собакой протрещал еще что-то. Оруженосец пожал плечами, с
сомнением посмотрел на Гроуфилда, снова передернул плечами,
раздраженно бросил что-то по-испански и велел Гроуфилду:
- Ты жди здесь.
- Как вам угодно.
- Ты чертовски прав.
Человек с ружьем удалился важной поступью. Человек с
собакой стоял на месте, поглядывая на Гроуфилда с явным
недоверием. Немецкая овчарка продолжала примериваться в
глотке Гроуфилда.
Сигареты лежали у Гроуфилда в кармане сорочки. Он достал
их, заметил, как при этом напрягся собаковод, закурил с
деланно-непринужденным видом и протянул пачку собачнику. Тот
резко качнул головой. Он не на шутку разнервничался, и
Гроуфилду оставалось лишь надеяться, что собачник не потеряет
голову и не упустит ненароком поводок.
- Эй! - донесся со стороны дома женский голос, звучавший
с легким надрывом. Гроуфилд и человек с собакой посмотрела
туда, но Гроуфилд никого не увидел. Дом был белый, широкий,
утопал в зелени. И нигде ни души.
Женский голос крикнул:
- Идите сюда! - Затем добавил что-то по-испански и снова
по-английски: - Не бойтесь. Собака вас не тронет.
Гроуфилд совсем не был в этом уверен. Но фраза, сказанная
по-испански, очевидно, была адресована собаководу и
повелевала ему уйти. Даже не взглянув на Гроуфилда, он
поплелся прочь и поволок за собой псину. Сначала собака
упиралась, ей не хотелось прекращать бесстрастное созерцание
глотки Гроуфилда, но после того, как ее протащили несколько
шагов, псина развернулась и потрусила прочь у ноги хозяина.
Гроуфилд протянул руку в кабину, выключил зажигание,
сунул ключи в карман, захлопнул дверцу и направился к дому.
Под ногами похрустывал щебень. Теперь, когда у него, наконец,
появилась возможность обратить внимание на погоду, он
заметил, что на солнце очень знойно, жарче, чем в тенистых
джунглях, градусов на двадцать, если не больше.
- Эй! - снова крикнул женский голос. - Сюда, наверх!
Гроуфилд поднял взор и на этот раз увидел ее, размытый
силуэт в одном из окон второго этажа. Он ничего не разглядел,
только, когда она махнула ему, заметил, что у нее загорелая и
тонкая рука. Гроуфилд помахал в ответ и крикнул:
- Как там, наверху?
- Я встречу вас внизу, - сказала она, не ответив на его
вопрос.
- Прекрасно.
Вдоль фасада дома тянулась веранда с кафельным полом, но
без всякой мебели. Гроуфилд пересек ее, открыл забранную
сеткой дверь и вошел в прохладный тусклый мир за толстыми
белыми стенами. Повсюду стояли горшки с зеленью, на полу -
кадки с деревьями. Он будто снова попал в джунгли, а здешний
воздух напомнил ему об одной миссии в южной Калифорнии. За
тремя сводчатыми дверьми были комнаты, такие же прохладные,
сумрачные и тоже с белым стенами. Гроуфилд заглянул в них, но
так и остался стоять на персидском ковре в квадратной
прихожей, залюбовавшись потолком, отделанным тяжелым чугунным
литьем.
Женщина вышла из арки справа.
- Мистер Гроуфилд, - сказала она. - Спасибо, что
приехали.
Внешность ее была обманчива, особенно здесь, в полумраке.
Тело двадцатипятилетней женщины и соответствующая одежда -
белые холщовые слаксы, яркая полосатая хлопчатобумажная
блузка и белые босоножки. Но голос ее, казалось, принадлежал
пожилой женщине, несколько грубоватой, привыкшей поздно
ложиться, пить неразбавленное виски и курить сигареты одну за
другой. Волосы у нее были светлые, но не очень, средней
длины, уложенные нарочито небрежно; чтобы сделать такую
прическу, нужно немало повозиться. Итак, волосы были под
стать фигуре, зато лицо - под стать голосу. Очень
простенькое, но испещренное оставленными временем отметинами,
придававшими ему самобытности и свидетельствовавшими о
сильном характере. Это лицо как бы говорило:
"Я независима, но не своенравна, себе на уме, но не
цинична, сильна, но не воинственна, осторожна, но не робкого
десятка".
