что птицы находятся совсем рядом, я схватил лук, стрелы и выскочил из
пещеры.
Птиц было десятка два. Величиной с нашу галку, они относились,
вероятно, к какому-то виду семейства вороновых, были сплошь черными, а
клювы у них, тоже черные, в верхней части имели большой выпуклый горб'.
Заметив меня, "вороны" громким "пьоонг" выражали свое изумление или
неудовольствие, однако и не помышляли улетать. Некоторые, наиболее
нахальные, летели прямо на меня и при этом возбужденно кричали.
[' Эти птицы, довольно распространенные в Южной Америке, охотно живут
вблизи человеческого жилья. Индейцы называют их "ани". Название это,
распространенное и среди португальцев в Бразилии, перешло в официальную
терминологию орнитологии. Латинское их название Crotophaga ani.]
Ближайшая птица была не более чем в десяти шагах. Широко расставив на
ветке лапы, она возмущенно кричала на меня своим пронзительным "пьоонг". Я
прицелился и выпустил в нее стрелу. Цель была близко, однако стрела пошла
в сторону. Птица заметила что-то мелькнувшее неподалеку от нее, но на этом
острове ей неведом был человек, и она, оставаясь сидеть, продолжала
надрываться.
Вторая стрела пролетела значительно ближе к цели, третья, к
сожалению, взмыла высоко вверх, зато четвертая - ура, трубите, фанфары,
победу! - четвертая угодила прямо в цель, пронзив жертве крыло и свалив ее
на землю. Одним прыжком я настиг птицу и прижал ее к земле - попалась!
Вся стая подняла сразу невообразимый крик и, кружа надо мной,
казалось, намерена была отомстить за гибель своего сородича. Я посылал в
гущу птиц стрелу за стрелой, но впопыхах позорно промахивался. Потом
стрелы у меня кончились, а птицы, наконец осознав опасность, улетели.
Прежде чем убитая птица успела остыть, я ощипал ее и целиком съел,
оставив только кости и внутренности.
Ночь прошла без происшествии, хотя жестокие спазмы в желудке не
давали мне покоя. На следующий день я встал ослабевшим, все мышцы ныли от
вчерашней работы.
Болезнь и голод давали себя знать. Я понял: если в самое ближайшее
время не произойдет коренных перемен, долго мне не протянуть и придется
прощаться с этим миром. Правда, мир этот в последнее время немного
доставлял мне радости, но все-таки уходить со сцены так бесславно не
хотелось.
"Прежде всего надо обеспечить себя запасом пищи. Нельзя больше
топтаться на одном месте, надо отправляться дальше на поиски еды". Мысль
эта настолько захватила меня, что поутру, едва напившись воды из ручья, я
отправился в путь, невзирая на пустой желудок.
На этот раз я направился на север, туда, где на берегу валялись
остатки спасательной шлюпки. Я пошел, как прежде, берегом моря, и,
оказалось, не зря. Мне попался новый предмет, выброшенный волнами после
крушения нашего корабля: деревянный сундучок, в каких матросы обычно
хранят свой нехитрый скарб. Сундучок был заперт и совершенно не поврежден.
Я попытался открыть крышку, но она не поддалась. Тогда я потряс
сундучок - в нем что-то было. А вдруг там кресало, так необходимое мне для
разведения огня? Увы, я не мог пока в этом убедиться: разбивать крышку у
меня не было времени. Я лишь оттащил свою находку подальше от моря в
безопасное место, чтобы вечером вернуться, и двинулся дальше.
В этой стороне острова растительность за линией песчаных дюн была
реже и просматривалась лучше, чем заросли вокруг моего холма. Время от
времени я отклонялся от своего пути, углубляясь на несколько сот шагов в
чащу, и делал это не только затем, чтобы попытаться кого-нибудь
подстрелить. Из книги о Робинзоне я живо помнил главы, в которых он
описывал, как исследовал свой остров. Он отыскивал полезные для себя
растения и плоды. А вдруг и я найду здесь какое-нибудь дикое поле кукурузы
или риса?
