Несколько часов, остававшихся до вечера, я использовал для устранения
окрест всех признаков человеческого жилища. Это была работа тяжкая, но
необходимая. Уверенный, что теперь нелегко будет обнаружить мое
пребывание, я лег спать.
Обдумывая события дня, я хорошо понимал, что в самом ближайшем
будущем предстоит решительная схватка с пришельцами. Но я был слишком
утомлен, чтобы думать о каком-либо плане действий, и быстро уснул.
АРНАК И ВАГУРА
Проснувшись ранним утром, я увидел мир иным, чем прежде: чужим и
враждебным, с притаившимися за каждым кустом неведомыми опасностями. Но
как только взошло солнце и орущие в клетке попугаи по обыкновению стали
требовать пищи, а я накормил их и поел сам, я вновь воспрянул духом. Жизнь
диктовала свои права, требуя соблюдать установленный порядок вещей. А к
ним прежде всего относились охота и заботы о хлебе насущном.
Выйдя, однако, из пещеры и углубившись в чащу, я шел уже не так
беззаботно, как прежде, когда внимание мое привлекали лишь дичь да
четвероногие хищники. События вчерашнего дня не выходили у меня из головы.
Появление на острове таинственных людей как бы вводило военное положение.
И в самом деле, направляясь к озеру Изобилия, я чувствовал себя, как
солдат на войне, со всех сторон окруженный опасностями.
Тем не менее ничего особенного не случилось. В пещеру я возвращался
нагруженный корзиной желтых плодов, "райских яблочек", и подстреленным из
лука зайцем. По пути заглянул на свое поле. Кукуруза всходила прекрасно,
как на дрожжах, и было радостно смотреть на ее свежую зелень, зато с
ячменем - горе. Появились, правда, какие-то робкие стебельки, но настолько
чахлые и рахитичные, что при виде их сердце обливалось кровью.
Я размышлял, стоит ли разводить костер. Спокойнее, конечно, было бы
обойтись без костра. Но, несмотря на это, я все-таки разжег его, хотя и
небольшой, чтобы поменьше было дыма. Обжаривать зайца пришлось дольше
обычного, но мясо хорошо подрумянилось и было вкусным.
День прошел в обычных заботах, разве что больше внимания приходилось
обращать на соблюдение всяких мер предосторожности. Я ни разу не выходил
на открытое место, где легко было бы заметить меня издалека. Внешне
оставался спокоен, но сколько во взбудораженной моей голове роилось
планов, догадок, намерений и сомнений! Ясно было одно: нельзя медлить и
колебаться, необходимо как можно быстрей выявить замыслы обнаруженных мной
людей и, если это враги, уничтожить их. В противном случае они могут
упредить меня и зарезать в пещере, как кролика в норе.
Но что предпринять? Как к ним подобраться?
На четвертый день после памятной моей вылазки на южную оконечность
острова задолго до рассвета я вновь отправился туда с твердым намерением
вступить в решительный бой с пришельцами. Я искал их в течение нескольких
часов в окрестностях бухты, у которой впервые их встретил. Безуспешно. По
старым следам ничего установить не удалось, а свежие, видимо, были
затерты. Во всяком случае, людей здесь не было: видимо, они ушли. Куда?
Быть может, на другую сторону острова, дальше на запад? А может быть, у
них была лодка и они уплыли на юг, на материк? Я совершенно не знал их
намерений, и это больше всего меня тревожило. А вдруг в мое отсутствие они
обнаружили пещеру и сейчас, затаившись где-нибудь поблизости, поджидают
меня?
Я не на шутку встревожился и, возвращаясь к пещере, пошел не
напрямик, а предварительно описав большой круг. Настороженным взглядом
ощупывал я каждый куст, каждую пядь земли. Нет, чужих следов не видно. Я
вздохнул с облегчением.
На ночь я забаррикадировал пещеру валунами тщательнее, чем когда-либо
прежде. Небольшое отверстие, оставленное сверху в каменной кладке,
позволяло мне обозревать всю поляну с клеткой попугаев и заячьей ямой
посередине. Над островом опускались сумерки.