За те несколько секунд, пока она проходила под аркой,
Гроуфилд решил, что перед ним состоятельная сорокалетняя
дама. В сорок лет невозможно так сохраниться, если не тратить
на это много денег, но и иметь такое лицо и такой голос можно
было только лет в сорок.
Отвечая на ее приветствие, он сказал:
- Меня завело в такую даль простое любопытство. Пока я
ничего вам не обещаю.
- Разумеется. Меня зовут Белл Данамато. А вы Алан
Гроуфилд.
Женщина подала ему руку. Пожимая ее, Гроуфилд
почувствовал, что она крепкая и изящная, а пальцы мягкие.
Посуду для Белл Данамато мыл кто-то другой. Гроуфилд сказал:
- Очень рад, мисс Данамато.
- Миссис, поправила она и, скривив губы, добавила: -
Впрочем, это вряд ли имеет значение.
- Семейные неурядицы? - спросил Гроуфилд. - Видите ли,
если дело в них...
Скривившиеся губы сложились в улыбку, тоже кривую.
Женщина покачала головой и ответила:
- Нет, мистер Гроуфилд, не семейные неурядицы. Не то, что
вы имеет в виду. Я бы не обратилась к такому человеку, как
вы, будь все так просто.
- Такому человеку, как я, - эхом отозвался Гроуфилд. -
Интересно, что бы это значило.
- К человеку, который приезжает, даже не зная, зачем его
зовут, - объяснила она. - Посидим в доме или на воздухе?
- Как вам будет угодно, - ответил Гроуфилд.
- Пополудни во дворе всегда очень хорошо. Она жестом
указала на среднюю арку, и Гроуфилд, в свою очередь, тоже
жестом предложил даме идти первой. В том, как она улыбнулась,
кивнула и прошла мимо него, было некое легкое кокетство, но
Гроуфилд не понял, нарочито ли оно или же дама просто так
привыкла.
Сводчатый коридор привел их в широкую, скупо обставленную
комнату с натертым до блеска полом из широких досок. Слева на
стене висел реалистичный гобелен - мужчина на ослике. На
тяжелых деревянных комодах и столах стояли чугунные
канделябры, каменные статуэтки, тут тоже были растения в
горшках. Справа виднелись светлые пятна занавешенных
стеклянных дверей.
Шлепая подошвами сандалий, Белл Данамато подошла к
ближайшей стеклянной двери. А когда открыла ее, Гроуфилду
показалось, что дама норовит вывести его прямиком в джунгли
за задним фасадом дома.
Но тут были не джунгли. Это был даже не задний фасад
дома, а внутренний дворик, вокруг которого по периметру и
строился этот дом. Площадь его составляла примерно двадцать
на двадцать футов. Растительность тут была до того густой,
что полностью скрывала дальнее крыло дома, а извилистая
дорожка, выложенная сланцем, по которой сейчас направилась
Белл Данамато, просматривалась всего на два-три шага вперед.
Гроуфилд последовал за хозяйкой вглубь зарослей;
лозы и листья хлестали его по плечам. Зной здесь был
слабее, но не настолько, чтобы воздух стал липким и влажным,
как в джунглях.
Посреди этих карманных джунглей была крошечная площадка,
не больше четырех квадратных футов, выложенная
разнокалиберной плиткой; на ней стоял стол кованого железа со
стеклянной столешницей и четыре хрупких на вид стула, тоже
железные. Белл Данамато жестом пригласила Гроуфилда сесть,
сама уселась на стул напротив, протянула руку назад и нажала
какую-то невидимую кнопку на стволе дерева.
Гроуфилд уже ничему не удивлялся. Если бы после нажатия
этой кнопки вся площадка вдруг провалилась в недра земли или,
наоборот, взмыла в небо, подобно летающей тарелке, он просто
кивнул бы и все. Однако никакого видимого действия кнопка
вообще не оказала. И все же следующие слова дамы помогли ему
разгадать предназначенные кнопки. -
- Я надеюсь, вам нравится ром.
- Ром я обожаю, - признался Гроуфилд.
- Хорошо. Коль уж вы в Пуэрто-Рико, нет смысла пить что-
нибудь другое.
- Вы не местная, - предположил Гроуфилд. Она улыбнулась,
потянулась, легонько похлопала его по руке и сказала:
- Об этом мы еще поговорим, мистер Гроуфилд. Наверняка вы
проделали ужасно трудное путешествие.
- Шоссе номер три никогда не станет моей излюбленной
дорогой.
- Иногда диву даюсь, и куда они все едут?