Увы, поиски мои не увенчались успехом. Вся растительность была мне
незнакома, а внешним видом своим внушала скорее опасения. Я знал, что в
этих джунглях множество ядовитых растений со смертоносными плодами.
Часто стрелял я из лука в птиц, и, хотя постоянно промахивался,
занятие это не пропало даром - постепенно приобретался навык. И не знаю,
быть может, мне только так казалось, но после нескольких десятков
выстрелов стрелы как будто стали лететь точнее. Подкрадываясь к птицам и
наблюдая за их повадками, я напал на счастливую мысль, показавшуюся мне
настолько важной, что в эти первые дни пребывания на острове я счел ее
решившей все проблемы дальнейшего моего существования. Что с того, что я
хорошо знал леса Вирджинии, если здешние джунгли - я повторяю - являли
собой для меня неразгаданную и зловещую тайну? Как же мог я, без риска
отравиться, определить, какие плоды съедобны, а какие нет? И вдруг ответ
пришел, как мгновенное прозрение.
- Птицы! - торжествующе воскликнул я. - Птицы мне подскажут! Птицы
наверняка не тронут ядовитых плодов. Значит, все, что клюют птицы, могу
спокойно употреблять в пищу и я.
Теперь я стал внимательнее приглядываться к возне пернатых существ.
Понадобилось немного времени, чтобы приметить, на какие деревья и кусты
они охотнее всего садятся, лакомясь их плодами. Особое мое внимание
привлекли невысокие, карликового вида деревца с красными плодами, похожими
на ягоды рябины. Как видно, эти плоды представляли собой для маленьких
гурманов изысканный деликатес, ибо привлекали к себе самые разные породы
птиц, а когда среди прочих я заметил и попугаев, то решился и сам отведать
это лакомство.
Ягоды оказались на вкус довольно приятными, чуть сладковатыми. Я
набросился на них с волчьим аппетитом, но на всякий случай поначалу съел
немного, всего горсти две, решив непременно нарвать их больше на обратном
пути, а пока, неплохо подкрепившись и сразу повеселев, отправился дальше.
Вот так птицы оказались первыми моими учителями на острове.
Среди поредевшей чащи стали попадаться песчаные прогалины. Часто на
моем пути встречались агавы с мощными мясистыми листьями, утыканными
острыми иглами. На некоторых кактусах виднелись прекрасные розовые цветы
и, что того важнее, кое-где зеленые плоды, похожие на небольшие яблоки.
Мякоть их имела приятный вкус, и я нарвал столько плодов кактуса, сколько
уместилось в моих карманах.
Здесь я обнаружил еще один ручей с широким, хотя и мелким устьем,
впадающий в море. По его берегам тянулся небольшой лиственный лес, сплошь
переплетенный лианами. Из него далеко окрест разносился оживленный птичий
гомон. Издавали его попугаи, которых оказалось здесь великое множество.
Очутившись в тени первых деревьев на опушке леса, я был буквально оглушен
воплями попугаев и тут же, подняв голову, увидел в ветвях множество гнезд.
Как только птицы меня заметили, они сразу же смолкли, но было поздно - я
обнаружил гнездовье попугаев.
Многие птенцы были уже почти взрослыми, хотя и летали еще с трудом.
Они сидели на ветвях возле гнезд. Подкравшись и выбрав удобную позицию, я
стал осыпать их стрелами. Наконец мне удалось свалить на землю сначала
одного попугая, а потом и второго. Тем временем на вершинах деревьев
возобновились прежние суета и крики, на меня же птицы не обращали больше
никакого внимания. Я мог бы свалить на землю еще не одного птенца, если бы
не оборвалась тетива лука.
И тут меня заставил вздрогнуть раздавшийся вдруг неподалеку треск
сломанного сучка. Шагах в двадцати я заметил в траве рыжеватого зверька
величиной с нашу лису. У него была продолговатая морда и пушистый хвост'.
