что вы храбро сражались под Москвой. И еще за спасен-
ных детей - помните?
- Неужели спасли? Удалось, значит...
Невероятная эта история помнилась ему во всех подробностях. Сразу
после прихода фашистских войск разведчики донесли, что немцы хватают де-
тей в окрестных деревнях и куда-то увозят. Вскоре удалось установить,
куда - в одном из подмосковных санаториев фашисты устроили госпиталь для
своих раненых офицеров - а их было превеликое множество, поскольку каж-
дый шаг к Москве оплачивали враги великой кровью. Вот эту-то кровь и
вознамерились ученые душегубы в белых халатах брать у русских детей для
спасения своих раненых. Поверить в подобное было невозможно, но развед-
чики поверили сразу - так плакала и заламывала руки рассказавшая об этом
старуха, которую фашисты допустили убирать грязь в операционных.
Жуткое известие потрясло людей. Партизаны проявили чудеса изворотли-
вости, чтобы все вызнать, - и вызнали. Наблюдатели с рассвета до заката
недвижно лежали в сугробах, засекая смену караулов; неосторожный
обер-лейтенант из легкораненых, спьяну отправившийся куда-то в одиночку,
поплатился за это жизнью, но перед смертью рассказал все, что знал; пар-
тизаны осторожно опросили каждого из местных жителей, кто хоть раз побы-
вал на территории госпиталя. Словом, они узнали все, но сделать ничего
не могли: уж очень хорошо охраняли фашисты свое раненое воинство, и со-
ваться с дюжиной винтовок против крупнокалиберных пулеметов было бы са-
моубийством. Партизаны и на это бы пошли, чтобы спасти детей, но предп-
риятие представлялось настолько безнадежным, что властью командира Нико-
лай Тимофеевич запретил и думать об этом и очередные доклады разведки о
том, сколько прозрачных детских трупиков было сброшено сегодня в овраг
возле госпиталя, выслушивал в одиночестве. Ему не хотелось, чтобы видели
партизаны, как молча, с неподвижным лицом плачет их бесстрашный Дед.
Среди партизан был парнишка, знавший территорию санатория как свои
пять пальцев. Его-то и послал командир на восток с приказом добраться до
Красной Армии и все рассказать - где держат детей, где казарма охраны,
откуда проще подобраться к пулеметным вышкам... Парень ушел, и никто не
знал, выполнил он приказ или нет. В отряде не было даже приемника, связь
с соседями установить не удалось, а немцы брехали, что Москва давно взя-
та и бои идут чуть ли не за Уралом...
Теперь Николай Тимофеевич узнал, что Ванюша все-таки дошел - идти ему
пришлось не до Урала, а гораздо ближе. Подробностей Сергей Иванович не
рассказал, потому что не знал их сам, но уже вечером Николаю Тимофеевичу
стало известно все - как в непролазной глуши пересек фронт лыжный отряд
комсомольцев, как пятьдесят километров бежали они по немецким тылам, как
бесшумно были сняты часовые, как летели в окна казармы тяжелые противо-
танковые гранаты, как обезумевшие от страха перед возмездием враги выс-
какивали в нижнем белье на страшный мороз, бежали в темноту по сугробам
и падали от пуль, с каким ужасом глядели раненые фашисты на русских бой-
цов, когда те вылавливали по палатам ученых палачей (был строжайший при-
каз раненых даже пальцем не трогать, а как хотелось их перестрелять -
ведь это им переливали кровь, высосанную из русских мальчишек и девчо-
нок), как торопливо закутывали бойцы истощенных, обескровленных ребяти-
шек, как несли их, дрожащих, невесомых, к саням, как мчались в них
навстречу прорывающимся танкам Катукова...
Но все эти рассказы были потом, а сейчас ждали другие заботы. Николай
Тимофеевич наспех умылся (удобства у академиков были в точности такие,
как в больнице, ничуть не лучше, и он даже слегка возгордился этим), и
после завтрака они пошли. Кабина лифта понесла их кудато вниз. В большом
кабинете ожидали четверо мужчин. Они представились. Странные имена троих
ничего не сказали Николаю Тимофеевичу (он только удивился, увидев здесь
огромного негра, черного как сажа), а фамилия и лицо последнего показа-
лись ему знакомыми, и он вопросительно оглянулся на врача.
- Да, да, это тот самый Владимир Росин, спасая которого, вы попали в
плен, - подтвердил старший из присутствующих, профессор Свет.
- Ну, здравствуй, летчик, - сказал Николай Тимофеевич, тряся сильную,
загорелую руку. - Значит, выбрался ты к своим все-таки...
Ему припомнился необыкновенный аппарат, на котором прилетел к ним Ро-
син, - ни на что не похожее сооружение, в открытый люк которого фашисты
не могли войти, как ни пытались. Каждого, кто приближался к аппарату,
останавливала и отбрасывала непонятная сила - словно невидимая резина,
обладавшая прочностью стали. Партизаны в бинокль видели, как однажды фа-
шисты подкатили к аппарату пушку и выстрелили почти в упор. Отлетевшими
неожиданно далеко осколками ранило несколько солдат, а аппарату хоть бы
что... Выручить пилота сверхсекретной машины из вражеского плена было
просто необходимо.
- Рассаживайтесь, товарищи, - сказал Нгоро - верзила негр, сияя осле-
пительно белыми зубами. - Пора рассказать нашему гостю все, что с ним
случилось.
После некоторой паузы, переглянувшись с остальными, профессор Свет
вздохнул, словно собрался прыгать в холодную воду, и заговорил:
- Дорогой Николай Тимофеевич! Ваш лечащий врач, Сергей Иванович, со-
общил нам, что здоровье ваше восстановлено полностью. В полном порядке и
ваша память. Вы знаете, что попали в плен, были тяжело ранены И что бла-
годаря контрнаступлению советских войск под Москвой вас удалось спасти.
Остальное вам неизвестно, и у вас естественно накопилось огромное коли-