- Давно вы здесь живете? - спросил Гроуфилд.
- Не забегайте вперед, - сказала она, на сей раз не
улыбнувшись и не потрепав его по руке. Появилась какая-то
резкость, порывистость женщины, привыкшей к богатству, к
тому, что ее обслуживают и ни в чем ей не перечат.
Гроуфилд покачал головой.
- Прошу прощения, миссис Данамато, - сказал он. в Не знаю
уж, чего вы от меня хотите, но вряд ли я впрямь тот, кто вам
нужен. Какое-нибудь бюро по найму прислуги могло бы подыскать
для вас нечто более подходящее. - Он встал.
Она удивленно подняла на него глаза.
- Боже мой! Вы что, на самом деле такой ранимый?
- Я достаточно зажиточен, чтобы ни от кого не зависеть, -
заявил он ей, и это была почти правда, во всяком случае,
сейчас. Он едва начал тратить свой последний заработок.
Пройдет еще год или два, прежде чем он начнет подыскивать
новую работенку. Но и тогда ему не придется прислуживать Белл
Данамато или кому бы то ни было другому.
Она тем временем говорила:
- Как я поняла, вы человек свободной профессии и
можете...
- Какой именно свободной профессии? Она раздраженно
пожала плечами.
- Откуда я знаю? Искатель приключений, солдат удачи,
называйте как хотите.
- Нет уж, это вы так меня называете. Но вы заблуждаетесь.
Прощайте, миссис Данамато.
Он повернулся и едва не врезался в толстуху, облаченную в
цветастое платье, которая тащила поднос с двумя бокалами. Они
затоптались друг против друга. Столкновения удалось избежать,
и Гроуфилд направился обратно к застекленной двери.
- Хотя бы выпейте! - окликнула его Белл Данамато. Он не
остановился, и тогда она спросила: - Неужели вам даже не
любопытно?
На это стоило ответить, Гроуфилд развернулся на дорожке,
на полпути между столом и домом. Он уже смотрел на Белл
Данамато сквозь зелень, будто они были двумя статистами в
тропической версии "Алисы в стране чудес".
- Меня разбирает любопытство, - признался он. Толстуха
так и застыла на месте, озадаченно переводя взгляд с
Гроуфилда на Белл Данамато и обратно. - Жаль, я так и не
узнаю, в чем тут дело, - продолжал Гроуфилд. - Но меня
встретили с собакой и ружьем, обыскали и еле пропустили,
только потому что у меня не оказалось при себе оружия, А
теперь еще вы собираетесь целый час играть в крокет, прежде
чем сообщите мне, в чем тут дело. Мне это не по нутру. Так и
кажется, что вы хотите нанять себе в слуги разбойника, а я ни
то, ни другое. До свидания, миссис Данамато.
Она крикнула вслед что-то еще, но Гроуфилд не услышал. Он
прошел в стеклянную дверь, затем пересек весь дом и зашагал
по подъездной аллее к "форду". Никто его не преследовал,
нигде не было ни души, хотя Гроуфилду так и казалось, что в
любую минуту из-за угла может выскочить немецкая овчарка,
норовящая вцепиться ему в глотку.
В "форде" было жарко, как в печи, к раме окна и не
прикоснуться - так разогрелась. Чемодан Гроуфилда, лежавший
на заднем сиденье, вроде бы, никто не трогал, хотя это,
наверное, не имело значения, поскольку там все равно не было
ничего, кроме одежды и туалетных принадлежностей.
Гроуфилд завел машину, объехал по алее вокруг дома и
снова оказался на темной дороге в джунглях. В салоне тотчас
стало прохладно, а сорочка, в тех местах, где ее пропитал
пот, сделалась холодной и мокрой.
Он добрался до грунтовой дороги, свернул налево и проехал
четыре десятых мили обратно, до шоссе 135. На развилке
Гроуфилд остановился, и тут открылась дверца с пассажирской
стороны. Откуда ни возьмись появился улыбающийся бородач,
босоногий, в грязных, некогда белых брюках и некогда белой
сорочке, с громадным вороненым автоматическим "кольтом" сорок
пятого калибра; он влез в машину и захлопнул за собой дверцу.
Улыбка обнажила его блестящие безупречные зубы. Бородач
сказал:
- Сверни направо, верзила.
- Никаких попутчиков, - ответил Гроуфилд. - Ты что, не
видел знак?
Бородач продолжал улыбаться.
- Не создавай мне неудобств, дорогой, - сказал он. - Мне