"Поблизости их нет! - с облегчением подумал я, запершись в своей
пещере, где чувствовал себя в относительной безопасности. - Но где они?
Где их искать? Как до них добраться?" - мысленно повторял я.
Неопределенность неведомо с какой стороны грозящей опасности
невыразимо угнетала.
Двумя днями позже я внезапно проснулся среди ночи. Разбудили меня
странные звуки снаружи: крик перепуганных попугаев и треск ветвей. Мне
показалось или впрямь донесся приглушенный крик человека? Выглянув через
отверстие, я заметил над заячьей ямой какое-то неясное, подозрительное
движение. Я схватил попавшуюся мне под руку палку - лука впопыхах найти не
смог. Одним толчком развалил каменную стену и выскочил наружу.
Кто-то - человек или зверь - провалился в заячью яму и теперь
отчаянно барахтался, пытаясь выбраться. Он уже почти вылез. Человек! Я
подбежал к нему в тот момент, когда он уже выкарабкался и готов был
броситься в чащу. Ударом дубины по голове я свалил его на землю. И тут
меня пронзила острая боль в левом плече. Стрела из лука впилась в мышцу.
Вторым ударом я хотел размозжить противнику голову, но теперь было не до
этого: вторая стрела могла оказаться роковой. Я мгновенно схватил
лежавшего без памяти за ногу и бегом поволок его в пещеру. Еще минута - и
я завалил вход камнями. Отыскав в темноте куски лиан, я связал пленнику
руки и ноги, а потом занялся перевязкой своей раны, использовав для этого
старую рубашку. К счастью, рана оказалась неопасной, и кровь удалось легко
остановить. Я непрерывно поглядывал сквозь щели в камнях, опасаясь
нападения со стороны второго противника. Но на поляне царила тишина.
В томительном ожидании ползли часы. Если пленник жив, он наверняка
пришел в сознание, но ничем этого пока не обнаруживал.
Я оказался в странном положении: захватил пленника, но какая от этого
польза? Второй противник, притаившийся поблизости в чаще, держит меня в
своих руках и, стоит мне попытаться выйти из пещеры, легко может меня
застрелить. А в пещере у меня не было никакой провизии.
Хотя уже рассветало, в моем убежище царила тьма, и я не знал еще, с
кем имею дело. Несколько раз я пытался заговорить с пленником, разумеется,
по-английски, ибо никакого другого языка, кроме нескольких польских слов,
не знал, но он не отвечал, хотя и был жив - я слышал его дыхание.
За стенами пещеры стало совсем светло, когда и внутри мрак начал
постепенно редеть. Легко понять, какое любопытство снедало меня. Наконец я
различил черты лица пленника и не смог сдержать возгласа удивления:
- Это ты?..
Это был тот молодой индеец-раб, которому по воле капитана суждено
было умереть медленной смертью у мачты "Доброй Надежды". Я не мог
вспомнить его имени.
- Подожди-ка... Как тебя зовут? - спросил я.
Юноша молчал, неподвижно глядя в свод пещеры. Я знал, что он
несколько лет пробыл в рабстве у белых и неплохо владел английским.
- Послушай, ты! - проговорил я более строгим голосом. - Посмотри мне
в глаза! Ты меня слышишь?
В ответ молчание. Здоровой правой рукой я взял его за голову и резко
повернул лицом к себе.
- Больно... - охнул он тихо.
Я, видимо, коснулся ушибленного палкой места. Сам виноват в том, что
я причинил ему боль.
- Не упрямься! - предостерег я его. - Ты в моих руках! Я тебе ничего
плохого не сделаю, если ты меня не вынудишь... Как тебя зовут? - снова
спросил я, на этот раз мягче.
- Арнак, - пробормотал он вполголоса.
- Ах да, действительно, - вспомнил я, - Арнак! А тот, второй, твой
приятель, - указал я движением головы в сторону леса, - его как зовут?
Молчание. Юноша отвернулся от меня и уставился в угол пещеры.
- Кто он? - повысил я голос.
Он не отвечал.