Зверек с нескрываемым вожделением поглядывал вверх на попугаев. Потом он
прыгнул на ствол и, помогая себе острыми когтями, стал ловко по нему
карабкаться. Не имея под рукой ничего более подходящего, я швырнул в него
лук. Мой снаряд стукнулся о ствол, а перепуганный зверек с тонким писком
соскочил на землю и юркнул в заросли.
[' Это, бесспорно, была красная носуха (Nasua rufa) - зверек из
семейства енотовых, широко распространенный в лесах Южной и Центральной
Америки.]
"Соперник!" - мелькнула у меня шутливая мысль. Внимательно осмотрев
гнездовье, я остался доволен. Гнезд здесь было несколько десятков,
практически неисчерпаемая кладовая. Конец моему голоду!
- От голода я не погибну! Не погибну! - торжествовал я и, наверное,
впервые за все время пребывания на этом острове сам себе радостно
улыбнулся.
Как же переменился я за эти несколько последних дней! Как одичал,
балансируя на грани между жизнью и смертью! Чувство простой человеческой
признательности мешалось в моей душе с дикой кровожадностью, когда,
наблюдая за стаей птиц, я строил планы, как лучше в последующие дни добыть
здесь побольше мяса.
До моей пещеры отсюда было часа два пути. Боясь преждевременно
растревожить попугаев, я решил поскорее убраться восвояси. Поскольку
красные ягоды не причинили мне вреда, я набрал их с собой про запас.
Нагруженный добычей, добрел я наконец до спрятанного мной матросского
сундучка и, обвязав его лианами, потащил за собой по песку.
Подходя к пещере, я благословлял счастливый день, принесший мне
столько удач.
Силы мои иссякали; простой матросский сундучок казался пудовым, но
сердце мое согревала надежда.
ОЗЕРО ИЗОБИЛИЯ
Выброшенный на берег матросский сундучок надежд моих не оправдал: ни
огнива, ни какого-либо полезного инструмента в нем не оказалось. Там было
немного поношенной одежды: рубашка и кафтан, а также горсть английских
монет, кусок корабельной веревки и небольшой мешочек с кукурузным и
ячменным зерном! Крепко сколоченный сундучок не пропустил ни капли морской
воды, и все предметы в нем оказались сухими и нисколько не пострадали.
Зерно я мог съесть, но мне не хотелось - у меня в достатке было теперь
свежих плодов.
Один из матросов "Доброй Надежды" держал голубей - вероятно, ему и
принадлежал этот сундучок с зерном. Позднее я вспомнил, какую важную роль
в жизни Робинзона Крузо сыграл ячмень, который он с таким успехом сеял на
своем острове, благодаря чему у него был хлеб и он в течение долгих лет
смог жить на необитаемом острове. В моем положении не было необходимости
возделывать землю и сеять хлеб: я был убежден, что не пробуду на острове
так долго, как Робинзон, живший в этих краях более полувека назад. С тех
пор многое изменилось в водах Карибского моря. Здесь больше стало людей, а
значит, и больше вероятности перебраться с моего острова на лежащий
неподалеку материк.
На рассвете следующего дня я поспешил в рощу Попугаев на охоту,
главным образом в расчете наловить как можно больше живых птиц, чтобы
выращивать их про запас. Лук я починил и подстрелил из него двух попугаев.
Потом, стараясь не шуметь, взобрался на дерево и длинным шестом попытался
сбросить ближайших ко мне молодых попугаев на землю. Однако старания мои
поначалу не увенчались успехом - попугайчики крепко держались за ветки.
Тогда я привязал к шесту петлю из гибкой лианы и на этот раз добился
успеха. За полчаса ловли набрался целый десяток. Больше ловить не имело
смысла.
Пока я привязывал пойманных попугайчиков к шесту, они во все горло
верещали, а со всего леса им вторили крики сотен сородичей. Я счел за
благо поскорее ретироваться и поспешил к своей пещере.
По пути у меня было немало хлопот. Хотя путы из лиан были достаточно
прочными, попугайчики легко перекусывали их острыми клювами, и, чтобы не
лишиться добычи, мне то и дело приходилось унимать их страсть к
уничтожению. Попугаи, сплошь зеленого цвета, с желтыми и красными пятнами