- Смотри на меня! - крикнул я и подскочил к нему.
Он решил, что я его ударю, и послушно повернул ко мне лицо. В глазах
его читались беспокойство и страх, но в то же время и упрямство.
- Не бей, господин!.. - проговорил он не то умоляюще, не то
угрожающе.
Я вспомнил, как наш изверг капитан издевался над юношей.
- Арнак! - проговорил я менее суровым голосом. - Я сказал, что не
трону тебя, если ты не будешь меня влить своим поведением. Не дури и
отвечай мне честно. Кто тот, второй?
- Вагура.
- Индеец?
Юноша утвердительно кивнул.
- Это тот, твой приятель с нашего корабля?
- Да, господин.
- Как вы спаслись?
- Мы плыли. Вода вынесла.
- А кто уцелел, кроме вас?
Арнак снова заколебался. Веки его чуть приметно дрогнули. Он закрыл
глаза, чтобы я не приметил его смущения.
- Кто же еще спасся? - настаивал я.
- Он, - шепнул юноша нерешительно. - Но...
Снова молчание.
- Что "но"?
- Но... он умер.
Я догадался, что речь идет о капитане, и решил не касаться щекотливой
темы, чтобы не смущать молодого индейца. Выяснить эту историю можно будет
позже, в более удобную минуту. Важнее для меня сейчас было другое.
- А кто еще спасся с корабля?
- Больше никто, господин.
- А на острове есть жители?
- Нет, господин.
- Ты уверен, что это необитаемый остров?
- Да, господин.
Сведения были утешительные. Я верил в их правдивость, так как прежде
и сам пришел к тому же выводу. Мне жаль было беднягу Вильяма, чего я не
мог сказать обо всей остальной команде. Это была банда головорезов,
которых на корабле держал в повиновении безжалостный кулак капитана, зато
на суше она была способна на любое, самое мерзкое преступление. На
необитаемом острове жить с ними было бы невозможно.
И вот я оказался перед лицом новой проблемы, проблемы двух юных
индейцев. Что они представляли собой в действительности, я не имел ни
малейшего понятия. Целые годы провели они в рабстве, их бесчеловечно
истязали, над ними глумился негодяй-хозяин. В таких условиях, уродующих
характер, что доброе могло в них развиться? Коварство, хитрость,
вероломство, жестокость - как раз те качества, которые поселенцы и Считали
свойственными индейцам, - в душах двух угнетенных юношей, несомненно,
должны были расцвесть полным цветом.
Об индейцах у меня было сложившееся мнение. С самого раннего детства
сохранил я в памяти рассказы о жестоких схватках с краснокожими воинами,
и, хотя в Вирджинии их давно уже истребили, до нас постоянно доходили
страшные слухи из более отдаленных районов Запада.
В истории моей семьи имеется немало кровавых эпизодов войны с
индейцами. Моему прадеду, звавшемуся, как и я, Ян Бобер, через несколько
лет после прибытия на американскую землю лишь волей случая удалось
избежать смерти, когда индейцы неожиданно напали на английские поселки и
поголовно уничтожили их обитателей.
Отец мой, Томаш Бобер, в неполных двадцать лет добровольно вступил в
армию прославленного Бэкона, очистившего от индейских племен всю долину
реки Соскуиханны. В памяти моей свежи были страшные рассказы отца о
нападении диких туземцев на землю английского пионера-поселенца,
поставившего свой дом слишком глубоко в лесах, в стороне от своих
земляков. Правда, затем индейцев постигла заслуженная кара. Отряд
мстителей, в числе которых был и мой отец, не знал покоя до тех пор, пока
поголовно не истребил в округе всех краснокожих, всех, вплоть до грудных
младенцев. Этот рассказ, впервые услышанный мной еще в детском возрасте,
произвел на меня неизгладимое впечатление и породил стойкую неприязнь к
индейцам.
- Почему ты хотел меня убить? - спросил я Арнака.
Юноша не понял и посмотрел на меня вопрошающе.
- Там, на южном берегу, несколько дней назад ты выстрелил в меня из
